Европа: революция сверху ('The Guardian', Великобритания )

'The Guardian', Великобритания

Европа: революция сверху

Автор: Этьен Балибар
Дата публикации: 23-11-2011

Французско-немецкий «директорат»: Николя Саркози и Ангела Меркель. Фотограф: Дэвид Рамос / Getty Images 

После отставки правительств Греции и Италии и неудачи, которую потерпело на воскресных выборах испанское правительство, пора задаться вопросом: а что же происходит в Европе? Следует ли рассматривать эти инциденты как незначительный эпизод кадровых перестановок политиков, которые не сумели справиться с финансовым кризисом? Или мы пересекаем некий рубеж в развитии нынешнего кризиса, который необратимо повлияет на существующие структуры Евросоюза и их легитимность? Несмотря на всю неопределенность ситуации, самое время рискнуть и дать свои оценки.

Немногое можно сказать о предвыборных мероприятиях (как, например, о том, что произойдет во Франции через полгода). Очевидно, что избиратели возлагают ответственность за растущую социальную нестабильность, с которой сталкивается большинство граждан в странах ЕС, на свои правительства. Ясно, что у избирателей мало иллюзий относительно возможных преемников (хотя никто и не отрицает, что, по крайней мере, на данный момент понятно, почему Марио Монти, пришедший на смену Сильвио Берлускони, бьет все рекорды популярности).

Гораздо большее беспокойство вызывает эволюция учреждений ЕС. Отставки в ответ на давление рынков, заставляющих стоимость займов расти или снижаться, появление немецко-французского «директората» в рамках Евросоюза, воцарение посредников, связанных с международной финансовой системой, назначенных и контролируемых МВФ, — все это не может не вызывать споров и эмоций, озабоченности и оправданий.

Повсеместно звучит тема «комиссарской диктатуры», которая временно приостанавливает демократию, чтобы сохранить возможность ее дальнейшего существования. Эта идея была высказана еще Жаном Боденом (1530-1596) на заре формирования понятия «государства», а затем развита в работах Карла Шмитта (1888-1985). «Комиссары» в сегодняшнем понимании не являются офицерами или судьями, сегодня они должны быть экономистами. Именно об этом пишет обозреватель Le Figaro в выпуске от 15 ноября:

«Круг обязанностей и срок их мандатов (Марио Монти и Лукаса Пападемоса) должен быть достаточно большим, чтобы они добились результатов. Однако и то, и другое должно иметь границы, чтобы гарантировать возвращение к демократической законности при благоприятных условиях. Мы не можем допустить, чтобы говорили, что народы Европы - это лишь фундамент, на котором держится все здание Евросоюза».

Этому определению я бы предпочел другое, а именно — «революция сверху», которую пытаются провести лидеры доминирующих наций, а также управляющие структуры Брюсселя и Франкфурта под давлением обстоятельств, т.е. из-за предсказываемого краха единой валюты. Мы знаем, что это понятие, введенное Бисмарком (1815-1898), означает такое изменение структуры общества, при котором баланс сил между обществом и государством, между экономикой и политикой ведет к необходимости разработки и реализации превентивной стратегии самими господствующими классами.

А разве сейчас происходит что-то другое? Мы видим, как сведена на нет парламентская демократия, как устанавливается бюджетный и финансовый контроль, как во имя неолиберализма банковские ставки становятся священной коровой. Безусловно, все эти изменения прорастали и формировались в течение достаточно долгого времени, но они никогда не были востребованы как часть новой конфигурации политической власти. Значит, не так уж и не прав был Вольфганг Шойбле, называя грядущие выборы президента Европейского Совета на основе всеобщего избирательного права «настоящей революцией», которая придаст новой системе ореол демократии. Только революция уже началась или, по крайней мере, существует в набросках.

Давайте все же не будем скрывать, что успех данной инициативы далеко не гарантирован. На пути к этому стоят три препятствия, суммарное воздействие которых может привести к обострению кризиса и, следовательно, к концу Европы как коллективного проекта.

