Классическая американская песня называется «Шестнадцать тонн». Шахтёр поёт, что копает изо дня в день свою норму, но не становится богаче, а только всё глубже влезает в долги.
Сюжет песни разворачивается в годы Великой депрессии, когда безработица вынуждала шахтёров в США соглашаться на кабальные условия труда. Песню написал мало кому известный у нас Мерл Тревис, а популярной она стала, когда её начали петь главные американские певцы, включая, например, Джонни Кэша:
https://ru.wikipedia.org/wiki/...
https://www.youtube.com/watch?...
Из отечественных исполнителей «Шестнадцать тонн» в свой репертуар включал, к примеру, Андрей Макаревич, только в его русифицированной версии речь шла про американских лётчиков, которые бомбят СССР.
Вот краткая суть оригинального текста песни: я сильный, но тупой, поэтому работаю на шахте, и выдаю каждую смену норму в 16 тонн угля. Все деньги уходят на покупки в магазине шахты, а в итоге я остаюсь ещё и должен. Если вы попробуете со мной подраться, вам крепко не поздоровится.
В тот период шахтёрам платили большую часть зарплаты талонами, которые они могли отоварить только в магазине шахты, где, разумеется, были неприлично высокие цены. Вырваться из этого замкнутого круга стало возможно только после окончания Великой депрессии, когда в избытке появились новые рабочие места, и шахтам пришлось конкурировать за шахтёров.
Сейчас, я знаю, в комментарии придут хранители мёртвого льва, чтобы рассказать нам, как плох капитализм, и как сытно жили шахтёры под мудрым взглядом товарища Сталина. Сейчас у меня нет душевных сил, чтобы подробно объяснять очевидные вещи, поэтому ограничусь констатацией исторического факта: как бы сильно ни ударила Великая депрессия по рабочим США, положение советских рабочих в тот период всё равно было неизмеримо более тяжёлым, а «работа за талоны» была нашей реальностью вплоть до большой катастрофы 1992 года.
Так вот, по поводу стахановского движения и Андре Жида, который упомянул про группу французских шахтёров, случайно повторившую в СССР стахановский рекорд. Как справедливо заметил в комментариях vladimir_akinin, само название песни «Шестнадцать тонн» указывает на стандартную американскую норму тех лет — 16 тонн угля за смену. Для сравнения, до установки рекорда нормой для Алексея Стаханова были… 7 тонн. В два с лишним раза меньше, чем у американских шахтёров.
При помощи разделения труда, эксплуатации техники на износ и звероподобного напряжения сил Алексей Стаханов сумел разово выдать на поверхность значительно больше угля, однако слова из песни всё же не выкинешь. Даже в 1935 году, когда отставание СССР не было ещё таким значительным, наши шахтёры уже работали вдвое медленнее, нежели их американские коллеги.
Причины советского отставания были вполне очевидными: плохая организация работы, ломкая техника, полное отчуждение рабочих от результатов своего труда. Советские власти понимали проблему, но, к сожалению, вместо рекомендованного врачами лекарства, — возврата частной собственности, — было выбрано лекарство нерабочее, власти решили «доить корову чаще». Самых сильных работников подстрекали щедрыми (по советским меркам) пряниками на ударный труд. «Стахановы» выполняли заведомо недостижимую для обычных рабочих норму, после чего обычных рабочих пытались заставить повторять их дутые подвиги. Обычные рабочие, разумеется, выдавать стахановскую норму не могли: и потому, что талант с физической силой у всех разные, и потому, что исправного оборудования с грамотными подсобными рабочими на всех не хватало, и потому, что разовый рекорд нельзя было повторять ежедневно.
Кстати, и эта практика пришла в СССР из Российской Империи. Хоть железная дорога и улучшила в целом положение российских крестьян, дав им дополнительные возможности и для заработка, и для продажи хлеба, однако методы, при помощи которой железная дорога прокладывалась, бывали временами весьма жестоки, чтобы не сказать грубее. Так, например, в индикаторные землекопы, — я не помню, как этот термин звучал в XIX веке, — старались брать крепких, хорошо физически развитых парней, чтобы те выдавали запредельную для других норму. Обычным землекопам приказывали работать наравне с этими крепкими парнями, после чего те быстро теряли от непосильного труда здоровье и увольнялись.
