Янис Варуфакис: «Нас подставили»

Гарри Ламберт - основатель и редактор May2015

Илья Матвеев - редактор онлайн-платформы "Открытая левая"

Резюме: Бывший министр финансов Греции о «переговорах» с кредиторами, которые на самом деле не думали вести никаких переговоров.

В ночь на понедельник премьер-министр Греции Алексис Ципрас подписал беспрецедентное по жесткости соглашение с кредиторами. Оно содержит требования, которые раньше было просто трудно представить: принятие целого пакета реформ, в том числе масштабной пенсионной реформы, в течение двух дней, до среды (!); согласование не только всех последующих законов, но и всех законов, уже принятых греческим парламентом за последние пять месяцев, с «институциями» (Еврокомиссия, ЕЦБ, МВФ); создание приватизационного фонда «ценных греческих активов» на 50 млрд евро под контролем «институций» (Ципрас сумел добиться лишь того, что этот фонд будет расположен в Афинах, а не в Люксембурге, как планировалось ранее).

Другими словами, греческая экономика переходит под ручное внешнее управление в обмен даже не на реструктуризацию долга и очередной пакет помощи, а всего лишь на «начало разговора» о них (причем любое сокращение суммы долга заранее исключается).

Министры-члены Левой платформы в Сиризе подают в отставку, депутаты-члены Левой платформы грозят проголосовать против соглашения в парламенте. Не исключены досрочные выборы. Ряд греческих профсоюзов проводит в среду всеобщую забастовку против соглашения.

Сделка 12 июля означает коллапс всей политической стратегии Сиризы последних дней – и последних месяцев. Сейчас очевидно одно: ставка на референдум не оправдалась. Демократическое волеизъявление греков само по себе не изменило позицию кредиторов – или даже сделало ее еще более жесткой.

Левые силы в Греции должны будут провести новый анализ и выработать новую стратегию с учетом опыта Сиризы последних пяти месяцев. Интервью Яниса Варуфакиса, бывшего министра финансов в правительстве Сиризы, ушедшего в отставку 6 июля, приоткрывает завесу тайны над тем, как на заседаниях Еврогруппы (клуба министров финансов стран еврозоны) решалась судьба Греции. Взгляды и шаги Варуфакиса могут вызывать вопросы, но его постоянная готовность вести откровенный разговор о происходящем делает ему честь.

Греция достигла соглашения с кредиторами. Нынешние условия – еще более карательные и жесткие, чем те, которые греческое правительство отчаянно пыталось отвергнуть в последние пять месяцев.

За двое суток до подписания соглашения Германия потребовала контроля над греческими финансами или пригрозила исключить Грецию из зоны евро. Многие в Европе были поражены требованием немцев. Но не Янис Варуфакис. Когда я говорил с бывшим министром финансов Греции на прошлой неделе, я спросил его, поможет ли греческой экономике сделка, которая может быть заключена в ближайшие дни.

«Только повредит, — сказал Варуфакис. – Я надеюсь и верю, что наше правительство будет настаивать на реструктуризации долга, но я не вижу, как немецкий министр финансов Вольфганг Шойбле на это согласится. Если все же согласится, это будет чудо».

По-видимому, чуда грекам придется ждать долго. В ночь на субботу, когда греческий парламент одобрил программу экономии, которую подавляющее большинство населения отвергло на референдуме пятью днями ранее, сделка казалась неизбежной. Частичное списание долга «тройке» — МВФ, ЕЦБ и Еврокомиссии – было маловероятным, но возможным. Сейчас, несмотря на капитуляцию, Греция не добилась списания долга и все еще может быть выкинута из еврозоны.

Варуфакиса, ушедшего с поста министра финансов неделю назад, критиковали за то, что он не подписал соглашение раньше, но он заметил, что сделка, которую предложили Греции, была предложена не с честными намерениями, — а возможно, «тройка» и не хотела выполнения этой сделки. В продолжавшемся один час телефонном интервью для «Нью Стейтсмен» Варуфакис назвал предложения кредиторов – на которые греческий парламент согласился в ночь на субботу и которые сейчас кажутся едва ли не щедрыми, — «абсолютно невозможными, нежизнеспособными и разрушительными… это предложения, которые делаются другой стороне, когда вы просто не хотите соглашения».

Варуфакис добавил: «Нам пора прекратить делать хорошую мину при плохой игре, нельзя брать новые займы, делая вид, что мы решили проблему, когда мы ее вовсе не решили; когда мы усугубили нашу ситуацию с долгом из-за дальнейшей строгой экономии, из-за которой экономика продолжит сокращаться; когда мы переложили бремя на беднейшие слои, создав гуманитарный кризис».

