Михаил Хазин: Распад

Родился в 1962 г. В Москве. Окончил Механико-математический факультет МГУ. Экономист, публицист. Президент компании экспертного консультирования «Неокон». В 1997 – 2001 гг. совместно с Олегом Григорьевым и Андреем Кобяковым разработал теорию современного экономического кризиса.

Основной действующий механизм распада мира на валютные зоны в нашей теории прописан достаточно чётко: снижение совокупного спроса в связи с невозможностью его поддерживать на уровне, существенно превышающем реально располагаемые доходы населения, приведёт к падению уровня разделения труда. Это, в свою очередь, уменьшит добавленную стоимость, создаваемую в экономике, что сделает нерентабельным поддержание глобальной инфраструктуры мировой системы разделения труда. И, соответственно, она распадётся на более «дешёвые» с точки зрения обслуживания фрагменты.

Но это, так сказать, обобщённая модель. А вот как это всё будет происходить на практике, кто и как своими естественными действиями будет провоцировать распад мира на валютные зоны? И вот здесь можно тоже дать некоторые пояснения и объяснения.

Как рассказал нам Сергей Егищянц (со ссылкой на официальную статистику, разумеется), подавляющую часть прибылей компаний из индекса S&P500 дали всего четыре из них. С точки зрения теории кризиса это естественно: поскольку дальнейшее расширения рынков невозможно, не получается и углубление разделения труда (то есть интенсивный рост), что влечёт за собой кризис падения эффективности капитала. То есть вложения есть, а отдачи от них (прибыли) – нет.

Кто-то скажет, что это не совсем верно, поскольку совокупная прибыль индекса всё-таки вполне приличная, и, таким образом, речь идёт только о перераспределении денег между компаниями. На это, однако, есть серьёзное возражение, которое состоит в том, что необходимо учитывать глобальную прибавку к прибыли, связанную с эмиссией. И, таким образом, мы получаем примерно такую картину: совокупная прибыль падает, но некоторые компании это компенсируют за счёт доступа к эмиссионным деньгам.

Дальше можно рассуждать, кто и как это делает, но это уже не совсем теория кризиса. Мы же пока в очередной раз отметим, что в этом месте теория хорошо подтверждается на практике. И именно здесь можно отметить один практический механизм, который как раз и может обеспечить достижение описанного выше теоретического вывода. Итак, рассмотрим типовую страну (или регион), которая включена в мировое разделение труда и имеет как экспортные, так и импортные потоки. Уровень жизни в стране постепенно падает, поскольку экспортные потоки хиреют, как и внутренняя поддержка спроса. Возникает вопрос: как их компенсировать?

Естественный вариант – начать импортозамещение. В нормально растущей мировой экономике это далеко не всегда возможно: инвестиции в создание собственного производства велики, внутренние рынки для их компенсации недостаточны, да и правила ВТО запрещают их закрывать для импорта. При этом мировые лидеры не дремлют и заваливают ваш рынок современными образцами, в то время как вы серьёзно отстаёте. В общем, овчинка не стоит выделки.

Совсем другая ситуация в условиях кризиса падения эффективности капитала. Новинки появляются достаточно редко, и, что самое главное, они не такие уж новинки. Кроме того, у людей денег становится всё меньше, и они начинают смотреть не столько на новизну и прибамбасы, сколько на длительность работы и эффективность. Наконец, стоимость производственной базы всё время падает: купить завод становится всё проще и проще. А защита своих рынков может осуществляться в том числе за счёт девальвации национальной валюты.

Для примера возьмём современную Россию. Совокупный импорт составляет здесь примерно 400 миллиардов долларов в год. Предположим (точный анализ я не проводил -- возможно, что и больше), что половину этих денег можно закрыть импортозамещением. Тогда мы получим двойную картину: с одной стороны, российские производители получат на 200 миллиардов прибыли больше, а с другой – потребители на существенную часть этих же 200 миллиардов повысят свою покупательную способность (поскольку зарплату получат). Согласитесь, не так уж плохо!

А теперь – какой объём инвестиций мы сможем при этом «проглотить»? Если исходить из доходности в 10% (что не так уж и мало в нынешних условиях), то в России сегодня можно смело вкладывать в импортозамещающие производства 2 триллиона долларов! При этом часть этих денег можно взять на внутреннем рынке, а со временем практически полностью перейти к рублевому обеспечению этого оборота. Вот вам, кстати, и рублёвый финансовый центр, о котором столько говорят в Кремле и нашем правительстве, только воз и ныне там.

Аналогичная ситуация, только в иных масштабах, имеет место во многих странах мира. Но при этом нужно понимать: если мы отказываемся от импорта, то кто-то недополучает прибыль! И, соответственно, содержать разного рода затратные инфраструктурные объекты ему становится всё сложнее и сложнее. При этом отказаться от предложенной схемы для национальных правительств становится всё сложнее и сложнее, поскольку это реальный инструмент компенсации жизненного уровня населения, а население игнорировать политики никак не могут, иначе и власть можно потерять! Ну, точнее, какое-то время, конечно, игнорировать будут, но, в конце концов, решение всё-таки принимать придётся!

Но как только такой процесс входит в полную силу – надеяться на сохранение единой системы разделения труда и единых финансовых рынков становится не просто сложно, а практически невозможно. Рынки начнут стремительно фрагментироваться, и хорошо, если этот процесс завершится на уровне 5-6 крупных кластеров. Не исключено, что дальше начнут распадаться и они. Впрочем, это уже находится за пределами обсуждения данного текста.

Михаил Хазин: Распад "глобального мира": как это будет

Распад "глобального мира": как это будет