Оказанный турецкому премьеру Эрдогану в ходе его двухдневного визита тёплый прием в Иране, подчеркнутая дружественность переговоров в ходе встреч на высшем уровне – всё это показывает, что Анкара и Тегеран решили на время забыть о серьёзных политических разногласиях и сосредоточиться на экономических взаимоотношениях. Здравый расчёт строится на том, что развитие торговли приведет и к сближению позиций по ряду острых региональных проблем.

После встречи с Эрдоганом рахбар Али Хаменеи дал понять, что основные политические препятствия в турецко-иранских отношениях устранены и «есть все основания для расширения всеобъемлющих связей между двумя странами». Создание Верховного совета по сотрудничеству, который, как отметил Эрдоган, «должен стать органом, позволяющим министрам наших стран работать так, как если бы они были членами одного кабинета», – важный шаг, который невозможен без сближения взглядов на региональные конфликты, и в первую очередь – сирийский. В то же время делать далеко идущие выводы о возникновении альянса «Анкара - Тегеран» пока рано… В политических кругах Турции и Ирана это прекрасно понимают, поскольку, во-первых, отчетливо сознают потаённые мотивы движения навстречу друг другу, а во-вторых, не испытывают особых иллюзий по поводу дружественности отношений.

В определённой мере сближение Анкары и Тегерана – это союз поневоле, вынужденный шаг, на который двум странам приходится идти, закрывая глаза на существующие противоречия. 24 января, буквально за несколько дней до визита Эрдогана в Тегеран, в Давосе произошла пикировка между иранским министром иностранных дел Джавадом Зарифом и его турецким коллегой Давутоглу. Турецкий министр раскритиковал аргумент иранской стороны о том, что «Хизбалла» в Сирии появилась для защиты шиитских святынь. Зариф на это ответил буквально следующее: «Вы же не рассчитывали, что шииты будут молчать после того, как вы вооружили людей, которые разрушали шиитские гробницы».

Теперь, после визита Эрдогана, пикировку в Давосе предложено считать «обменом дружественными колкостями», поскольку турецкий премьер объявил, что Анкара достигла с Тегераном соглашения по борьбе с терроризмом в Сирии, ибо «обе страны озабочены ростом влияния экстремистских групп, некоторые из которых аффилированы с «Аль-Каидой»… Мы будем расширять наше сотрудничество плечом к плечу с Ираном в борьбе с террористическими группами». При этом и иранские, и турецкие представители говорили о «непропорциональном росте вмешательства в дела региона Саудовской Аравии», которая остается главным противником для Тегерана и Анкары в регионе. 

Вмешательство Эрдогана в сирийский конфликт и поддержка внешней интервенции (одним из участников которой и стала Анкара, поставляя вооружения сирийской оппозиции и создавая для нее тренировочные лагеря на турецкой территории) обернулась для самого премьера серьёзными политическими издержками. А для национальной безопасности Турции – новыми угрозами со стороны тех, кого её власти неосмотрительно «приютили» на своей территории, «джихадистов», превративших лагеря сирийских беженцев в Турции в рассадники экстремизма и центры незаконного оборота оружия и наркотиков. В таких условиях изменение взглядов Эрдогана вполне объяснимо, и Тегеран этим воспользовался.

В Иране прекрасно понимают, что Турция никогда не пойдет на разрыв отношений с Соединёнными Штатами. Но сейчас Эрдоган и его партия лихорадочно ищут внешнеполитическую линию, которая гарантировала бы стране внутреннюю стабильность. Когда, по данным опросов общественного мнения, действия Башара Асада в отражении внешней интервенции и в борьбе с «джихадистами» поддерживают в Турции 20% опрошенных, ясно, что оставаться и дальше активным членом антисирийской коалиции, в которой главная партия отводится отнюдь не Анкаре, как минимум неосмотрительно. В турецких газетах гуляет шутка о том, что если бы Асад баллотировался на выборах в Турции, он бы обогнал оппозицию, имеющую сейчас около 25% голосов. В каждой шутке – лишь доля шутки. Эрдоган с его необычайно развитым политическим чутьем понял это первым и первым задумался о коррекции внешнеполитической линии Анкары.