По словам Варуфакиса, за те пять месяцев, пока он был министром, «тройка», в общем, не вела никаких переговоров. Он отметил, что Сириза и правительство Ципраса были избраны, чтобы путем переговоров отменить программу экономии, которая явно провалилась; за последние пять лет из-за политики экономии четверть греков лишилась работы и страна погрузилась в депрессию, беспрецедентную для развитого мира с 1930-х годов. Однако Варуфакис утверждает, что кредиторы просто водили его за нос.

Кратковременная сделка могла быть заключена, когда Сириза пришла к власти в январе. Можно было договориться о «трех или четырех реформах» в обмен на ослабление ограничений ликвидности со стороны ЕЦБ.

Но вместо этого, по словам Варуфакиса, «Другая сторона настаивала на «всестороннем соглашении», что означало их желание говорить обо всем. С моей точки зрения, когда вы хотите говорить обо всем, вы не хотите говорить ни о чем». «Всестороннее соглашение» было попросту невозможным. «Ни по одной позиции они не предложили абсолютно ничего нового».

Варуфакис отметил, что Шойбле, немецкий министр финансов и архитектор греческих сделок 2010 и 2012 годов, был «абсолютно последовательным». «Его точка зрения была такой: «Я не обсуждаю программу – она была принята предыдущим греческим правительством и мы не можем позволить выборам что-либо изменить». В какой-то момент я встал и сказал: «Может, нам просто вообще не проводить выборы в странах-должниках?» Ответом было молчание. Я его толкую вот так: «Хорошая идея, но реализовать ее трудно. Поэтому или распишись здесь и здесь, или на выход».

Вскоре после формирования правительства Сиризы Варуфакис был исключен из команды переговорщиков. Он оставался министром финансов, но в переговорах уже не участвовал. Долгое время причины этого оставались неясными. В апреле он неопределенно отметил, что «пытался говорить об экономике в Еврогруппе [клубе 19 министров стран еврозоны], чего там никто не делает». Я попросил пояснить, что он имел в виду.

«Не то чтобы разговор об экономике шел плохо – скорее, речь шла о полном отказе воспринимать экономические аргументы. Полном отказе. Я выдвигал аргументы, над которыми старательно работал, добивался их логичности, — но в ответ на меня смотрели пустыми глазами. Как будто я вообще не говорил. То, что они говорили, вообще никак не соотносилось с тем, что говорил я. С тем же успехом можно было спеть шведский национальный гимн – ответ был бы точно таким же».

В эти выходные в Еврогруппе наметились расхождения: часть министров хочет выхода Греции из зоны евро, часть хочет сделки. Но, по словам Варуфакиса, министры всегда были едины в одном: отказе вести переговоры.

«На личном уровне, за закрытыми дверями были люди, не проявлявшие враждебности, особенно из МВФ». Варуфакис подтвердил, что имеет в виду Кристин Лагард, директора МВФ. «Но в Еврогруппе все ограничивалось несколькими примиряющими словами, и дальше все по-старому: повторение официальной версии. …Очень влиятельные люди смотрели мне в глаза и говорили: «Ты прав в том, что говоришь, но мы тебя все равно раздавим».

Называть конкретные персоналии Варуфакис не стал, но отметил, что правительства, которые, казалось бы, должны проявлять к Греции наибольшую симпатию, оказались ее «самыми энергичными врагами». По его словам, «Самым страшным кошмаром для правительств стран с наибольшим долгом – Португалии, Испании, Италии, Ирландии – был бы наш успех. Если бы нам удалось путем переговоров добиться лучшей сделки, это бы их политически уничтожило: им пришлось бы объяснять собственным гражданам, почему они не вели переговоров, как мы».

По мнению Варуфакиса, у кредиторов была целая стратегия того, как занять греческое правительство и вселить в нем надежду на компромисс, хотя в реальности правительство от медленной муки в конце концов перешло к отчаянию.

«Они говорили: «Нам нужны все данные о налоговом бремени греков, о государственных предприятиях». Мы провели много времени, собирая эти данные, отвечая на анкеты и участвуя в бесконечных встречах.

Это была первая фаза. Вторая фаза заключалась в том, что они спрашивали нас, что мы намерены делать, к примеру, с НДС. Они отвергали наше предложение, а своего не делали. Так ни о чем и не договорившись, они переходили к другому вопросу, скажем, к приватизации. Они спрашивали, какие у нас планы в отношении приватизации. Мы делали какое-то предложение, они отказывались и переходили к следующей теме: пенсии, товарные рынки, трудовые отношения… Мы были как кошка, бегающая за своим хвостом».

Варуфакис сделал короткий вывод: «Нас подставили».

