Какой мир строят мировые элиты. Три главных удара по человечеству. Андрей Фурсов

В прошедшем году было очень много всего, но, я думаю, что главным таким событием, содержательно главным, фоновым событием – это была развёрнутая в глобальном масштабе социальная война верхов против низов. Когда-то, в 90-е годы, Кристофер Лэш, американский социолог, запустил термин «восстание элит». И книжка у него такая была «Восстание элит». Речь шла о том, что после того, как примерно с десятых годов ХХ века, и кульминация – это Октябрьская революция 17-го года, шло наступление масс, где-то на рубеже 60-70-х годов оно стало пробуксовывать, и развернулось контрнаступление элит.

И развернулось оно потому, что уже на рубеже 60-70 годов капиталистическая система зашла в тупик. Это прекрасно понимали на Западе. Они прекрасно понимали, что нужно менять строй, что дальнейшее промышленное и демократическое развитие политической системы приведёт к усилению рабочего класса, верхушки рабочего класса и среднего слоя. И с этим нужно что-то делать. Но пока существовал Советский Союз, решить эту проблему было невозможно. Поэтому сначала Советский Союз, советскую номенклатуру, жадную, тупую советскую номенклатуру втянули по линии Римского клуба в глобальные игры. А затем в 80-е годы, найдя в самом Советском Союзе те силы, которые стремились изменить социально-экономический строй, вот эти действия вот этого двойного субъекта внутри, советского и западного, Советский Союз разрушили.

Разрушение Советского Союза привело к тому, что Запад, капиталистическая система, получил 15-20 «жирных» лет. Это время было, когда грабили бывший социалистический лагерь, и на этом наживались. Однако, кризис 2008 года пришёл… Он был отложен, он должен был случиться в 93-95 годах, по прогнозам западным же и советским. Был такой замечательный у нас прогнозист, учёный, вообще, потрясающая личность – Побиск Кузнецов. Так вот, он в 82-м году написал для Андропова прогноз, согласно которому в 93-95 годах должен был разразиться такой кризис, после чего капиталистическая система в том виде, в котором она существовала 20 лет, существовать прекращала. Я не знаю, дошёл ли он до Андропова, но до западных аналитических центров он точно дошёл. Так вот, кризис был отодвинут до 2008 года, а затем он произошёл, и стало понятно, что система сыпется.

Кризис «залили» деньгами, которые после этого перестали быть деньгами. Потому что если у меня… Ведь деньги – это не бумага, это некий инструмент. У денег есть пять функций. Так вот, если я могу напечатать триллион долларов и запустить их, то это уже не деньги, не финансы. Это уже нечто другое. И именно в 2008 году финансовый капитал превращается в финансиализм. То есть в вещь, которая уже связана не с деньгами, а с волей тех, кто крутит машинку. И стало совершенно понятно, что капитализм должен окончательно превратиться во что-то другое. Но для этого нужна ситуация, когда есть два конкурирующих центра. Советского Союза нет, значит, нужно создать некое такое напряжение. И в 7-8 годах на западе был разработан эволюционный план перехода к посткапитализму.

В основе этого плана лежали Соединённые штаты, сохранение их как кластера транснациональных корпораций, а отчасти как государство. И план был рассчитан эволюционный на 16 лет. 8 лет – Обама. 8 лет – его сменщица Клинтон. В основе этого плана лежало создание двух трансокеанских сообществ. Трансатлантическое и Транстихоокеанское. Эти сообщества должны были конкурировать между собой и, таким образом, создать новую динамику развития системы, которая плавно переросла бы из капитализма в посткапитализм. А верхушка сохранила бы свои позиции и в поскапиталистическом обществе.

Причём вот эти два трансокеанских сообщества планировались таким образом: в них создавались мега-корпорации, которые господствовали бы над государствами. Например, в Транстихоокеанском сообществе их система правил, их «Конституция» взяла за образец отношения Ост-Индской компании с индийскими княжествами. Только теперь роль Ост-Индской компании отводилась корпорациям, а роль индийских княжеств – государствам. То есть речь шла о приватизации юридической сферы, о приватизации государства как такового. Но гладко было на бумаге.

