К востоку — всего три часа до афганской границы по отличному шоссе. К северу — граница с Туркменистаном, менее чем в четырёх часах езды. На северо-западе — Каспийское море. На юге Индийский океан и порт Чехбехар, начало индийской версии Шёлковых путей. Железную дорогу Тегеран-Мешхед строят китайцы.

Наша группа — в том числе и американские друзья, чьи визы были одобрены иранским правительством на самом высоком уровне — собралась в Мешхеде на конференцию независимых философов «Новые горизонты». Сразу после бури, на  машине вместе с Александром Дугиным я пускаюсь в путь к великолепной гробнице Имама Реза, которого обыватели любят представлять, как «самого опасного в мире философа» или «путинского Распутина».

Время дебатов и дискуссий

Мы глубоко увязли в споре не о геополитике, но… босса нова. Прощайте, Сунь-цзы и Макиавелли, здравствуйте Антониу Жобим и Жоан Жильберту.

Персия традиционно остаётся землей серьёзных интеллектуальных дискуссий. На конференции после перерыва на ланч некоторые из нас решили начать свои собственные геополитические дебаты, без камер, без микрофонов. Дугин распространялся о том, какой могла бы быть многополярность, никакой всеобщности, многовариативность, область плюралистической антропологии, все полюса суверенны. Мы обсуждали подводные камни евразийской идентичности, исламской идентичности, под-полюсы, Индию, Европу и Африку.

Спустя несколько минут иранский ученый Блейк Арчер Уильямс — это его псевдоним —  представляет «священное сообщество шиитского ислама и его стандартное распределение».

Кередж — разрастающийся трёхмиллионный город в часе езды от Тегерана по шоссе. Ранним утром я вошёл в  хаузу— исламскую семинарию.  В предыдущих путешествиях я посетил  хаузу  в Куме, но никогда не бывал в школе только для девочек. А здесь 2275 настоящих учащихся со всей провинции (остана) Алборз вплоть до уровня доктора философии. Они изучают философию, психологию, экономику и политику. После выпуска некоторые отправятся за границу преподавать ислам в исламские и неисламские страны.

Наши вопросы и ответы возбуждают. Многие собеседники уже сами учителя, большинство станет учёными. Их вопросы остры, некоторые прекрасно информированы. Есть огромное желание узнавать подробности за подробностями о жизни на Западе.

Высокие академические стандарты

На следующий день я побывал в Исламском Университете Азад, более четырёх миллионов выпускников, 1,4 миллиона студентов сейчас, 29 000 сотрудников факультетов, 472 кампуса и исследовательских центра и 617 связанных с ним старших классов школ. Кампус Кередж — второй по значимости в Иране.

Это исключительный опыт. Возможно, кампус и не уровня Калифорнийского университета, но заставит стыдиться многие престижные университеты Европы. Не говоря уж о ежегодной оплате наставничества — в среднем всего  US$1,000. Санкции? Какие санкции? Большая часть оборудования, возможно, итог 80-х, но у них есть всё необходимое. Как свидетельствует с юмором архитектор-магистр Али Каземи, который провел 16 лет в Париже после выпуска из Нантера, академические стандарты очень высоки.

Ректор Мохаммед Хаса Борханифар — ранее ректор университета Киргизии в Бишкеке — открывает все двери в кампусе. Меня ведёт Мохаммед Хашамдар из факультета языкознания. Я переговорил с деканами всех факультетов и провёл встречи вопросов и ответов со студентами, по большей части по международным отношениям.

Ещё до объявления «самых сильных в истории» санкций все хотели подробностей о новой форме финансовой войны Казначейства США, ещё более смертоносной, чем горячая война. Чуть менее чем через два месяца покупка американских долларов, стали, угля и драгоценных металлов будет запрещена, больше не будет иранского импорта в США и под санкции попадёт автомобильная промышленность.

Возможно, Airbus придётся отклонить многомиллиардную сделку с Ираном. Профессор  информационных технологий сказал мне, что Иран может купить вместо них отличные пассажирские самолёты «Сухой». Зачем нам «Пежо»? «Мы купим «Хёндай».

