В 2015 году с высокой вероятностью может произойти скачкообразный рост кризисных тенденций. Результатом этого процесса станет не только разрушение глобального консенсуса между наднациональными и национальными элитами, но и подрыв существующих основ международной безопасности.

В преддверии новогодних праздников, как обычно, многие СМИ начинают рассуждать о том, каким будет грядущий год. У меня, естественно, есть свои представления по этому поводу, причём они несколько отличаются от предположений предыдущих лет. Тогда, несмотря на понимание масштаба и причин текущего мирового кризиса, я считал, что крупные изменения маловероятны, что негативные тенденции будут проявляться медленно и подспудно. Сегодня мое мнение изменилось: мне кажется, что в наступающем 2015 году темпы экономического кризиса могут резко ускориться, не исключено, что произойдут и радикальные трансформации всей экономической модели, в которой существует мир. Такая смена позиции, разумеется, не случайна, поэтому мне хочется поделиться своими размышлениями с читателями, кто знает, может быть, и они решат изменить свою точку зрения.

Кризис есть, а слова нет

Напомню, что уже более 15 лет (первая публикация, в которой была обозначена тема кризиса, датирована летом 2000 года) мы объясняем, что глобальный системный кризис неизбежен. За это время был проанализирован базовый механизм кризиса (наличие пределов у процесса углубления разделения труда, отмеченное ещё Адамом Смитом в XVIII веке) и стал понятен его финальный масштаб (в рамках изучения структурных диспропорций экономики США), даже некоторые элементы посткризисного мира стали более доступны. Неясно до конца, когда эта финальная стадия будет достигнута. Но осенью 2008 года началась «острая» фаза мирового кризиса, которая, несмотря на все попытки её затормозить, продолжает заявлять о себе во всё новых и новых проявлениях.

Отметим, что политика властей всех более или менее значимых стран мира, как и руководителей крупных корпораций, в первую очередь финансовых, направлена не на то, чтобы разобраться в причинах явления и попытаться уже сейчас начать строить что-то посткризисное, но исключительно на то, чтобы кризис сдержать. Делается это, как обычно, за счёт усиления его масштаба, более того, если бы денежные власти США вели себя так же, как в начале 30-х годов прошлого века, то есть позволили бы экономике через дефляционный шок самооздоровиться от структурных диспропорций, спад бы уже, скорее всего, прекратился. Правда, началась бы новая, «величайшая» депрессия. Но в наши дни был выбран другой вариант развития событий.

Повторю ещё раз важный тезис: лица, которые сегодня принимают конкретные решения, касающиеся денежной политики, делают это, не имея более или менее внятного стратегического плана. Причина этого понятна: любая мощная корпорация (в данном случае речь идёт о политической и финансовой элитах) всегда противится изменениям, которые угрожают её существованию. А кризис сегодня достиг такого масштаба, что сохранить финансовую элиту не удастся, а политической предстоит серьёзное переформатирование. В результате они предпочли следовать логике «никогда не сдавайся», которая состоит в резком противодействии любым тенденциям, которые кажутся им негативными.

Собственно, именно эта логика способствовала тому, что Запад «вылез» из кризиса 70-х годов, а в СССР, напротив, отказ от этой позиции привёл к катастрофе конца 80-х. Однако сегодня ситуация иная — наш анализ показывает, что избежать катастрофы невозможно в принципе, она вытекает из базовых экономических законов. То есть противодействие, попытка сохранить всё, неминуемо приводит к «сжиганию» того ресурса, который мог быть использован для построения каких-то основ, контуров нового мира. И непонимание того, как именно обстоят дела, приводит лидеров США (все остальные политики Запада, как показал опыт последних месяцев, играют роль статистов) к тому, что они своими руками раскачивают систему мировой безопасности, которая выстраивалась многие десятилетия.

Это понимают, если так можно выразиться, «старики», то есть ветераны мировой политики, которые вступили в игру и получили в ней свой первый опыт до начала 80-х, до начала политики «рейганомики». Я это отчётливо увидел во время поездки в США на возобновлённую Дартмутскую конференцию в начале ноября. Да и результаты выборов 4 ноября — на них пришли в основном люди пожилые — тоже об этом свидетельствуют. Понятно, что рядовой обыватель не в состоянии объяснить, что именно ему не нравится в текущей политике, но мы-то, обладая информацией о том, что на самом деле происходит в экономике, можем попытаться растолковать его ощущения. А это, в свою очередь, даст нам информацию о наиболее болезненных точках мировой инфраструктуры.

