Минфин: ТЭК финансируется в ущерб других отраслей

Российский бюджет сильно зависит от цены на нефть. В Минфине анализируют эффективность формулы НДПИ, а также инвестиционную активность в других отраслях экономики. В 2016 г. ожидают снижения инфляции и небольшого роста экономики. Об этом заместитель министра финансов России Максим Орешкин рассказал экономическому обозревателю Алексею Бобровскому в студии программы "Курс дня".

Через дефицит бюджета и заимствования государство фактически финансирует повышенные расходы нефтяных компаний. И с макроэкономической точки зрения для развития экономики это неправильно. Замминистра финансов Максим Орешкин ответил на претензии нефтяников.

- В студии "Курса дня" заместитель министра финансов России Максим Орешкин. Максим Станиславович, добрый вечер! Начну с цен на нефть. Насколько цена на нефть действительно важна для российского бюджета? Я спрашивал у многих представителей ЦБ и других представителей Минфина. Все говорят отрицательно. Думаю, что и вы, конечно, так же ответите, но спрошу. Рассматривает ли Минфин хотя бы один из индикаторов, ну, например, среднюю цену нефти в рублях, барреля в рублях? Является ли это индикатором? За ним все на рынке традиционно следят, считается это такой народной приметой.

- Добрый вечер! Ну, на самом деле следим, потому что от рублевой цены нефти зависит, сколько доходов будет получать федеральный бюджет. Просто здесь очень важно понимать причинно-следственную связь. Это не рублевая цена нефти исходит из бюджета, это мы ее принимаем как данность с валютного, нефтяного рынка. И определяется она в первую очередь состоянием платежного баланса. И для того чтобы понять, какого уровня будет рублевая цена на нефть в тот или иной момент на рынке, нужно хорошо анализировать платежный баланс, понимать, какие цены на нефть, какой отток капитала, какой внутренний спрос в экономике, какой объем импорта и так далее, и тому подобное. Для нас это скорее производная от экономической динамики, а не что-то, что рождается внутри бюджета или финансовой системы.

- Но это, тем не менее, некий индикатор, который, в принципе, релевантен.

- Да, бесспорно.

- Тогда, говоря о цене, цене на нефть, нужно говорить, наверное, о том, что мы делаем для того, чтобы дальше пополнять наш бюджет нефтяными доходами. Очень важная и резонансная тема для профессионального сообщества. И это такой спор Минфина и, конечно же, нефтяников относительно сначала формулы на НДПИ, потому что озвучивалось предложение ее-таки поменять. А потом возник разговор о том, чтобы все-таки пока поэкспериментировать с тем самым налоговым маневром. И пока остановились на этом. В течение одного года не будет меняться экспортная пошлина. И это, в общем, выход и для Минфина, и, наверное, для нефтяников, потому что могли отобрать у них и побольше этих самых доходов от девальвации. По-прежнему ли в Минфине считают, что разговор об изменении формулы НДПИ не закрыт? И какие могут быть здесь последствия для отрасли в целом, просчитываете ли вы это?

- Во-первых, мне не нравится слово "отобрать", да. Нужно понимать, что налоговая нагрузка на нефтяной сектор на самом деле очень сильно снизилась. Если мы посмотрим ту долю доходов, выручки нефтяных компаний, которая забиралась в бюджеты разных уровней в 14-м году, то это было больше 50%. Сейчас 15-й год показывает, что эта доля скатилась на 10 процентных пунктов. Это очень серьезное снижение налоговой нагрузки на нефтяную отрасль. И то, те изменения, которые будут в 16-м году, это лишь немного компенсирует. Это примерно четверть этого процесса снижения, треть четверти этого процесса снижения, которое произошло в 15-м году. Ведь важно посмотреть, что у нас с нефтяной отраслью происходит и как она вот соотносится с теми трендами, которые у нас есть в мировой нефтяной отрасли. В мире сейчас два основных тренда. Первое – снижение операционных издержек.

Во-вторых, концентрация на наиболее эффективных инвестиционных проектах и прекращение наименее эффективных. Вот сейчас вы показывали статистику бурения в США. Что мы там видим? Что бурение скатилось более чем в два раза, а объемы добычи, конечно же, они подсели несколько, но все равно держатся на уровне, близком к максимальному.

Почему это происходит? Американские нефтяные компании, попав в условия снижающихся цен на нефть, стали концентрироваться на тех проектах, которые приносят максимальную эффективность и повышают добычу, получаемую на каждую скважину. То есть они концентрируются на повышении эффективности. Что мы видим у нас? У нас нефтяные компании, в отличие от мировых трендов, наращивают инвестиции на 20% в этом году. Но, если посмотреть по другим издержкам, мы видим, что растут активно и операционные издержки нефтяных компаний. Нефтяные компании активно повышают заработные платы сотрудникам. Это в тот момент, когда в целом по экономике зарплаты в номинальном выражении растут на 3-4%, в госсекторе они вообще не индексируются.