Собственно, большого выбора у Анкары нет. Погоня за вступлением в ЕС никаких выгод Турции не дала, а участие в антисирийской коалиции чуть не обернулось для неё серьёзными внутренними потрясениями. Сотрудничество с Израилем было нужно Эрдогану как дополнительное доказательство лояльности к США, поэтому даже после истории с «Флотилией свободы» турецко-израильское охлаждение ограничивалось лишь враждебной риторикой при сохранении сотрудничества в военной и разведывательной сферах. Но сейчас, когда процесс по делу «Эргенекона» поставил турецкий силовой блок под контроль правящей партии и Эрдогану понадобилось укрепить массовую поддержку внутри страны, Израиль перестал представлять для него интерес как стратегический партнёр. Тем более что Тель-Авив много сделал для выхода напряженности в отношениях на новый виток.

Сегодня стабильность Эрдогану может обеспечить только преодоление кризисных явлений в экономике. Тесные экономические связи с Ираном, которые Анкара сохранила даже на пике «калечащих санкций», дают для этого хорошую возможность. Чтобы укрепить турецкую лиру, которая заваливается в штопор по отношению к доллару, и компенсировать потери, вызванные уходом из страны «горячих денег», Турции надо увеличить приток иностранного капитала. Сделать это позволяют рост экспорта в Иран и реализация с ним совместных экономических проектов вроде «свободной зоны торговли энергоносителями».

В 2012 году объем товарооборота между Турцией и Ираном составил 22 миллиарда долларов, затем «просел» до 20 миллиардов в 2013 году, но имеет все шансы достичь 30 миллиардов к 2015 году. На пике санкций Иран оставался для Турции третьим по значению рынком экспорта, и все предостережения Вашингтона, особенно в части увеличения продаж золота в Иран через турецкий Halkbank, Анкара откровенно игнорировала. 

За день до визита Эрдогана в Тегеран, когда уже официально было объявлено о «важности экономической составляющей» визита, в Анкару срочно прилетел заместитель министра финансов США по вопросам терроризма и финансовой разведки Дэвид Коэн. Он в очередной раз напомнил турецким бизнесменам, что санкции с Ирана ещё не сняты и «турецкие компании, рассчитывающие на контракты в Иране, должны повременить». Представители бизнес-сообщества Коэна вежливо выслушали, но этим, похоже, всё и ограничилось. Начавшийся ажиотаж по поводу открывающегося для зарубежных компаний иранского рынка диктует турецким предпринимателям логику поведения, которая от пожеланий американцев зависит довольно мало.

Тегеран со своей стороны весьма заинтересован поддерживать такой энтузиазм турецкого бизнеса, ибо Турция была и остаётся для Ирана полем деятельности «чёрных рыцарей» - торгово-экономических партнёров, помогавших Исламской республике «обходить» введенные против неё «калечащие санкции». Сегодня режим санкций несколько ослаб, но нет гарантий, что он не ужесточится завтра, соответствующий документ с повестки дня конгресса США не снят, а потому, пользуясь оттепелью в отношениях с Западом, Тегеран стремится привлечь новых партнёров, способных в перспективе стать «чёрными рыцарями».

«Новый этап» в ирано-турецких отношениях, о начале которого обозреватели заговорили по итогам визита Эрдогана в Тегеран, – это ещё не стратегическое партнёрство и тем более не преддверие альянса «Анкара - Тегеран». Существующие между двумя странами политические разногласия выглядят «минами замедленного действия», которые в любой момент могут взорвать ирано-турецкий диалог. У руководства обоих государств достаточно здравого смысла, чтобы понимать всю хрупкость двусторонних отношений, а потому акцент на развитии экономических связей - это вполне здравая политика, которая со временем сможет оказать влияние как на весь регион, так и на отношения Тегерана и Анкары с третьими странами.