20 апреля в Нью-Йорке начался 9-й раунд переговоров между представителями США и Евросоюза по вопросу о заключении Трансатлантического договора о торговом и инвестиционном партнерстве (TTIP). Официальные лица по обе стороны Атлантики в качестве главного аргумента в пользу договора называют цифру в 100 млрд. долл. Якобы на такую сумму увеличится совокупный ВВП США и 28 стран-членов ЕС. Никто до сих пор не дал внятных объяснений, откуда взялась эта оценка. Даже если бы она была верна, то 100 млрд. долл. по отношению к совокупному ВВП США и ЕС в 2014 году (17,4 млрд. долл. + 18,5 млрд. долл.) – это меньше 0,3%. То есть величина предполагаемого эффекта - на уровне технической погрешности. Видимо, трансатлантический огород городят совсем по другим причинам. 

У Европы традиционно устойчивое крупное положительное сальдо в торговле с Соединёнными Штатами (в 2012 г. – 86,5 млрд. долл.; в 2013 г. – 92,3 млрд. долл.). Вероятно, Вашингтон рассчитывает, что виртуальные 100 млрд. долл. достанутся ему. По крайней мере, произойдет хотя бы частичное снижение дефицита американо-европейской торговли. Локомотивом переговорного процесса выступает Вашингтон. Не искушенный в политике европеец до сих пор не может понять, что ему ждать от TTIP.  Зато опасений хватает. В первую очередь они связаны со снижением стандартов качества и безопасности продуктов, в том числе по причине ожидаемого заполнения  европейского рынка ГМО-продукцией. 

Однако и это ещё не всё. Дело в том, что по остаткам национального суверенитета государств Европы будет нанесен окончательный удар. 

Во-первых, обсуждаемый договор распространяется не только на торговлю, но и на инвестиции. Транснациональные корпорации получат возможность подавать судебные иски против правительств в том случае, если последние будут ущемлять ТНК в их стремлении к максимизации прибыли. Например, ТНК получат право оспаривать законность принятия европейскими странами более жестких экологических стандартов, норм защиты социальных прав работников, увеличения ставок налогов и т.д. Иски будут рассматриваться не в рамках национального законодательства, а в соответствии с международными правовыми нормами. 

Во-вторых, в случае подписания договора о трансатлантическом партнёрстве Европа окончательно потеряет свой денежный и валютный суверенитет. Речь идет о том, что Вашингтон получит право оспаривать многие решения денежных властей ЕС на том основании, что такие решения преследуют, мол, цель манипулирования валютным курсом евро, что ведет к нарушениям в сфере международной торговли. Европейские эксперты небезосновательно опасаются, что ЕЦБ и Европейская комиссия будут вынуждены согласовывать любой свой шаг с Вашингтоном. Или просто исполнять команды, поступающие из-за океана. 

Валютный курс национальной денежной единицы – потенциальное оружие конкурентной борьбы. Это оружие находится в руках центральных банков. Вместе с тем в XIX-XX вв. данное оружие использовалось достаточно редко. Существовал в том или ином виде золотой стандарт, ограничивавший или даже делавший невозможным валютное манипулирование. Кроме того, основными инструментами конкурентной борьбы служили таможенные тарифы, субсидирование экспорта, демпинг, позднее нетарифные барьеры в торговле (квотирование, технические стандарты и др.), то есть традиционные инструменты торгово-экономических войн. 

Лишь после демонтажа Бреттон-Вудской валютно-финансовой системы (золотодолларовый стандарт) в 70-х гг. ХХ века и отмены фиксированных курсов валют у центральных банков появились возможности для валютного манипулирования. К тому же в рамках ГАТТ / ВТО были достигнуты договоренности, которые ограничили сферу использования традиционных инструментов торгово-экономических войн.

Заниженный валютный курс дает дополнительные преимущества экспортерам и одновременно делает импорт более дорогим (если выражать цены импортных товаров в национальных денежных единицах). В конечном счете происходит выравнивание торгового баланса данной страны, по крайней мере снижается отрицательное сальдо международной торговли. 

Если к валютному манипулированию прибегает множество стран (одни пытаются наступать на мировых рынках, другие защищаются от валютного демпинга), то это уже валютная война. По мнению экспертов, во время финансового кризиса 2007-2009 гг. де-факто имела как раз место масштабная валютная война. В сентябре 2010 года министр финансов Бразилии Гвидо Монега сетовал по поводу того, что бразильский реал в 2009-2010 гг. укрепился на 30% по отношению к ведущим мировым валютам и что это не результат действия стихийных рыночных сил, а сознательная политика ведущих стран, эмитирующих мировые валюты. Бразильский министр назвал эту политику «валютной войной». В октябре того же 2010 года исполнительный директор МВФ Доминик Стросс-Кан констатировал начало глобальной валютной войны. 