- Ну, это как бы их внутреннее дело, тем не менее.

- Да, но главное - понимать, откуда весь этот ресурс на больший объем инвестиций, на увеличение расходов, операционных издержек, зарплат. Все очень просто. Все это финансируется снижением объемов поступлений в федеральный бюджет. Провалы по доходам и основная причина дефицита - конечно же, снижение нефтегазовых доходов в бюджет. Понятно, что при более низкой цене на нефть это объективная реальность. Но надо понимать, что есть такие технические причины, как раз та же формула НДПИ, о котором, о которой вы упомянули, вычет зафиксирован в долларах. 15% за баррель. И наличие этого вычета - сотни миллиардов рублей дополнительно сделан такой трансфер из бюджета, к нефтяникам. Поэтому те изменения, которые предлагали, которые будут учтены в 16-м году, они частично эту сумму возвращают.

- Возвращают.

- Почему это важно? Все очень просто. Из-за того, что трансфер ушел к нефтяникам, мы на уровне бюджета получаем следующую задачу в результате. Необходимость сокращения других расходов и необходимость наращивать заимствования, для того чтобы покрывать дефицит бюджета.

Мы заимствуем больше. Мы больше используем дефицитные ресурсы сбережений, которые есть в экономике, ставки в экономике поднимаются. И на самом деле, с макроэкономической точки зрения мы всю эту конструкцию можно описать следующим образом: через дефицит бюджета, через наши заимствования мы, по сути, финансируем повышенные расходы и инвестиционные, и другого характера нефтяных компаний. С макроэкономической точки зрения для развития экономики это выглядит не очень, потому что де-факто мы в ситуации падающих цен на нефть больше, больше объем ресурсов, который стал дефицитным, финансовый ресурс в текущем году, концентрируем именно на развитии нефтегазовой отрасли. В итоге получается, что ресурсы, которые достаются остальным секторам экономики, через механизм более высокой процентной ставки становится гораздо меньше. И инвестиционная активность в других секторах, наоборот, снижается. И это процесс, который мешает диверсификации и развитию других отраслей за пределом этого сектора.

- Это интересный взгляд так немножко сбоку. Потому что все, в общем, по-другому на эту ситуацию смотрели. Основная претензия нефтяников - ну, как бы я ее озвучиваю, раз есть такая возможность, - они, в общем, говорят, что не просчитывают в Минфине возможность снижения этой налогооблагаемой базы в будущем, потому что, как только пошел разговор о возможном изменении формулы НДПИ, прежде всего сразу начали загибать пальцы и говорить: первое – снижение капитальных вложений. Понятно, мы несколько меняем нашу географию поставок. И будем развивать и северное направление, если, даст бог, там цена будет хорошая, и на Запад нам вообще надо двигаться, а для этого вложиться все-таки в инфраструктуру надо. Второе – это все-таки по-прежнему закупка ПО, которая, несмотря на политику импортозамещения, в основном у крупных компаний иностранная. И по некоторым видам деятельности не могут они обходиться российскими же. То есть где-то они получили выгоду, а где-то они терпят убытки, издержки несут какие-то, потому что все-таки стоимость этого оборудования увеличилась. Ну, и по поводу вот этой договоренности о тех доходах, которые остаются после расчета этой самой формулы, тоже у них был вопрос. Даже в кризисный год с них, там, с тонны с этой оставалось порядка 100 долларов. И никто не менял правила игры. Сейчас он говорит: предлагают поменять правила игры. Упрек такой, он больше со стороны людей, которые работают, что называется, на земле: вы решаете финансовую, экономическую, в каком-то смысле математическую задачу, и говорят, вот здесь явно недопонимание.

- Ну, единственный упрек, который действительно можно предъявить, то, что условия игры меняются. Но проблема здесь, конечно же, заключается в следующем. Что ни мы, ни нефтяники 2-3 года назад не могли представить, что реальным будет сценарий, когда цена на нефть опустится ниже 40 долларов за баррель. Произойдут тектонические сдвиги в российской экономике, структурные изменения. И просчитать такой сценарий детально было просто невозможно.

- Ну, санкции – это форс-мажор, в общем-то, кстати.

- Это много таких и санкций.

- Почти форс-мажор.

