Если отбросить разного рода конспирологические теории, то падение цен на углеводороды, помимо краткосрочного негативного эффекта на отечественную экономику создает фундаментальные предпосылки роста цен на «черное золото» благодаря целому ряду финансовых и технологических причин. Как и почему нынешний пик минимума на сырьевых рынках загоняет в тупик модели «дешевой нефти» — предлагаю поговорить поподробнее.

Во-первых, начать стоит с того, что, несмотря на объективные экономические трудности, Россия начинает реализацию проекта «Сила Сибири». Очень много в последнее время говорилось о том, что, мол, с китайцами опять не сошлись по цене и проект стоимостью более 400 миллиардов долларов висит на волоске. Как оказалось это не так – президент Путин подписал указ «О мерах по реализации соглашения между правительством РФ и правительством Китая о сотрудничестве в сфере поставок природного газа из Российской Федерации в Китай по «восточному» маршруту». Старт реализации проекта фактически означает, что с мертвой точки сдвинулся процесс реальной диверсификации экспорта российского газа – одного из самых ликвидных российских ресурсов. Причем Россия получает понятный, стабильный, быстрорастущий рынок, плюс логистику без разного рода невменяемых транзитных соседей. Напомню лишь о том, что объемы российского газа в размере 38 миллиардов кубометров в год законтрактованы на 30 лет вперед. При этом когда нам говорят о том, что китайцы в рамках своей привычной практики «выбили» себе преференциальные условия – то Россия, закрепив, твердую цену в контракте, к тому же привязанную к цене на нефть, по сути, хеджировала риски и получила возможность планировать развитие своего нефтегазового комплекса и в целом всего Дальнего Востока на десятилетия вперед.

И вот тут мы подходим ко второму важному моменту – к вопросу о степени зависимости российской экономики от экспортной выручки, получаемой от продажи углеводородного сырья. Тут хотелось бы сделать небольшое отступление и указать на порочность рассуждения разного рода либеральных экономистов о пресловутой «голландской болезни» и «сырьевом проклятии». Нефть и газ – это вполне нормальные объекты экспорта, такие же как уголь, металлы или лес. В Средние века Московское царство, например, было лидером в плане экспорта шкурок северных зверей – так называемой «мягкой рухляди». Но при этом никто не говорит сейчас о «заячьей» или «беличьей» игле. Экспорт экспорту рознь – если нефтяные доходы идут на развитие промышленности стимулируют внутренний спрос, способствуя, тем самым, развитию рынка услуг, то это для экономики благо. Если же говорить о доле нефтяных доходов в структуре ВВП, в экспорте и в доходах бюджета, то зачастую эти показатели то ли специально, то ли от недомыслия смешиваются и на выходе рисуются апокалиптические прогнозы. Хотя если говорить в терминах статистики, то, к примеру, за 2013 год ВВП России составил 2,113 триллиона долларов США. Экспорт нефти за тот же период был на уровне 173 млрд долларов, плюс газа мы продали еще на 67 млрд долларов. Итого, если разделить объем ВВП страны на долю нефтегазового экспорта то получим 8%. И это при том, что аналогичный показатель за 2012 год составил 9% — то есть можно говорить как раз-таки о том, что страна с «нефтяной иглы» благополучно слезает.

Из той же серии мифов о «стране-бензоколонке» и история про колоссальный рост доли доходов от нефти в структуре федерального бюджета. Критики действующей власти любят приводить в пример данные за 1999 год, когда доля нефтегазовых доходов составляла в бюджете 18%, и 2011, когда она же выросла до 54%. При этом упускается из виду тот факт, что рост доли доходов от экспорта нефти является показателем того, что государство вежливо брало под контроль нефтегазовую отрасль, повышая ее бюджетную отдачу и не позволяя зарвавшимся олигархам вывозить национальное достояние под видом «скважинной жидкости». И это еще без учета роста стоимости нефти, цена которой в далеком 1999 году составляла 18 долларов за баррель, что даже сейчас, на фоне минимумов на нефтяном рынке выглядит полной катастрофой для любого бюджета. Поэтому стенания по поводу роста доли нефтяных доходов попросту нелепы – это как если бы вас грабил на протяжении многих лет некий рэкетир, а потом, избавившись от него, к вам бы пришли «эксперты» и заявили, что получаемый вами доход является следствием подсадки вас на некую «иглу». Согласитесь – глупость.