Первое заключается в том, что никакое изменение конфигурации по определению не в состоянии восстановить доверие рынков — вот ключевые слова для прекращения спекуляций, так как спекуляция сама по себе процветает за счет рисков банкротства и возможности получения быстрой прибыли. Именно это лежит в основе распространения деривативов и доходности спредов по государственным долговым облигациям. Инвестиционные учреждения, которые питают теневую банковскую систему, стремятся «вычерпать» национальные бюджеты, а банки вынуждены полагаться на государство (и налогоплательщиков), на случай если возникнет кризис ликвидности. Но все эти игроки составляют единую финансовую цепочку. До тех пор пока все согласны с такой долговой экономикой, которая сегодня полностью регулирует все наше общество, не может возникнуть жизнеспособное решение. Впрочем, современное управление не допустит такой возможности, пусть даже это уничтожит любую перспективу роста на неопределенное время.

Вторым препятствием является усиление внутренних европейских противоречий. Мало того, что у нас теперь двухуровневая Европа, которая вскоре может быть преобразована в трех- или четырехуровневую, угрожающую рухнуть в любой момент. Некоторые из стран, не входящих в еврозону, — это восточноевропейские субподрядчики немецкой промышленности — будут искать более тесной интеграции, в то время как другим (и прежде всего Великобритании), возможно, придется прервать или приостановить свое участие в Евросоюзе, несмотря на свою зависимость от единого рынка.

Что касается санкций, которыми нужно наказывать «двоечников» жесткой бюджетной экономии, думать, что такие санкции будут применены только к периферийным странам, — это иллюзия. Достаточно всего лишь взглянуть на результат применения такой политики в отношении Греции, из которой выкачали все ее жизненные силы и которая находится теперь на грани бунта. Представьте, что было бы, если бы такой «рецепт» был применен ко всей Европе.

И последнее, но не менее важное препятствие — немецко-французский директорат, уже пошатнувшийся в результате разногласий по поводу роли Европейского Центробанка. У него очень мало шансов стать крепче после таких испытаний, несмотря на интересы избирателей своих стран, в особенности избирателей французского президента.

Но самым сложным препятствием на пути преодоления кризиса будет общественное мнение. Без сомнения, шантаж в виде предупреждений о хаосе и постоянная угроза снижения рейтингов может временно парализовать демократические рефлексы. Но нельзя бесконечно откладывать необходимость получения общественного одобрения на проведение реформ, хоть и ограниченных, ведь их нужно будет включать в пересмотренные договоры ЕС. И любые консультации по этому вопросу, вероятнее всего, будут иметь неприятные последствия, как это было в 2004 году. Так кризис стратегии развития сопровождается уже развившимся кризисом представительной власти.

В этих условиях мы не должны удивляться тому, что стали раздаваться критические голоса. Впрочем, они, как правило, противоречат друг другу. С одной стороны находятся те (как Юрген Хабермас), кто выступает за усиление европейской интеграции, в то же время утверждая, что это будет эффективным только в случае тройной «редемократизации»: восстановление в правах политики за счет снижения роли финансов, передача полномочий по принятию централизованных решений в руки сильного парламента, восстановление идеи солидарности и уменьшения неравенства между европейскими странами.

С другой стороны, находятся те (особенно французские теоретики деглобализации), кто рассматривает появление новой модели управления как кульминацию процесса,  заставляющего «суверенные» народы подчиниться наднациональным структурам, что послужит лишь интересам неолиберализма и собственной стратегии «накопления через изъятие». Первые — явно недееспособны, а вторые находятся в опасной близости от слияния с потенциально ксенофобским национализмом. 

Тогда главным становится вопрос, в каком направлении пойдет восстание граждан против диктатуры рынков, которые обеспечивают рычагами управления правительства, как было недавно объявлено Жан-Пьером Жуйе. Обернется ли это против управления не знающими границ долгами стран или против самого Европейского проекта, как лечение, оказавшееся хуже болезни?

Будет ли это попыткой создать альтернативную власть, которая будет не только конституционной, но и независимой, а в случае необходимости и мятежной там, где борьба с кризисом приведет юридически и де-факто к концентрации власти? Удовлетвориться ли эта власть требованиями воссоздания традиционного национального и социального государства, пожираемого сегодня долговой экономикой, или это будет попытка поиска  социалистических или интернациональных альтернатив, чтобы заложить базис для глобальной экономики, основанной на активности и деятельности, в которой Европа будет всего лишь провинцией?

Можно поспорить, что в Европе и дальше будет распространяться неравенство и последствия спада (особенно безработица), что и станет решающими факторами при ответе на эти вопросы. Но именно интеллектуалы и активисты, а также их способность к анализу и негодованию обеспечат (или не обеспечат) знаковые возможности для революции.