Руководство Китая, похоже, решило отойти от своей традиционной мягкой линии в переговорах с США и начинает форсированно готовить страну к затяжному противостоянию. Еще месяц назад это казалось невероятным, но Пекин, долгое время отступавший под натиском команды Дональда Трампа, решил, что пришло время прочертить четкую красную линию. Если бы председатель КНР Си Цзиньпин этого не сделал, его слабость поставила бы под сомнение его легитимность, правильность решений и весь накопленный за годы правления авторитет.

Три вопроса торговой войны

Еще в начале апреля, накануне очередного раунда торговых переговоров США и Китая, в Вашингтоне обещали, что соглашение скоро будет готово. «Нью Йорк таймс» (The New York Times) задавалась вопросом, а стоило ли вообще затевать торговую войну, если Китай, как всегда, отделается расплывчатыми обещаниями все починить и исправить.

Однако затем все пошло не по плану: 6 мая президент США Дональд Трамп объявил, что представители КНР пытаются «передоговориться в последний момент» и за это будут наказаны — тарифы на китайский экспорт объемом $200 миллиардов вырастут с 10% до 25%. Десятого мая он выполнил свое обещание.

Власти Китая до последнего старались держаться в рамках приличия, уверяя, что не видят оснований сворачивать переговоры. Глава китайских переговорщиков вице-премьер Лю Хэ вылетел в США, хотя и на день позже, чем ожидалось. Однако 10 мая переговоры внезапно завершились досрочно, продлившись всего 90 минут. Новой даты назначено не было.

Перед отлетом в Пекин Лю Хэ заявил, что переговоры отнюдь не окончены, все идет нормально и «небольшие проблемы» в таком сложном процессе вполне естественны. Также он впервые с начала переговоров прямо ответил на вопрос, в чем состоят на данный момент основные пункты несогласия между сторонами.

Во-первых, Китай ставит условием подписания любой сделки полное снятие всех тарифов, введенных Вашингтоном за последний год. США к этому не готовы, так как считают, что тарифы никого не наказывают, а, напротив, восстанавливают справедливость.

Во-вторых, у Пекина и Вашингтона обнаружились серьезные расхождения в понимании договоренностей, достигнутых между лидерами двух стран 30 ноября 2018 года в Аргентине. После той встречи Белый дом опубликовал на своем сайте сообщение, что Пекин согласился выправить торговый дисбаланс, закупив в США «пока не определенный, но очень существенный объем энергоресурсов, продукции сельского хозяйства, промышленных товаров и т.п.». «Мы готовы устранить торговый дисбаланс, но нужно провести серьезный, научный анализ причин его возникновения», — сообщил Лю Хэ в интервью 10 мая.

То же самое касается и вопросов интеллектуальной собственности. Китайцы полностью отрицают существование какой-либо государственно одобренной политики «воровства западных технологий», на чем настаивают близкие к Дональду Трампу экономисты Майкл Пиллсбери и Питер Наварро. Требование передачи технологий для иностранных компаний, желающих работать на китайском рынке, Пекин также проблемой не считает: все происходит добровольно, никто никого на самый большой в мире потребительский рынок силой не тащит.

Третьей была претензия к общей «несбалансированности» текста, который, по словам Лю Хэ, не позволял сторонам в одинаковой степени «сохранить достоинство». «Мы не можем уступать в принципиальных вопросах, — заявил представитель КНР. — Переговоры вступили в специфическую текстовую фазу, и очень важно все сделать правильно».

Другими словами, обсуждения, которые все десять месяцев торговой войны велись чисто абстрактно, настало время положить на бумагу и закрепить подписью лидеров государств, превратив в обязательный для исполнения документ. И тут возникли проблемы.

Проблемы китайской тактики

По всей видимости, стратегия китайского руководства на переговорах была заточена под личность Дональда Трампа и не учитывала ряд ключевых моментов. Пекинская команда переговорщиков пыталась повторить успех северокорейского лидера Ким Чен Ына, который на первой встрече с президентом США 12 июня 2018 года смог удовлетворить Трампа подписанием максимально размытого текста, не содержавшего ни сроков исполнения тех или иных обещаний, ни даже самих обещаний. Эта стратегия вписывалась в понимание образа Дональда Трампа как зацикленного на себе нарцисса, нуждающегося в постоянных «победах», пусть даже иллюзорных.

Однако теория на оправдала себя, потому что за президентом США оказалась опытная команда экономистов, юристов и дипломатов, которой не было на переговорах с Северной Кореей. Более того, в отличие от политики в отношении КНДР в США сложился двухпартийный консенсус, и разные крылья политического спектра различаются лишь в том, насколько жестко надо давить и как много уступок требовать от Пекина. Недаром 6 мая «держаться своей линии и быть жестким в отношении Китая» призывал Дональда Трампа не кто-нибудь, а глава сенатских демократов Чак Шумер, не согласный с президентом практически ни в чем другом.