В 2016 году появляется Трамп. Те силы, которых не устраивал такой вариант, при котором господствовали бы платформы типа Гугл, Майкрософт и т.д., провели своего кандидата. И одна из первых вещей, что сделал Трамп, он напрочь поломал, так, что восстановить невозможно, и Транстихоокеанское, и Трансатлантическое сообщества. Тем силам, которые вели когда-то Обаму к власти, стало совершенно понятно, что Соединённые штаты не могут быть базой эволюционного перехода. Нужно что-то другое, и Соединёнными Штатами придётся пожертвовать. И возник вопрос, как снять те противоречия, которые обычно в истории капитализма снимались мировыми войнами.

Мировая война невозможна с точки зрения наличия ядерного оружия. Этот вариант невозможен. Но мировая война – это вид социальной катастрофы. Кто сказал, что война вот такая «горячая» – это единственный вид социальной катастрофы? Бывают и другие виды. Например, в 2010 году Аттали, когда его спросили, какие есть факторы, которые могут облегчить переход к новому мировому порядку. Он сказал, факторы самые разные, и среди факторов назвал пандемию, например. То, что было объявлено в качестве пандемии… Причём, обратите внимание, недавно ВОЗ сделала заявление, что они не объявляли пандемию официально. Это было неофициальное мнение… То есть они открестились. То есть все претензии правительствам, ВОЗ не при чём. Но, тем не менее, именно ВОЗ объявила пандемию. И правительства, за исключением Швеции и Белоруссии, все взяли под козырёк.

Происходящее в последние два года – это средство социальной войны верхов против низов. Это уже не просто восстание элит. Это самая настоящая социальная война. Определённая часть мировой верхушки – это, прежде всего, те, кого называют эксистами. Такой термин появился от английского слова «access», доступ, это корпорации, которые контролируют социальные сети. То есть это Майкрософт, это Эппл, это Амазон и другие. Каковы её цели? Первое, это установление контроля над невещественными факторами производства. Поведение, потребности, ценности, образы. Это то, чем занимаются так называемые социально-цифровые платформы. Вторая задача – экспроприация того овеществлённого труда, капитала, который есть у малого и среднего бизнеса. Как это сделать? Делается это очень просто – с помощью… Одна версия – это стейкхолдерский капитализм Шваба, вторая – инклюзивный капитализм, ротшильдовская программа. То есть, на самом деле, под видом капитализма для всех капитализм обнуляется. Кто-то скажет: «Да, странная вещь – капиталисты обнуляют капитализм?» Да, потому что капитализм как система своё отработал, и для сохранения власти и привилегий нынешней капиталистической верхушке нужно превратиться во что-то другое.

Третий момент. Это подрыв экономической базы рабочего и среднего слоя посредством «зелёной» экономики. Да! И подрыв позиции промышленного капитала, который является конкурентом финансиалистов. И если мы вспомним, социальной опорой Трампа был, прежде всего, промышленный капитал. Когда Трамп говорил, что «мы должны вернуть величие Америке»… Великая Америка – это промышленная Америка 30-80-х годов. Вот он и хотел вернуть те силы, которые были в выигрыше, которые пришли к власти на волне нового курса Рузвельта. И вот «зелёная»… Что такое «зелёная» экономика, «зелёная» повестка? Это резкое уничтожение значительной части промышленности. Причём, она опускает целые слои. И опускает целые страны. Например, вводятся налоги на борьбу с антропогенными изменениями климата. Для таких стран, как Мексика, Алжир и Нигерия, это просто катастрофа. А вот, например, для Норвегии или Швеции, которые ударники вот этого перехода к «зелёной» повестке, это фиолетово… Потому что у них энергетика – это ГЭС и АЭС, ну и чуть-чуть угля, который не играет роли. Поэтому они очень легко могут выступать за «зелёную» повестку. То есть «зелёная» повестка должна отбросить в далёкое прошлое значительную часть человечества и значительную часть социальных слоёв, нижних, на самом пост-Западе.