Мои собеседники дали мне новые данные по вложениям  Total, Airbus, BASF, Siemens, Eni — их отделение Saipem подписало сделку на $5 миллиардов с Национальной иранской нефтяной компанией на развитие нефте- и газоместорождений и в итоге поставляет энергоносители в Европу. Они подтвердили, что если  Total выйдет из проекта развития 11 фазы газового месторождения Южный Парс, её место займет китайская  CNPC .

Почти 70% нефтяного экспорта Ирана идёт в Китай и Азию, 20% — в Европу. Почти 90% того, что Европа покупает у Ирана — нефть, идёт главным образом в Испанию, Францию Италию, Грецию, Германию и Нидерланды. Иран остаётся БОЛЬШИМ ПРИЗОМ, что прекрасно понимал Дик Чейни, ошеломляющие $45 триллионов нефтеносных и газовых запасов.

Большой природный бассейн

Меня несколько тревожит, когда в разговоре с имамом после Пятничной проповеди — он действительно представитель Аятоллы Хаменеи в Кередже — он оказался не в курсе Новых Шёлковых путей. Как древний Шёлковый путь позволил буддистам обогатить китайскую культуру, так Иран, Индия и Китай обязаны взаимно обогатиться: представьте транс-евразийский связку путей, оснащенную огромным природным бассейном и прекрасно образованной молодежью, ищущей созидательных решений.

Таффик на шоссе в Лос-Анджелесе блекнет в сравнении с чудовищной трёхчасовой пробкой от Тегерана до Кереджа, а там всего 25 км. Я занёс в свой словарь персидское kharab beshe — это вежливое определение «пути в «никуда». Я не успел на заранее оговоренный послеобеденный разговор о геополитике с профессором Маранди из Университета Тегерана, мы провели его позже по Whatsapp — ну, как МБС и Джаред Кушнер.

Что показывает жизнь в 17-миллионном Тегеране, так это уровень жизни динамично развивающейся страны среднего уровня. У  всех есть машины и смартфоны, а  вай-фай повсеместен. Также все указывает на то, что цивилизация персов может похвалиться прекрасным тысячелетием существования ещё до рождения ислама. И когда мы говорим со светской интеллектуальной элитой, для них ясно, что в сравнении с ними арабы — просто небольшая неприятность.

Везде, где я побывал, я словно попадал в 70-е; вся инфраструктура кажется устаревшей на десятки лет, но всё работает. Кроме времени: Иран, может оказаться и землей волшебного реализма 2.0, где случается неожиданное, когда все надежды оставлены.

Умное молодое поколение

В Мешхеде я стал гостем политического шоу на Хорасан ТВ — студии сохраненной с 70-х. Да, таково сердце сказочного Хорасана — «откуда восходит солнце» — по словам Александра Великого. Я провел полчаса, разбираясь с  СВПД; мой переводчик — сверх-квалифицированный эксперт по импорту-экспорту. Блокбастер Хорасан ТВ — полицейское шоу в американском стиле по сути освещающее дорожно-транспортные происшествия в режиме реального времени, но в конце концов, уровень преступности ничтожен.

Реальная инфляция составляет 16% в год — пока. Инфляция обмена валют намного выше. Реальная безработица молодежи на уровне 30% в стране с населением 80 миллионов, где средний возраст 29 лет и 40% населения не достигли 24 лет. Один из моих переводчиков в Кередже, Али, 24 лет, он безработный, выучил английский по  DVD и не может позволить себе собственное жилье.

По новым оценкам средняя региональная зарплата составляет около US$250 в месяц. Но невозможно арендовать 40-метровую квартиру вблизи Университета Азад менее чем за $200 в месяц.

Я остановился в Машхаде поздним вечером перекусить пиццей. Счёт оказался на ошеломляющие  200 000 риалов, это чуть более  $3. Евро на чёрном рынке дошло почти до 80 000 риалов.

Социальные СМИ

«Телеграмм» блокирован — но всё же все пользуются и «Телеграмм», и  WhatsApp. Некоторые популярные сети работают, другие нет. Блокировка была не обязательно из-за распространения в январе слухов относительно антиправительственных уличных протестов, которые на самом деле начались в Мешхеде.