Таким образом даже если цены на нефть упадут до 20 долларов за баррель – что крайне маловероятно, так как это поставит под удар нефтедобывающие монархии Залива и создаст им уже серьезные социально-политические проблемы. Саудовская Аравия – это вам не Россия с ее 9% долей нефти в экспорте, у саудитов и катарцев этот показатель зашкаливает за 50%. И тем не менее, нынешние минимумы цен на нефть многие наблюдатели связывают именно с развязанной Саудовской Аравией и ее союзниками в регионе войне против набиравшей обороты в последнее время американской сланцевой отрасли. И у сланцевиков в США как раз таки и обнаружились самые серьезные проблемы на фоне рухнувших цен на нефть. Как сообщает Министерство энергетики Соединенных Штатов добыча сланцевой нефти на месторождениях США в сентябре снизится по сравнению с августом на 93 тысячи баррелей в день, до 5,27 миллиона баррелей в сутки. У любой отрасли экономики есть определенный запас прочности в виде подписанных контрактов с фиксированной ценой и одобренных банками докризисных кредитных линий. Так вот – есть все основания полагать, что у американских сланцевиков этот запас прочности все сильнее истощается, поскольку подходят к концу хеджированные контракты в диапазоне от 80 до 90 долларов за баррель, а на фоне цен в 48-49 долларов за баррель обычной нефти, найдется мало банкиров готовых кредитовать отрасль, где себестоимость и экономическая выгода добычи начинаются в районе 75-80 долларов. Для полноты картины стоит отметить тот факт, что по итогам первого полугодия 2015 года практически все американские сланцевые компании показали в своих балансах убыток. Все это в совокупности вполне может быть предвестником массовых банкротств сланцевиков этой осенью – впрочем если не произойдет чуда и нефть не отскочит к своим значениям в районе 90-100 долларов за бочку.

На фоне падения цен на нефть также начинают разваливаться мифы о некоторых «эльфийских» странах, вроде Норвегии, которая за фасадом европейского государства «всеобщего благоденствия» скрывала банальное паразитирование на природной ренте – достаточно сказать лишь о том, что в Норвегии чистый экспорт нефти составил почти 178 баррелей на душу населения, в то время как в России – всего 12. Вот здесь и кроются причины и источники раздутой социальной сферы в этом скандинавском государстве. И вот уже Норвегия вынуждена сокращать количество буровых (ни много ни мало – на 50%), а также уменьшать инвестиции в нефтегазовый сектор – на фоне всего этого растет безработица, достигнув отметки в 4,5%, что является самым высоким показателем за последние 11 лет. Не за горами и распечатывание нефтяной «кубышки», накопленной норвежцами за годы нефтяного бума.

Также к негативным факторам, влияющим на отрицательную ценовую динамику безусловно относится снятие санкций с Ирана и готовность его национальной нефтегазовой компании увеличить добычу и экспорт нефти на 500 тысяч баррелей в сутки. А ведь помимо сланцевиков от низких цен страдают и прочие альтернативные нефтяные проекты — так, к примеру, стоимость канадской битуминозной нефти уже упала до 20 долларов за баррель, что категорически недостаточно даже для покрытия простых издержек производства и выхода на себестоимость. Битуминозники, очевидно, торгуют себе в убыток, отчаянно желая, видимо, протянуть хоть как-то до окончания периода дешевой нефти.

И вот тут стоит поговорить о фундаментальных факторах разворота рынка. Ключевым фактором, влияющим на снижение цены, безусловно, является падение спроса со стороны локомотивов экономического роста в Юго-Восточной Азии, и, в первую очередь, Китая. У Китая имеются определенные экономические проблемы, к примеру, в плане финансовых «пузырей» на ипотечном рынке и рынке ценных бумаг, что уже вызвало недавний локальный кризис на китайских фондовых площадках. Китайские власти все это понимают — проведенная на днях девальвация юаня призвана повысить конкурентоспособность экономики Поднебесной и дать ей новые стимулы для роста. А рост Китая, вкупе с Индией и странами зоны АТР неизбежно повысит спрос на углеводородное сырье. Во-вторых, низкие цены на нефть способствуют и выбиванию из отрасли проектов с низкой рентабельностью и высокими капитальными затратами, вроде тех же сланцевиков или проектов битуминозной нефти. Сокращение добычи нефти также будет способствовать сокращению разведки и количества действующих буровых. В итоге это в долгосрочной перспективе играет на руку сторонникам «бычьего» тренда.

Для России же все это означает, как ни странно, открывающееся окно возможностей, так как формируются устойчивые мотивы ведения экономической деятельности и инвестирования вне узкого сегмента сырьевых проектов. У нас к тому же есть огромные резервы как в плане диверсификации поставок, так и в вопросах повышения глубины переработки и воссозданию утраченных с развалом Союза промышленных мощностей по производству сложного, высокотехнологичного нефтегазового оборудования. Спасибо санкциям, здесь формируется поле для приложения капитала и инженерного таланта нашего народа.