Он не скрывал, кто несет за это ответственность. Я спросил, насколько немецкие взгляды доминируют в Еврогруппе. Варуфакис пошел дальше: «Доминируют абсолютно. И не просто взгляды, а конкретно министр финансов Германии. Все это напоминает хорошо сыгранный оркестр, и Шойбле в нем дирижер».

«Только французский министр [Мишель Сапен] говорил что-то отличное от немецкой линии, и делал это очень осторожно. Было заметно, как тщательно он подбирает слова, пытаясь избежать впечатления, будто он противоречит Шойбле. И в конце концов, когда Шойбле отвечал, раз и навсегда определяя официальную линию, Сапен всегда соглашался».

И если Шойбле жестко гнул свою линию, немецкий канцлер Ангела Меркель вела себя совсем по-другому. Хотя Варуфакис не имел с ней дела напрямую, он отметил: «По моим впечатлениям, она действовала не так. Она старалась успокоить премьер-министра Ципраса, говорила: «Не волнуйтесь, мы найдем решение, я не допущу того, чтобы произошло что-то ужасное, просто делайте домашнее задание и работайте с институциями, с «тройкой». О тупике не может быть и речи».

Разногласия в Еврогруппе были недолгими, а возможно, и срежиссированными. Варуфакис считает, что контроль над Еврогруппой со стороны Меркель и Шойбле носит абсолютный характер, а сама группа стоит выше закона.

За несколько дней до отставки Варуфакиса 6 июля, когда Ципрас выставил на референдум запоздалые и по сути никак не изменившиеся предложения Еврогруппы, Еврогруппа сделала заявление без согласия греческой стороны. Это нарушало конвенцию еврозоны. Этот шаг Еврогруппы подвергся не слишком громкой критике в прессе, а потом и вовсе затерялся в тени новостей о референдуме, но Варуфакис считает этот момент ключевым.

Когда Йерун Дейсселблум, президент Совета Европы, попытался выпустить заявление без него, Варуфакис поинтересовался у клерков из аппарата Еврогруппы, возможно ли такое, что Дейсселблум исключает из процесса государство-члена группы? Заседание было прервано. После нескольких звонков юрист повернулся к нему и сообщил: «Ну, поскольку законом такой орган, как Еврогруппа, не предусмотрен, никакими правилами его работа не регулируется».

«Другими словами, — пояснил Варуфакис, — мы имеем несуществующий по закону орган, который при этом обладает гигантским влиянием на жизни европейцев. Он ни перед кем не отчитывается (раз он не предусмотрен законодательством), не ведется протокол заседаний и их содержание конфиденциально. Ни один гражданин не знает, что на этих заседаниях обсуждается… Фактически, решаются вопросы жизни и смерти, — и ни один член Еврогруппы ни перед кем не отвечает».

События этих выходных, похоже, подтверждают слова Варуфакиса. Вечером в субботу в прессу попала записка, в которой содержится предложение со стороны Германии для Греции взять «таймаут» и временно покинуть еврозону. К концу дня рекомендация Шойбле стала выводом, который сделала Еврогруппа в своем заявлении. Как именно это произошло, неясно: заседания Еврогруппы закрытые. Хотя греки с нетерпением ждали новостей, от которых зависела их судьба, ни один протокол заседания не был опубликован.

Референдум 5 июля тоже был быстро забыт. Еврозона превентивно отмахнулась от его результатов, и многие рассматривали референдум как фарс: отвлекающий маневр, предлагавший ложный выбор и давший ложные надежды, который к тому же должен был неизбежно ударить по Ципрасу, когда он позднее подписал соглашение, против которого призывал проголосовать на референдуме. Как якобы заявил Шойбле, выборы не должны ничего менять. Но Варуфакис считает, что референдум мог изменить все. В ночь референдума у него был план, просто Ципрас на него не согласился.

Еврозона может диктовать условия Греции, потому что она больше не боится Grexit’а. Она уверена, что ее банки защищены от потенциального греческого дефолта. Но Варуфакис считал, что у него оставались карты на руках: как только ЕЦБ вынудил бы греческие банки закрыться, он мог бы действовать в одностороннем порядке.

По словам Варуфакиса, в течение последнего месяца он постоянно предупреждал греческое правительство, что ЕЦБ закроет банки, чтобы вынудить Грецию пойти на сделку. Когда ЕЦБ так и поступил, Варуфакис был готов сделать три вещи: выпустить долговые расписки [IOU], деноминированные в евро; урезать греческие евробонды, тем самым сократив греческий долг; взять под контроль Банк Греции, отобрав его у ЕЦБ.