Но почему современные политики отказываются понимать, что происходит? Ведь теория, описывающая кризис, уже существует? Проблема состоит в том, что разработана эта теория вне границ «официальной» экономической науки, более того, за пределами её «англосаксонского» (то есть крайне ксенофобского) ядра. И не только самостоятельно разработать, но даже признать эту теорию «официальная» экономическая наука, «экономикс», не может. На практике мы это видим каждый день, когда слышим от разных «остепенённых» экспертов заявления о том, что кризис «заканчивается».

Дело в том, что «экономикс» возникла в конце XIX — начале XX века как научное течение в рамках идеологического противостояния с (уже тогда преимущественно марксистской) политэкономией, причём именно в рамках категорического отказа признать невозможность неограниченного углубления разделения труда, то есть фактически неизбежность конца капитализма! Ясное дело, что кризис, связанный с завершением действия базового механизма капиталистического развития — углубления разделения труда, нереально описать в рамках терминов и предмета науки, в которой конец капитализма табуирован! Это, выражаясь словами модной детской книжки, «то, что нельзя называть», в современной научной интерпретации!

Приватизация мирового «общака» его распорядителями

Отметим, что не признавать проблемы всё-таки не получается. А потому их сводят к частностям. И самая главная частность, которая постоянно упоминается в последние месяцы, в том числе в силу своего юбилея, это Бреттон-Вудская финансовая система. И вот здесь мы с представителями официальной науки согласимся, поскольку не исключено, что именно эта система и станет тем камушком, который спровоцирует сход лавины мирового кризиса. Другое дело, что понимание этого кризиса, даже для конкретной Бреттон-Вудской системы, у нас несколько различается.

Напомню, что конференция, состоявшаяся в Бреттон-Вудсе в 1944 году и обозначившая контуры сначала «западной», а с 1991 года и мировой финансовой системы, приняла решение о создании трёх базовых институтов современной финансово-экономической жизни: МВФ, Мирового банка и ГАТТ (ныне — ВТО), кроме того, делегировала новые функции Федеральной резервной системе США, сделав её уже не национальным, а международным эмиссионным институтом.

Вспомогательным элементом Бреттон-Вудской системы являлась привязка доллара США к золоту (справедливости ради отметим, что первые несколько лет после конференции к золоту был привязан и британский фунт стерлингов). После дефолта США 15 августа 1971 года зависимость отменили, однако это не сказалось на общем построении мировой финансовой системы.

Бреттон-Вудская система создана для того, чтобы расширить зону обращения доллара, что в экономическом смысле означает — любой актив (то есть то, что может принести прибыль или может быть продано) должен иметь цену в долларах. Именно по этой причине МВФ, который является главным «штабом» Бреттон-Вудской системы, активно выступает за запрет альтернативных доллару валют. В странах, потерявших свою экономическую независимость, это выражается в системе currency board, которая прямо требует привязки эмиссии национальной валюты к размерам долларовых резервов. Фактически это означает, что в таких странах все активы уже котируются в долларах, а внутренний инвестиционный ресурс отсутствует.

Важность ФРС США помимо того, что она отвечает за стабильность долларового оборота, состоит ещё и в том, что она по мере вхождения в долларовую систему новых активов эмитирует под их оборот новые доллары. Создавая тем самым возможность для перераспределения новой прибыли и фактически определяя масштаб их стоимости. Это хорошо видно на примере капитализации даже очень похожих по структуре производства и продаж американских и неамериканских компаний — степень капитализации последних всегда сильно ниже.

Кроме того, Бреттон-Вудская система следит за тем, чтобы стоимость кредита определялась «близостью» к центру эмиссии: чем дальше та или иная структура от этого центра, тем дороже для неё должен быть кредит. В частности, стоимость кредита, выраженного в региональных валютах, почти всегда больше (в пересчёте на доллар), чем прямой кредит, полученный от крупных американских банков. Это позволяет жёстко контролировать, чтобы центры создания прибыли находились именно в США.