- И такое снижение цен на нефть. И реакция российского валютного рынка именно в таком конкретно объеме. Просчитать это все было очень сложно. Поэтому здесь, конечно, приходится подстраиваться под изменившиеся условия немного с колес. Но важно в дальнейшем, все-таки в следующем году поднастроить систему таким образом, чтобы она работала максимально эффективно. Чтобы, с одной стороны, не позволяла нефтяникам прожигать деньги на эффективных инвестиционных проектах, на увеличение операционных издержек. Но, с другой стороны, действительно позволяла реализовать те проекты, которые приносят максимальную отдачу и которые позволили бы отрасли нормально развиваться.

- То есть вы их не понимаете, но считаете, что это можно сделать через...

- Да, конечно. Понимаете, у нас два аспекта, как, как мы смотрим на эту проблему в том числе.

Первый аспект – это долгосрочность. Мы всегда анализируем долгосрочные аспекты, долгосрочные последствия тех или иных решений.

И второй аспект – это макроэкономический. Вот мы не смотрим на ситуацию сугубо в нефтяной отрасли. Мы смотрим, как это влияет на всю макроэкономику России, как это влияет на другие сектора, на финансовый рынок, на процентные ставки и так далее. Более комплексный подход. И понятно, что, двигаясь дальше, здесь будут искаться оптимальные решения для долгосрочной, для долгосрочного развития страны.

- Тогда пойдем дальше. Очень такой важный, опять же, в каком смысле упрек, но от человека, который работал в Минфине, поэтому можно так формулировать. Татьяна Алексеевна Голикова сказала, что резервы в бюджете, вообще-то, есть. Столько средств крутится на депозитах, крупных кредитных организаций, и вообще политика накопления фондов, она вот с точки зрения развития экономики, ну, как бы деструктивна. Это многие говорили, но озвучила это на комитетских слушаниях в Госдуме. С этой точки зрения как политику бюджета будет выстраивать Минфин?

- Ну, здесь мы сделали очень серьезные изменения с точки зрения процедуры расходования средств. Мы все больше движемся в направлении казначейского сопровождения бюджетных операций. Что это означает? Что пока поставки не произошло, пока объем, какой-то объем работ не принят, деньги лежат в казначействе, никто их не может вывести в какую-то финансовую систему и на этом зарабатывать. То есть максимальный контроль над ресурсами. Но на самом деле я бы здесь другой акцент сделал, Опять же, переходя на макроэкономический уровень, мне кажется, как раз больший объем неэффективности, он лежит не в бюджете, где там большая часть – это социальные расходы, о неэффективности расходования которых вряд ли стоит говорить, а опять же взглянуть на сегмент государственных компаний. Мне кажется, с точки зрения вот эффективности – неэффективности здесь гораздо больший объем узких мест и там, где можно подыскать. У нас, зачастую мы видим, что компании с участием госкорпораций иногда реализуют проекты инвестиционные с отрицательной нормой рентабельности. Тем самым вредят и замедляют общее развитие российской экономики. Потому что реализация таких проектов, она к чему приводит? Что капитал, опять же, которого не хватает в этом году очень серьезно в российской экономике, проецируется на те проекты, которые на самом деле эффективность экономики не повышают. Но тогда проецируется не только капитал, людские ресурсы и так далее. Все ресурсы, которые дефицитны в экономике, уходят туда, где, где они не должны быть. Это вот то, над чем надо работать в первую очередь. И как раз потенциал здесь с точки зрения ускорения экономического роста гораздо больше.

- Ну, средства у бюджета на развитие экономики, они есть. Потому что эта вот дилемма, а печатали ли нам деньги, или мы можем поискать излишки в бюджете, там, в данном случае представителями Счетной палаты

- Искать, искать нужно. Весь вопрос

- Постоянно принимаются новые меры. И с каждым годом, если анализировать, видно, насколько эффективнее становится, насколько меньше вот этих тонких мест, которые эту эффективность снижают.

- Ну, говоря о бюджете, связывают опять же с макроэкономической политикой в целом. Вопрос о выборе между инфляцией и экономическим ростом. Потому что я знаю, что и политика Минфина, в этом смысле она так коррелирует с политикой Центробанка. И вот этот выбор между инфляцией и экономическим ростом сейчас в пользу все-таки снижения темпов роста инфляции делается. Корректен ли он, правилен ли он в нынешних условиях, можно ли так вообще ставить вопрос, что приходится и в бюджете, решая бюджетные проблемы, выбирать между инфляцией и экономическим ростом? И не получим мы ситуацию, которая уже пройдена, например, в Европе? Там тоже выбирали между инфляцией и экономическим ростом. Выбрали инфляцию. Ну, вот получилось то, что получилось.