Уже к концу XIX века такая тактика перестала работать окончательно: в Российской империи появились экскаваторы, прочая сложная техника. Эксплуатация рабочих на износ и хоровое пение корпоративных гимнов показали себя неэффективными: на их место пришла нормальная организация труда.
В советское время был анекдот на эту тему.
— Сидоров, стреляй!
— Не могу, товарищ политрук, патроны кончились.
— Сидоров, вспомни, ты же коммунист!
И вновь застрочил пулемёт…
Условный фрезеровщик Сидоров может хоть светиться электричеством от мотивации, но без «патронов», — без исправных современных станков, без своевременного подвоза деталей, без массы мелочей, включающей в себя удобную спецовку и тёплый сортир, — Сидоров всё равно сделает в конце месяца гораздо меньше деталей, нежели его американский коллега Исидорсон, работающий в спокойном и расслабленном темпе.
Представьте себе три футбольных команды небольшого городка. В первую собрали лучших футболистов городка, эдаких звёзд. Вторая команда состоит из профессиональных спортсменов, не блещущих талантом, но зато отлично умеющих играть вместе, действовать сообща. Третья команда состоит из случайных людей, которые очень хотят победить, так как их больно накажут в случае поражения, и так как вместо тренировок их накачивают пламенными проповедями на победу.
В СССР считали, что победит третья команда — самая мотивированная идеологически. Капиталисты доказали опытным путём, что эта теория неверна: в экономике побеждает или команда талантов, или команда спаянных профессионалов, причём профессионалы побеждают чаще, так как «порядок бьёт класс». Если завод работает как швейцарские часы, если каждый фрезеровщик имеет все условия для работы, и если качество выпускаемой продукции тщательно контролируется, завод будет показывать великолепные результаты: безо всяких трудовых подвигов и производственных травм. На сколько-нибудь долгой дистанции стратегия «думать» побеждает стратегию «прыгать»: исключения из этого правила весьма редки.
Подведу итог
За пределами сект впаривателей и прочих весьма специфических организаций «стахановцев» не любят, причём не любят их как простые рабочие, так и руководители.
«Стахановец», который выдаёт тройную норму, работая по 14 часов в день — это не герой, это саботажник. Пытаясь сорвать себе горб ради перевыполнения плана, «стахановец» неизбежно продаёт будущее ради настоящего. Сам «стахановец» расплачивается за свои рекорды подорванным здоровьем и ссорами в семье. Фирма, в свою очередь, страдает от повышенного риска травматизма, от порчи оборудования, от ухудшения микроклимата в коллективе и от массы прочих неочевидных издалека проблем. Помните, у Высоцкого?
Сидели пили вразнобой
Мадеру, старку, «зверобой» —
И вдруг нас всех зовут в забой до одного.
У нас стахановец, гагановец,
Загладовец — и надо ведь,
Чтоб завалило именно его.
Он в прошлом младший офицер,
Его нам ставили в пример,
Он был, как юный пионер, всегда готов!
И вот он прямо с корабля
Пришёл стране давать угля,
А вот сегодня наломал, как видно, дров.
Спустились в штрек, и бывший зэк —
Большого риска человек —
Сказал: «Беда для нас для всех, для всех одна:
Вот раскопаем — он опять
Начнёт три нормы выполнять,
Начнёт стране угля давать, и нам хана.
Так чтобы, братцы, не стараться,
А поработаем с прохладцей —
Один за всех и все за одного».
…Служил он в Таллине при Сталине —
Теперь лежит заваленный,
Нам жаль по-человечески его.
В реальном мире допустимы «стахановцы» только одного типа — ответственные и спокойные работники, которые выполняют «стахановские» нормы только из-за того, что до них работу делали лентяи или неумехи, из-за чего норма была неоправданно занижена.