Тут особенно интересно замечание Трампа о попытке Пекина «передоговориться» в последний момент. Судя по отрывочной информации, примерно до конца апреля, пока договор об окончании торговой войны был еще в стадии разработки, Лю Хэ пользовался немалой самостоятельностью в ведении переговоров, которую подкрепляло личное доверие к нему Си Цзиньпина.

Но затем переговоры вышли на финишную прямую, подготовленный текст представили на обсуждение в управляющее страной Политбюро. А оно, похоже, выразило свое несогласие с достигнутыми договоренностями и заклеймило их как унижающие достоинство КНР. Лю Хэ, изначально, по всей видимости, настроенному на компромисс в большей степени, чем остальные члены Политбюро, пришлось вернуться в Вашингтон уже с новым текстом, не содержавшим никаких важных для США уступок.

Неудачным для переговоров оказался и момент их проведения. Когда страны обменивались тарифами и угрозами, в Пекине отмечали две годовщины, крайне важные для китайского национального самосознания: столетие патриотического «Движения 4 мая» и двадцатилетие бомбардировок НАТО китайского посольства в Белграде. Обе даты связаны в Китае с противостоянием империализму и унижением со стороны западных держав, и подписание в эти дни унизительного для Пекина «неравноправного» договора с США нанесло бы сильный удар по репутации Си Цзиньпина. Значение этого фактора не стоит переоценивать, но свою роль в создании определенной атмосферы он сыграл.

Проблемы американской тактики

Изначально США выдвигали к Китаю три группы требований: нарастить закупки американских товаров, улучшить защиту интеллектуальной собственности и изменить собственную промышленную политику.

Договоренности по первой группе были достигнуты практически сразу: Пекин пообещал после заключения сделки потратить дополнительно $1,2 триллиона на закупки американских товаров.

Вторая группа претензий также не вызвала больших затруднений: Китай хоть и не соглашался с тем, что поощряет воровство технологий, но еще до завершения переговоров запустил принятие ряда законов, которые должны были удовлетворить претензии США. Пятнадцатого марта был принят новый закон об иностранных инвестициях, где прямо запрещалось «навязывать трансфер технологий мерами административного принуждения».

Конечно, в США все равно нашлись бы те, кто бы заявил, что этих мер недостаточно, но правительство КНР, по крайней мере, было готово обсуждать такие требования. Чего оно не было готово обсуждать всерьез, так это третью группу претензий — навязывание Китаю изменений в промышленной политике.

Лучше всего ситуацию в этой сфере объяснил в беседе с газетой «Саут чайна морнинг пост» (South China Morning Post) неназванный профессор Китайской академии наук, близкий к руководству страны: «Это означало бы, что Китаю придется полностью отказаться от своей модели развития, это было бы самоубийством. Взвешивая все за и против, Китай скорее согласится на тариф 25%. Мы сможем это перенести и готовы к последствиям».

США требовали, чтобы Китай прописал в договоре свое обязательство провести реформы в ряде ключевых областей (валютное регулирование, правила доступа на рынок, субсидии госпредприятиям, равный доступ разных предприятий к финансовым ресурсам и так далее) и создать механизм, который бы позволил американцам в режиме реального времени мониторить исполнение обещаний. Десятого апреля сообщалось, что стороны согласились создать друг у друга некие структуры, которые обеспечивали бы надзор за исполнением подписанного.

Такая взаимность была, очевидно, придумана Лю Хэ, чтобы Пекин мог сохранить лицо, а сделка получила бы более равноправный вид. Но это была очевидно нерабочая схема: наказание в виде возобновления тарифов в случае неисполнения условий договора применялось только к Китаю.

По всей видимости, американские переговорщики считали, что Китай удастся легко сломить, и у них были на то причины. Год назад весной китайская корпорация ZTE (один из флагманов экономики с обширными связями среди китайских военных) оказалась на грани остановки работы из-за санкций США, наложенных из-за якобы имевших место поставок компанией американских комплектующих в Иран.

Чтобы спастись, компании пришлось выплатить гигантский штраф $1,4 миллиарда, уволить большую часть руководства и создать внутри компании департамент по соблюдению санкций, сотрудники которого были отобраны Минфином США. По всей видимости, аналогичным образом США планировали поступить с китайской экономикой в целом.