- Ну, у нас ситуация кардинально от Европы отличается. Это совсем разные истории. Но что я хотел сказать: что выбора между инфляцией и экономическим ростом на самом деле не существует. Максимальный экономический рост в среднесрочной и долгосрочной перспективе, мы не говорим о том, что нам нужен рост на, там, 3-6 месяцев, а потом, как говорится, уже неважно, хоть потоп. То политика инфляционного таргетирования, достижения целей инфляции в 4%, стабилизация на этом уровне, стабилизация инфляционных ожиданий на этом уровне – это как раз та политика, которая позволяет достигнуть максимальных темпов экономического роста. Если будут делаться другие шаги, то в среднесрочной перспективе мы по ним получим более низкий экономический рост.

- А когда этот рост будет? Потому что многие говорят, вот вы объявили политику таргетирования инфляции. Я понимаю, что это не ваша епархия, но там пока не получается ее взять под контроль. Хотя вы тоже говорили, что в следующем году получается.

- Смотрите. Вот совместные действия правительства в части бюджетной политики и Центрального банка в денежно-кредитной политике к чему привели? У нас I квартал инфляция 7,5% за 3 месяца. II квартал уже 1,1%.

III квартал, несмотря на некоторое ослабление рубля, довольно серьезное, которое мы видели в конце лета, 1,8. IV квартал тоже выходим примерно на такие же отметки.

Наш прогноз говорит о том, что уже к концу марта годовое изменение инфляции будет ниже 7%. А по итогам года мы можем легко уйти ниже 6%. То есть инфляция на самом деле под контролем. И как раз те действия, которые предприняли и Центральный банк, и правительство за последний год, они привели к тому, что всплеск инфляции, произошедшей по причине внешнего шока и снижения реального курса рубля, оказался ограниченным.

Вспомните 98-99 год. Всплеск курса, спираль инфляционная раскручивается. Инфляция выскочила за уровень в 100% в тот момент. Реальные доходы населения снизились на 40% за один год. То есть, ну, по сути, была катастрофа.

Довольно жесткие, своевременные действия Центрального банка и правительства в конце прошлого года в этом году привели к тому, что, да, понятно, реальные доходы населения снижаются. 9-10% снижение относительно уровня прошлого года. Это очень больно, это неприятно, но это неизбежно в условиях, когда условия внешней торговли для российской экономики меняются в два раза. Невозможно поддержать уровень внутреннего потребления при цене на нефть в 110 долларов за баррель и при цене на нефть в 40 долларов за баррель.

- Но, кстати, про 98-й год вы очень хорошо вспомнили. Но вот именно правительство Примакова, в принципе, проводило политику монетизации экономики. Оно отказалось от тех всех догм, которые МВФ ей навязывал. Некоторые сейчас критикуют российское правительство, российский ЦБ именно в этом. То есть у нас получится сейчас-то достичь роста, вот не монетизируя экономику?

- А я бы с вами поспорил. Здесь надо просто посмотреть статистику. Монетизация как процент ВВП, во время правительства Примакова 98-99-й год, снизилась. То есть там никакого роста монетизации не было. Посмотрите на бюджет.

- Так.

- Если сравнить бюджет 99-го года и бюджет 97-го года, объем расходов бюджета как процент ВВП снизился на 10 процентных пунктов. Объем социальных расходов упал на 3,5 процентного пункта. Более жесткого бюджета и более жесткого урезания расходов в реальном выражении в истории России не было.

- Но, то есть, мы говорим додефолтное и сразу последефолтное положение вещей?

- Да, да, да. Вот раскрутка инфляционной спирали и не компенсация этого инфляционного налога ни населению, ни компаниям в итоге привела к тому, что бюджет резко сжался.

- Сейчас мы рост экономики получим в какой-то среднесрочной перспективе, долгосрочной, должны будем, там, пару лет еще ждать?

- Ну, на самом деле ждать уже ничего не нужно. Если посмотреть последние статистические данные, то видно, что где-то и июня-июля ВВП уже несколько месяцев начинает подрастать. То есть нижняя точка пройдена. Промышленное производство показало самый слабый результат в мае. И с тех пор поднимается. На самом деле динамика уже положительная есть. Адаптация к цене на нефть 45-50 долларов за баррель, она произошла, курс стабилизировался. И экономика вот с этих новых уровней, пережив этот структурный шок, структурное снижение, и она начинает опять расти. И уже в следующем году мы должны получить даже в целом по году положительные результаты. Понятно, что год к году у нас еще и I квартал будет отрицательный. Только где-то на II-III квартале мы будем выходить в положительную зону. Но квартал к кварталу динамика уже положительная.

- Максим Станиславович, желаю вам успехов! Спасибо, что нашли время, пришли к нам.

- Спасибо.

Беседу провел экономический обозреватель Алексей Бобровский.