Следующее средство реализации, цель этой социальной войны. Это социальная атомизация. Она совершенно разная. Запускается «мета-вселенная». Мы сидим дома, и мы разобщены, но путешествуем вот в этих виртуальных мирах. Ну, и наконец, последнее. Это сокращение потребления. Резкое сокращение потребления. У Шваба, в его книге, которую он написал в соавторстве с Маллере… Ну, я думаю, писал там Маллере, а Шваб просто поставил фамилию. Потому что он производит, вообще, впечатление старого маразматика, который уже ничего не может совершенно, но он – знаковая фигура. Говорящая голова… Так вот, у него есть такой термин «degrowth». Growth – это рост. Degrowth – это не рост, это антирост. И он говорит, что нужно перейти от роста к неросту. Причём, абсолютно цинично и иезуитски говорит, что «можно потреблять меньше, но жизнь будет более счастливой». Что это за счастливая жизнь? Значит, более развитым странам, ну, Западу, он обещает японификацию. То есть они должны снизиться до уровня, в котором Япония оказалась в конце 90-х годов, после того, как американцы с одного удара, по принципу каратэ, её вырубили. Остальным странам, России в том числе, он обещает патагонизацию. Патагония – это такая бедная часть Аргентины. Патагонизация – это вот то, что обещается. Вот эти 5 целей.

Какие средства? Средство первое - это медикализация жизни. Второе – борьба с антропогенным воздействием на климат. И третье – цифровизация. То есть всё вместе, я это назвал в одной из своих статей, био-эко-техно фашизм. Естественно, термин «фашизм» употребляется здесь не в строгом научном смысле слова. Потому что фашизм в строгом смысле был в муссолиниевской Италии. В Третьем Рейхе был нацизм. Это ещё хуже, чем фашизм. Хотя, как сказал бы товарищ Сталин, «оба хуже». Так вот, эти три «всадника» – медикализация, борьба с климатическими изменениями и цифровизация – это и есть главные направления ударов глобальной социальной войны, которая заняла место мировой войны между государствами.

Цифровизация… Не обеднение, резкое обеднение. Цифровизация может обеспечить, например, виртуальный мир – сиди у себя в квартире, живи на базовый доход и погружайся в виртуальные миры, думай, что ты путешествуешь. Но самое главное, цифровизация уничтожает государство. Потому что вот эти цифровые экосистемы, типа нашего Сбера, который, кстати, пролетел со страшной силой, так же как и «Роснано»… Цифровизация обнуляет государство. При цифровизации государство как таковое уже не нужно. Это скорлупа, на которую можно вешать всех собак. Поэтому, я думаю, цифровики не будут отменять государство, они будут на него вешать всех собак. Вот государство будет отвечать.

Как бы мы не относились к современному государству, даже в ультракапиталистических странах. Тем не менее, государство в современном мире – это теоретически, я подчёркиваю, теоретически единственная защита маленького человека перед лицом корпораций. Причём оно будет защищать маленького человека не из-за него самого, а из-за своих интересов. Потому что государственная бюрократия, пространство государственной бюрократии в мире как шагреневая кожа, сжимается, его давят корпорации. И поэтому тот же Шваб и говорит, что в мире цифровизации не будет никакого государства. Поэтому меня «умиляет» решение, которое было принято у нас в середине октября. Его озвучил вице-премьер Чернышенко, что «у нас будет создан центр изучения Четвёртой промышленной революции, и мы будем реализовывать глобальные проекты Всемирного экономического форума». Один из этих проектов – уничтожение государства. У нас центральная власть – главный начальник наш – провозглашает: «Мы боремся за суверенитет во всех областях!» А тут же часть чиновничества подписывает договор: «Мы будем вместе со Всемирным экономическим форумом реализовывать глобальные проекты!» Один из глобальных проектов, главных – это уничтожение государства.