Руководители центробанков и правительств ведущих стран Запада, естественно, нигде даже намеком не говорят о том, что принимаемые в сфере денежно-кредитных отношений решения преследуют цель внешнеторговой экспансии, выравнивания торговых балансов, защиты национальных компаний. Существует неписаное правило воздерживаться от взаимных обвинений в ведении валютной войны. Официальные лица о валютной войне предпочитают говорить в кулуарах, а журналисты ещё называют это политикой «разори своего соседа». 

Политику «разори своего соседа» часто прикрывают такой официальной целью денежно-кредитной политики, как борьба с дефляцией. Если при инфляции деньги обесцениваются, то при дефляции их покупательная способность растет. Банкиры панически боятся дефляции, пропадают стимулы давать и брать деньги в кредит, рушится создававшаяся в течение веков система банковского ростовщичества. Борьба с дефляцией и политика занижения валютного курса денежной единицы предполагают одни и те же средства – накачку экономики дополнительной денежной массой и понижение процентных ставок. Даже переход к отрицательным процентным ставкам. Эти меры могу дополняться валютными интервенциями. 

Всё-таки говорить о валютной войне на официальном уровне приходится. Иначе мир может войти в состояние неуправляемого валютного хаоса. Вот, например, Япония, уже несколько лет прибегает к печатному станку и нулевым процентным ставкам своего Центробанка для борьбы с дефляцией. И делает она это более энергично, чем многие другие страны. В результате в период с октября 2012 года по февраль 2013 года Япония умудрилась снизить курс иены по отношению к «корзине СДР» почти на 20%. Это возмутило многих торговых партнеров Японии. В феврале 2013 года на финансовом саммите G20 в Москве (в тот год Россия председательствовала в G-20) министры финансов и руководители центральных банков торжественно поклялись не прибегать к средствам валютной войны. 

Однако вскоре всё вернулось на круги своя. Вашингтон продолжил свою программу количественных смягчений (КС), которая особого стимулирующего влияния на американскую экономику не оказала, а вот занижению курса доллара способствовала. Этим США подавали дурной пример остальным, в том числе и своим европейским партнерам. 

Наконец в 2015 году в США приступили к свёртыванию программы КС. И в это же самое время ЕЦБ начинает собственную программу количественных смягчений. Плюс к этому вводит отрицательные процентные ставки по депозитам, а кредиты делает почти бесплатными. Валютные качели резко пошли в сторону евро, курс которого по отношению к доллару стал падать. У Европы и без того было мощное активное сальдо в торговле с США, в 2015 году оно может оказаться рекордным. Еще лет пять назад бывали моменты, когда курс евро по отношению к валюте США составлял свыше 1,5 доллара. В конце 2014 года он был немного выше 1,2 доллара. В апреле 2015 года он упал до 1,06 доллара. К началу следующего года эксперты ожидают, что евро и доллар могут сравняться. 

Вашингтон всё это не на шутку беспокоит. В 2014 году у США дефицит торгового баланса составил 505 млрд. долл., что на 6% выше дефицита предыдущего года. Почти 20% всего дефицита торгового баланса США за последние годы приходилось на страны ЕС. В 2015 году дефицит торговли США с Европой может оказаться рекордным. Запретить Европейскому центральному банку реализацию программы количественных смягчений Вашингтон не может. А вот если заключить Трансатлантический договор о торговом и инвестиционном партнерстве, то США смогут вмешиваться в денежно-кредитную политику ЕС, так сказать, на законных основаниях. С моей точки зрения, это одна из главных причин того, почему понадобился уже девятый раунд переговоров по TTIP, то есть процесс идёт очень трудно. 

На самом деле отмена таможенных барьеров во взаимной торговле не являются серьезной проблемой, поскольку эти барьеры и до начала переговоров были низкими. А вот установление Вашингтоном контроля над европейской денежно-кредитной и валютной политикой будет означать полную и окончательную утрату суверенитета странами Европы. Европейские политики и общественные деятели это прекрасно понимают. Многих удивляет, что одним из главных локомотивов трансатлантической интеграции в Европе является председатель ЕЦБ Марио Драги. Ведь в случае подписания TTIP Европейский центральный банк превратится в филиал Федеральной резервной системы США. Впрочем, может быть, известный своими проамериканскими настроениями Марио Драги именно к этому и ведёт дело – недаром он был несколько лет исполнительным директором и вице-президентом американского банка Goldman Sachs.