Отмечу, что создание Бреттон-Вудской системы привело и к усилению роли самих финансов в рамках общей экономической модели: так, в США доля финансовой системы в перераспределении прибыли, которая до Второй мировой войны не превышала 5% от её общего объёма, сегодня поднялась выше отметки 50%. Понятно, что реальный сектор во всём мире находится в кризисе — иного и нельзя ожидать от экономической модели, в которой посредник забирает себе такой объём прибыли.

Но главной причиной кризиса является то, что в мире практически не осталось «свободных» (то есть не капитализированных в долларах) активов. Это значит, что эмитировать доллары больше нельзя, точнее, такая эмиссия провоцирует остро негативные процессы в экономике (инфляция), то есть исчезает эмиссионная добавка к прибыли. Ранее она делилась между владельцами активов (отсюда — рост количества миллиардеров в странах, недавно присоединившихся к долларовой зоне) и владельцами системы (мировой финансовой элитой), а также перераспределялась через финансовую систему для поддержания спроса домохозяйств. В частности, Россия получала свою долю через высокие цены на энергоносители.

Но сегодня эмиссия в прежних масштабах уже невозможна (точнее, безболезненно эмитировать доллары под новые активы не получается, поскольку таковых активов больше нет), и обнаружилось, что общей прибыли в экономике недостаточно даже для того, чтобы поддерживать завышенный относительно реальных доходов спрос домохозяйств. Соответственно, руководители мировой финансовой системы (к которым относится и администрация президента США, и руководство ФРС, и МВФ, и крупнейшие мировые банки) стали использовать возможности Бреттон-Вудской системы для спасения собственных институтов (в первую очередь американских). Отмечу, что именно за счёт этого начала разрушаться система мировой безопасности, о которой я упомянул выше, — безопасность всегда создаётся взаимными усилиями: как только одни элементы такой системы начинают что-то делать за счёт других, запускаются процессы разрушения, если так можно выразиться, «аутоиммунного» характера.

Инвестиционный спад резко ускорит кризис

Иными словами, если в предыдущие десятилетия речь шла о том, какую долю от эмиссии долларов, сделанную под «свои» активы, получат те или иные страны (и об этом, а также о стоимости этих активов в рамках мировой экономической системы можно было спорить и договариваться), то сегодня США начинают высасывать капиталы из других стран для спасения собственной экономики.

Инструментов для такой перекачки много: например, падение мировых цен на нефть и другие энергоресурсы. Поскольку США являются импортёром энергоресурсов и экспортёром товаров и услуг, они от такого снижения будут выигрывать, а экспортёры энергоресурсов — проигрывать. Ещё одним механизмом вывода капитала является сокращение долларового инвестиционного ресурса, выделяемого каждой стране. При этом стоимость такого ресурса будет всё время расти (формально — из-за роста рисков). А поскольку уровень мирового разделения труда высок, то импорт тех или иных товаров (оцениваемых в долларах!) для всех стран мира продолжится. Как следствие — будет падать внутренний спрос в этих странах, выраженный в долларах, что снизит не только жизненный уровень, но и возможности для рентабельных инвестиций во внутреннее производство, что ещё больше сократит инвестиционный процесс. Это хорошо видно на примере России, но аналогичные процессы идут по всему миру.

Притом урезаются не только вложения в новые проекты, но и в поддержание старых, деградация мировой экономики ускоряется. И все попытки, например США, возродить инвестиционный процесс (американцы добились за последние годы, особенно в энергетике, колоссальных достижений) в реальности к успеху не привели: конечный спрос в США падает все последние годы.

Именно понимание этого обстоятельства — фактически быстрого торможения инвестиционного процесса во всей мировой экономике — и даёт основания считать, что 2015 год может стать годом «великого» (но в отличие от СССР 30-х годов — в негативном смысле) перелома. И эмиссия тут уже не поможет, поскольку она неминуемо вызовет высокую инфляцию (потенциал снижения кредитного мультипликатора в США исчерпан), которая хуже всего отражается на спросе населения, то есть будет только ускорять кризис.

Разумеется, поскольку я не предсказатель, а учёный, никаких гарантий тут дать нельзя, но, как мне кажется, вероятность такого развития событий резко возросла. Что мне и представляется достаточно важным для того, чтобы довести до сведения читателей.