Кроме того, есть ещё одна вещь. И причём, нужно говорить не просто о цифровизации, а о биоцифровизации. В своё время, как только Шваб вылез с идеей Четвёртой промышленной революции, его разнесли. Со страшной силой. На Западе. И объяснили ему, что при таких темпах роста, которые демонстрирует нынешняя мировая экономика, самые низкие за последние 100-120 лет существования мировой экономики… Ни о какой: ни о промышленной, ни о революции речи быть не может. Но они, что называется, попали пальцем в небо. Дело в том, что Шваб объяснил, что он имеет в виду под Четвёртой промышленной революцией. Он сказал следующее, «если первые три промышленные революции – это то, что мы делаем с миром, человек делает с миром, вы делаете с миром. Четвёртая промышленная революция – это то, что делают с вами. И дальше я цитирую почти дословно. Шваб говорит: «Если вы принимаете что-то внутрь и становитесь генно-модифицированным, то меняется ваша идентичность». То есть «Четвёртая промышленная революция – это изменение генома человека, это создание другого типа человека». То, что хотят сделать трансгуманисты. Мне это очень напоминает в фильме «Властилин колец», во второй части Саруман, а в третьей – орк Готмог кричат: «Закончилась эпоха людей! Начинается время орков!» Вот то, что хочет сделать… Ну, не Шваб, а те силы, которые стоят за Швабом, это превратить людей в орков.

Подписываться под Четвёртую промышленной программу – это подписываться под разрушение традиционных ценностей. Консервативных, которые объявлены у нас неприкосновенными. И второе – это разрушение государства. Ну, и кроме того, цифровизация в перспективе – это, конечно, уничтожение наличных денег. Вот это совершенно понятно. Ну, я думаю, что вот в России, если это и произойдёт, то это произойдёт в последнюю очередь. Потому что чёрным налом в России пользуется половина правящего слоя, и просто так они эту зону не отдадут. Поэтому здесь наше спасение в вороватости. Кстати, то же самое и с цифровизацией. И с Четвёртой промышленной революцией. Я иногда нашим таким людям, которые это критикую, и правильно критикуют, кричат: «Сатанисты! Всё переделают…» Вы знаете, у меня единственная надежда на то, что вот эта публика… Они всё развороют просто! И поэтому не останется средств ни на Четвёртую промышленную революцию, ни на что остальное. Надежда на вороватость этих людей. И, кроме того, надежда на вязкость русской жизни. В своё время Победоносцев сказал: «Россия – тяжёлая страна. В ней ни революция, ни контрреволюция до конца не проходят. Поэтому результат и той, и другой примерно одинаков». Так что, надежда… острожная надежда есть на это!

Я – не специалист, но знаю, что в опыты по изменению генома человека вкладываются. Особенно рокфеллеровские структуры. И причём вкладываются они в это с конца XIX века. Деньги на евгенические проекты в 20-30-е годы давали Рокфеллеры. Люди Рокфеллеров приезжали в 30-е годы в Россию, в советскую Россию. И их очень интересовали опыты Павлова, опыты пересадки… Собаке пересаживали две головы. Их очень это интересовало. Затем евгеника себя скомпрометировала в Третьем Рейхе. И под другим названием Рокфеллеры это всё продолжали. Вообще нужно сказать, что у Рокфеллеров практически монополия на финансирование медицинских исследований всего того, что связано с человеком в США. Они очень рано туда вложились. Кстати, это очень интересно. Не только Рокфеллеры. Вот те семьи, которые создавали Федеральную Резервную Систему (ФРС). Мы знаем не все, но часть знаем. Практически все эти семьи вложились уже тогда, в 10-е годы ХХ века в изучение наследственности человека и проблемы её изменения. Как можно изменить геном, можно ведь изменить не геном, а можно изменить реакции человека. Есть такая вещь – филетическая эволюция. У нас такой исследователь есть – Беляев. Я не знаю, жив ли он сейчас… Но лет 10-15 назад он занимался в Новосибирске одомашниванием лис. В течение двух-трёх поколений выводились домашние лисы. Менялся не геном. Менялась реакция особи лисы под систематическим воздействием. Два-три поколения. И на определённый внешний стимул без изменения генома человек реагирует так, как это нужно. Это называется филетическая эволюция. Но повторяю, я – не спец. Поэтому мне не хотелось бы на эту тему рассуждать. Это должны делать специалисты.