Илахех, получившая диплом магистра во Франции, Боджан, доктор экономики штата Сан-Диего или Айоуб Фархондех, работающий над исследованиями терроризма в исследовательском институте Хабилиан — все изумлены «странным» освещением западными СМИ всего об Иране.

Прекрасно образованные люди и в Мешхеде, и в Тегеране в своем анализе склонны считать протесты по сути своей мятежом МВФ — это происходит, когда «вашингтонский консенсус» вынуждает правительства  сокращать субсидии. В настоящие революции, в Иране, вовлечены духовенство, интеллектуалы среднего класса и представители базара.

На этот раз корни были низкого уровня — рабочий класс в небольших провинциальных городках. Миллионы в Иране зависят от правительственных зарплат и субсидий. И наоборот, команда Роухани по большей части неолиберальная.

Конечно, существует критика правительства — скорее в отношении духовенства, чем неолиберальной команды Роухани. Бизнесмены мне говорили о невыразимой коррупции на уровне министерств — но фактически подтвердить цифры невозможно. «Пасдаран», как тут называют Корпус Стражей Исламской Революции, продолжает контролировать большую часть экономики и управлять системой социального обеспечения, как и системой распределения льгот миллионам людей, но к тому же и проводит жёсткий социальный контроль.

В то же время если смотреть на Иран не из вашингтонского кабинета без окон, а быть на месте, становится ясно, что план советника по национальной безопасности Джона Болтона возродить «Муджахедин-е-Халк», известную как МЕК, чтобы попытаться провести цветную революцию, позорно провалился. МЕК все презирают. В целом иранское общество не станет винить ни Хаменеи, ни Роухани в начинающейся экономической войне.

Европа в затруднительном положении

Персидская вежливость, гостеприимство и радушие глубоко трогают приезжих. Всё это сочетается с навязываемым Западом образом Ирана. Иран не стремится к «изоляции», это политика Вашингтона, который намерен его изолировать.

Так что не удивительно, что Европа в затруднительном положении. ЕС введёт в действие закон 1996 года, запрещающий европейским компаниям поддерживать американские санкции, защищая их от «экстра-территориального применения законодательства, одобренного третьей стороной». Но повсюду задают вопрос «Европа встанет на нашу сторону или поддержит американцев?».

В то же время иранцы не хотят уподобиться Западу. И лучший способ это понять — снова и снова приходить к мавзолею Имама Реза, я приходил туда утром, после дневной грозы и вечером.

Мавзолей Имама Резы, известный и как Астан Кодс-е Разави, это чудо с золотыми и бирюзовыми куполами, окружённое минаретами, с 12 внутренними двориками, раскинувшееся на одном миллионе квадратных метров. Тут размещается крупнейшая иранская неправительственная организация, многовековая административная структура, включающая восемь общих директоратов, более 50 промышленных, сельскохозяйственных и обслуживающих компаний, более 15  культурных и исследовательских институтов и более 12 000 студентов.

Библиотека 12 века  тут — одна из старейших в мире, как и Александрийская, библиотека Ватикана и Топкаки. Аятолла Хомейни приказал её сохранить. В общественной библиотеке четыре миллиона книг на более чем 90 языках. Есть даже лаборатория «лечения заболеваний книг». Мешхед управляет библиотекой в Индии плюс центром документации с более чем 18 миллионами наименований, в том числе документом, которому 1300 лет, он связан с именем Имама Али.

Прежде, чем отправиться ночным рейсом в Доху, я в очередной раз посетил мавзолей вместе с двумя чудесными, увлеченными историей итальянским наблюдателями — асом журналистики Джульетто Кьеза и писателем Роберто Кваглиа. Был первый день Рамадана. Мы потеряли дар речи, видя наложение эстетической красоты, духовного озарения и обычных старых забав.

Целые семьи собираются вместе, устраивают импровизированный пикник, болтают, делают селфи, дети крутятся тут же и играют. Вместо того, чтобы привязаться к какой-то сомнительной версии «Большого брата», как делает большинство на Западе, они предпочитают живую жизнь. Это действительно естественный «третий день», как сказал мне в Тегеране человек из правительственных кругов.

А в это время китайский поезд тянется из Монголии в Тегеран с грузом семян подсолнечника. Пока псы войны лают, древний — и новый — Шёлковый путь продолжает вечно жить своей жизнью.