Ни один из этих шагов сам по себе не являлся бы Grexit’ом, но они создали бы его угрозу. Варуфакис был уверен, что Грецию не исключат из Еврогруппы: это невозможно законодательно. Но только сделав Grexit возможным, Греция могла бы добиться лучшей сделки. И Варуфакис считал, что референдум дал Сиризе мандат на то, чтобы предпринять такие смелые шаги – или, как минимум, огласить их.

Варуфакис намекнул на этот план накануне референдума, и, по мнению некоторых журналистов, он и стоил ему поста министра. Сам Варуфакис объяснил все более подробно.

Пока на площади Синтагма люди праздновали победу на референдуме, внутренний кабинет Сиризы в составе шести человек проводил критически важное голосование. Четырьмя голосами против двух план Варуфакиса был отвергнут, и он не смог убедить Ципраса. Варуфакис хотел реализовать свой «триптих» мер еще раньше, когда ЕЦБ впервые закрыл греческие банки. Ночь на воскресенье была его последней попыткой. Когда он проиграл, его отставка стала неизбежной.

«В ту самую ночь правительство решило, что воля народа, его громогласное «нет», не должно стать стимулом к реализации моего плана. Вместо этого итоги референдума должны привести к серьезным уступкам: встрече политических лидеров, на которой наш премьер-министр согласится на все, что произойдет, на все предложения другой стороны, лишь бы никак не противоречить им. Это означает сдаться… Вы перестаете вести переговоры».

Отставка Варуфакиса положила конец продолжавшемуся 4,5 года партнерству с Ципрасом, которого Варуфакис впервые встретил в конце 2010 года. Помощник Ципраса обратился к Варуфакису после его критики правительства Георгиоса Папандреу, согласившегося на первый пакет «тройки» в 2010 году.

«Ципрас тогда не до конца определился со взглядами, в частности, по вопросу драхмы/евро, причин кризиса, а у меня были, скажем так, весьма определенные взгляды в отношении того, что происходит. Начался диалог… Я думаю, я повлиял на мнение Ципраса о том, что нужно сделать».

И все же в конце концов Ципрас с ним разошелся. Варуфакис понимает, почему. Он не мог гарантировать, что Grexit сработает. Когда Сириза пришла к власти в январе, маленькая команда экспертов размышляла, «в теории, на бумаге», как именно он мог бы сработать. Однако Варуфакис заметил: «Я не уверен, что мы смогли бы осуществить это, потому что управление коллапсом валютного союза требует огромной экспертизы, и я не уверен, что у нас в Греции есть такая экспертиза – без внешней помощи». Впереди снова годы политики жесткой экономии, но Варуфакис знает, что Ципрас чувствует обязанность «не допустить того, чтобы Греция превратилась в недееспособное государство [failed state]».

Их отношения остаются «в высшей степени дружескими», хотя на момент интервью они не говорили неделю.

Несмотря на то, что он не заключил новую сделку, Варуфакис, похоже, не испытывает разочарования. По его словам, он «чувствует себя превосходно».

«Я больше не должен жить в этом невозможном ритме, просто нечеловеческом: я спал по два часа в день в течение пяти месяцев. …Я рад, что я больше не должен испытывать этого давления, склоняющего меня занимать в переговорах позицию, которую мне самому трудно защитить».

Чувства Варуфакиса можно понять. Ему было поручено вести переговоры с Европой, которая не хотела переговоров, больше не боялась Grexit’а и по сути контролировала банковские счета греческого казначейства. Многие комментаторы считали, что он вел себя глупо, а местные и иностранные журналисты, которых я встречал на прошлой неделе в Афинах, отзывались о нем чуть ли не как о преступнике. Кто-то никогда не простит ему того, что он закончил едва наметившийся подъем греческой экономики переговорами. Другие будут обвинять его в тяжелой судьбе Греции, какой бы она ни была в ближайшие дни.

Но Варуфакис не кажется обеспокоенным. Во время нашего разговора он ни разу не повысил голос. Он излучал спокойствие, в его речи часто проскальзывали смешки. В его словах не чувствовалось сожаления; похоже, что потерю власти он воспринял так же неоднозначно, как и ее получение.

Он останется членом парламента и продолжит играть роль в Сиризе. Кроме того, он вернется к наполовину законченной книге, посвященной кризису, рассмотрит предложения, которые издатели уже стали присылать ему, и, возможно, вернется в каком-то качестве в Афинский университет после двух лет преподавания в Техасе.

Уйдя в отставку и отказавшись заключать сделку, вызывавшую у него отвращение, он сохранил и чистую совесть, и репутацию. Его страна остается в ловушке, которой он много лет противостоял, — но ему самому удалось ускользнуть.

Оригинал: New Statesman

Перевод и предисловие Ильи Матвеева.

Открытая левая