Дело в том, что государство при цифровизации сращивается с корпорациями. И возникает принципиально новое образование. В 2006 году я написал статью, которая называлась «Корпорация-государство». В России я не смог её опубликовать. Я её опубликовал в 2006 году на Украине. «Эксперт», Украина. Под названием… Они назвали, правда, «Корпорация, оно же государство». Где я попытался объяснить, что происходит, прежде всего, на Западе, а отчасти и у нас, когда возникает принципиально новая форма государства, которая это государство растворяет в себе. Вот есть понятие «нация-государство». Здесь нация выполняет, хотя это существительное, функцию прилагательного. То есть «национальное государство». А это корпорация-государство. Ни в коем случае не путать с корпоративным государством! Корпоративное государство – это Третий Рейх. Это муссолиниевская Италия. Это Франко, Салазар... Это, как правило, право-авторитарный режим. Это такая попытка создания государство социального Собеса в право-авторитарном варианте. А корпорация-государство, его задача максимально отсечь от общественного пирога максимальное число людей.

Корпорация-государство – это как оса-наездник, которая откладывает свои яйца, сквозь хитиновый покров прокалывает какое-нибудь насекомое. Личинка там его ест-ест-ест. И когда она доедает его, вылупляется, вылетает новая оса. Так вот, то, что происходит на наших глазах, это объединение трёх форм. Корпорации, государства и так называемая «глубинная власть», о которой неслучайно заговорили. Именно «глубинная власть», потому что государство – штука формализованная. То есть возникает абсолютно новый феномен. И именно он будет, так сказать, если у них всё получится, обладать вот этой цифровой властью. Но здесь есть одна проблема. Вот эта социальная война, которую развернула часть верхов против низов, ударила и по определённому сегменту мировой верхушки, которой это очень и очень не понравилось. Именно эта верхушка выдвинула Трампа. Именно она сейчас спонсирует вот эти выступления масс против запретов на Западе. И кланы сталкиваются. Внешним проявлением этого становятся совершенно, вроде бы казалось, странные явления. Например. Недели две или три назад журнал Economist, который принадлежит семье Ротшильдов, опубликовал статью, в которой говорилось, что эпидемия закончится в 2022 году. И тут же буквально через неделю, как по отмашке, Гейтс то же самое сказал! Гейтс, который орал, что идут страшные эпидемии! Все умрём! Позор джунглям! И т.д. Он вдруг говорит тоже, « в 2022 году эпидемия закончится».

Здесь мы не знаем, почему это произошло? Нужно обладать инсайдерской информацией, но кое-какие догадки можно высказать. Ну, во-первых, часть денег уже заработана за последний этот год, и очень больших. Биг фарма заработала, будь здоров! Цифровые компании, Майкрософты, и все эти Безосы, Цукерберги тоже хорошо заработали. Это один фактор. Второе. Сопротивление оказалось значительно более мощным, чем предполагалось. Кроме того, одни заработали, другие не заработали. То есть, это нарушает мировой баланс. И очень может быть, что определённая часть мировой верхушки работает на то, чтобы вот эту форму социальной войны, которая ведётся на фоне эпидемии, её прекратить. И запустить что-то другое. Я думаю, что главным направлением удара будет, если победит эта часть, это будет климатобесие.

Собственно, когда развернулась в 2020 году эпидемия, когда… Точнее, не развернулась, а была объявлена! Это нужно очень чётко понимать. И вот даже, я уже сказал, что ВОЗ даже открестилась от того, что… «мы ничего не объявляли». Нас здесь не стояло… Так вот, я в мае 2020 года, в начале, на майских праздниках, сказал, что следующее после медицинской будет климатическая повестка. Я ошибся. Было запущено БЛМ в Америке, потому что нужно было валить Трампа. Нужно было решать проблему в Америке. Когда-то ультра-глобалисты полагали, что нельзя Америку валить раньше, чем они завалят Китай и Россию. Но получилось так, что Америка трамповского типа и тех сил, которые за ним стоят, это угроза ультра-глобализму. Значит, нужно завалить Америку. Ну, а потом думать, что делать с Россией и Китаем.

Так вот, климатическая повестка, чем она круче медицинской. Она позволит зачищать абсолютно весь мир, целые страны. Потому что, обратите внимание, эпидемия и всё, что с ней связано, прежде всего работает на Западе, Северная Америка и Западная Европа. Китай решил проблему. В России как-то всё это странно идёт.