Если бы Си Цзиньпин согласился на это, его авторитет был бы полностью разрушен. Нынешний председатель КНР объявил себя «ядром» политической системы, увековечил свои идеи в уставе Компартии и нарушил целый ряд важных неписаных законов китайской политики. Все это он делал под предлогом, что его предшественники довели страну до полного морального, социального и политического разложения.

Он же, Си Цзиньпин, самой историей призван осуществить «китайскую мечту», возродить китайскую нацию, сделать ее центром мира при помощи «Пояса и Пути» и, конечно же, в памяти благодарных потомков встать вровень с императором Цинь Шихуаном, Мао Цзэдуном и Дэн Сяопином. Из-за этого он должен стать выше своих предшественников и править дольше их, правила обычных политиков на него не распространяются.

Если бы он согласился в угоду США сломать главные шестеренки китайского экономического чуда, история запомнила бы его не как лучшего, а как худшего правителя в современной истории Китая. Конечно, в авторитарной политической модели поражение на выборах ему не грозило, но, скорее всего, принятие всех условий США привело бы к формированию одной или нескольких оппозиционных фракций внутри элиты, которые могли бы рассчитывать на поддержку значительной части населения страны.

Учитывая, скольких Си Цзиньпин задел своей яростной антикоррупционной кампанией, долго искать недовольных его политикой не пришлось бы. Он получил кредит доверия куда больше своих предшественников на то, чтобы «сделать Китай снова великим», а не на то, чтобы к столетию основания Компартии в 1921 году вернуть его в полуколониальное состояние.

Торговые окопы

С самого начала торговой войны правительство Китая активно готовилось к затяжному ее ведению, применяя различные методы стимулирования экономики в период введения американских тарифов. В июле 2018 года было объявлено, что правительство для поддержания темпов роста ослабит финансовую дисциплину и снова позволит вливать деньги в инфраструктуру. В марте 2019 года премьер-министр Ли Кэцян пообещал, что правительство снизит налоги на общую сумму около $298 миллиардов в дополнение к $195 миллиардам, на которые налоги уже сократили в 2018 году.

В апреле 2019 года было объявлено, что и без того закредитованные выше всякой меры местные правительства Китая получат возможность выпустить долговых обязательств еще на $320 миллиардов. Рост показателя по сравнению с прошлым годом составил 59%.

В долгосрочной перспективе эта политика не принесет китайской экономике ничего хорошего: она углубит яму долгов, из которой страна пытается выбраться. Но в краткосрочной перспективе она позволит выдержать тарифный удар и показать США, что Китай 2019 года и Китай 1842 года — это две разные страны.

Конечно, у США сохраняется масса возможностей сделать положение Китая тяжелым. Например, можно повторно запретить импорт чипов Qualcomm, на которых работает значительная часть китайской электроники. Но и Китай может ответить: например, начать распродавать американские долговые облигации, запасы которых в КНР достигают $1,2 триллиона. Это приведет к росту ставок, повысит для США стоимость заимствований и в результате подавит экономический рост в стране.

Китай уже начал политически готовить население к затяжному противостоянию с США: после обмена тарифами в середине мая в китайских СМИ начали появляться необычайно жесткие статьи, содержащие выражения, которые обычно не выходят за пределы соцсетей и националистических таблоидов. «Американская сторона ведет эту войну из-за жадности и невежества, — гласит передовица „Хуанцзю шибао" (Huanqiu Shibao, 环球时报), перепечатанная всеми основными государственными СМИ страны. — Если США перестанут петушиться и лгать, их моральное превосходство разрушится. Китай сражается за то, чтобы защитить свои легитимные права и интересы».

Настоящий фурор вызвало выступление на канале CCTV-1 (аналог российского Первого канала) ведущего новостей, который зачитал текст, похожий то ли на речь Мао Цзэдуна, то ли на выдержки из средневекового китайского романа. «Как уже говорил председатель Си Цзиньпин, китайская экономика — это не пруд, а море: ливень может размыть пруд, но не нанесет морю вреда. После бесчисленных ливней море осталось неколебимым! Китай не желает этой борьбы, но готов к ней. После пяти тысяч лет подъемов и спадов какой битвы еще не прошел китайский народ?» За несколько дней видео набрало более трех миллионов комментариев, и большинство посмотревших горячо поддержали посыл.

Изначальные стратегии двух стран провалились. Пекин жестоко ошибался по поводу легкости, с которой удастся обвести вокруг пальца Дональда Трампа, Вашингтон — по поводу слабости Китая, который должен был пасть под первыми же угрозами и тарифами. После провала блицкрига традиционно следует окопная война на истощение, но и она в конечном счете должна окончиться миром. Вопрос теперь только в том, насколько сильный урон две стороны нанесут друг другу и мировой экономике в процессе его достижения.