Мировые элиты не едины. Так же как вот «мета-вселенная» была объявлена 29-го октября… Одна корпорация объявила, вторая – Майкрософт – 2-го ноября. Это был ответ на давление, на вот эти эксистские платформы, которые мы видели летом этого года. Я в своё время сказал, ну, вот сейчас эксисты и финансиалисты, чьими ширмами были Байден и Харрис, завалили Трампа. Но после победы над Трампом, после свержения Трампа, они начнут бороться между собой. И так оно и вышло. Развернулась атака на Цукерберга, на Майкрософт. И ответным ударом стало объявление «мета-вселенной». То есть мы сейчас увидим очень такую интенсивную борьбу различных группировок вверху. Причем, различных группировок, с одной стороны, представляющих различные этажи мировой экономики. Потому что верхний этаж – это эксистские платформы. Это действительно самое передовое, самое людоедское. Это контроль над человеком. Это не контроль над овеществлённым трудом, капиталом. Это даже не контроль над деньгами. Это контроль над человеком. Следующий этаж – это финансиалисты. Потом технотроника. И потом промышленность. Вот с промышленностью они, с промышленным капиталом, расправились. Теперь выяснение отношений будет между финансиалистами, эксистами и тем, что Бжезинский назвал технотроникой.

Кстати, сам Бжезинский незадолго до смерти сказал, что наступает глобальный хаос, и он продлится до 2026 года. Но я думаю, что он – большой оптимист, был. Я думаю, что вот эти 10 лет это и будут такие хаотичные движения. Потому что ни одна из вот этих группировок, эксисты, финансиалисты и технотронщики, сдавать свои позиции не будут. И биться они будут насмерть. Потом, когда-то, они договорятся. Например, как договорились буржуазия и землевладельческая аристократия после европейских революций 1848 года. Но здесь ставка выше, потому что тогда это был структурный кризис капиталистической системы, переход к промышленному индустриальному капитализму от раннего мануфактурного капитализма. Сейчас на кону стоит будущее посткапиталистическое общество. И вот здесь люди будут биться просто-просто насмерть. Причём, я хочу напомнить, что Шваб написал, что если хотя бы одна из крупных стран, США, КНР или Россия, выйдут из проекта, вот этого проекта, создания «новой нормальности», проект не реализуется. И смотрите, что происходит. Они попытались задвинуть Си Цзиньпина в 18-м году. Ничего не получилось. Чем сейчас занимается Си Цзиньпин? Он громит цифровиков китайских. Он понял, что это угроза китайской власти, что нужно самим создавать цифровое государство и задавить эти платформы. То есть вот здесь китайцы могут сделать потрясающую вещь. Они могут создать цифровое государство. То есть государство сохранится, но оно будет цифровым. То есть Китай – это 1:0 в пользу тех сил, которые противостоят этим процессам. Свергли Трампа – 1:1. И получается, остаётся Россия.

Странная ситуация возникает. Россия – это слабое звено, безусловно. Экономически слабое звено. То есть судьба проекта «новой нормальности» решается в слабом звене. Так же как в начале ХХ века. Россия была слабым звеном, и там прорвалось будущее. Но вот будущее вот с таким лицом, с каким оно прорвалось. Сейчас ситуация повторяется, поэтому, я думаю, в ближайшие 5-6 лет Россия будет плацдармом, зоной, ожесточённейшей схватки за будущее. И то, как сложится борьба здесь, определит то, кто выиграет, какая часть… Каким будет будущее. Оно будет, ну, совсем людоедским, с эксистско-финансиалистским лицом или там что-то будет другое. Очень может быть, что мир пойдёт в будущее совершенно разными путями. Кстати, выходов из феодализма было ровно три. Немецкий, французский, английский. Самый зверский был английский. Немецкий и французский были мягче. Так что, мы вступаем в очень-очень опасное, но в очень интересное время. И я думаю, что вот то, что будет сейчас в ситуации с так называемым трансфером или транзитом 24-го года. Вот здесь я думаю, нас ждёт очень много исторических сюрпризов.