2014-й будет годом неприятных откровений

Бодрое настроение российских политиков, наблюдаемое у них в начале 2013 года, куда-то исчезло к его концу. После того, как несколько раз в худшую сторону корректировались официальные прогнозы, стало понятно, что экономика страны погружается в кризис. В перспективе ухудшение экономических показателей может привести к социальному недовольству. Есть ли какие-то исторические примеры выхода из сложившейся ситуации? Об этом говорится в статье Валерия Миронова и Вадима Канофьева из НИУ «Высшая школа экономики», которую опубликовало федеральное интернет-издание «Капитал страны». 

2013 год вряд ли можно назвать удачным для российской экономики. Экономика резко тормозила – похоже, темпы роста в прошлом году не превысили 1,5%, т. е. оказались более чем вдвое ниже, чем годом ранее, и в пять (!) раз ниже, чем до кризиса (2000–2007 годов). По темпам роста ВВП Россия заметно отставала и от мира в целом, что привело к снижению ее доли в мировой экономике. В прошлом году доля составила 2,95% против 2,99% в 2012 году с учетом ВВП по паритету покупательной способности (здесь и далее мы ориентируемся на текущие обновленные оценки МВФ по 2013 году). Напомним, что пиковым значением этого показателя было 3,21% в 2008 году (рис. 1). Россия, как и прежде, удерживает шестое место в мире по общему объему экономики, отставая от лидера – США – в 6,5 раз, а от занимающей пятое место Германии – на 26%. При этом объем российской экономики всего на 6% превышает объем идущей на седьмом месте Бразилии, что обостряет соперничество между странами БРИК. Впрочем, все эти арифметические изыски имели бы мало смысла, если бы не одно «отягчающее» обстоятельство.

Рис. 1. Доля России в мировом ВВП, %

Источник: МВФ, расчеты Института «Центр развития» НИУ ВШЭ

Относительно высокие места, которые Россия занимает по «валовому» объему экономики (шестое по ВВП с учетом ППС и восьмое – по ВВП в номинальных долларах), затушевывают тот факт, что, исходя из размеров среднедушевого ВВП по ППС, Россия находится в середняках – на 57-м месте в 2013 году, что, правда, на 11 позиций выше, чем в 2000 году, но по объему ВВП – в 5,7 раза ниже, чем у мирового лидера Катара, и почти в 3 раза ниже, чем в США. Правда, относительно 2000 года разрыв сократился. Тогда, в начале правления нынешнего президента России, он составлял 7,2 и 4,8 раза соответственно. Однако если темпы роста российской экономики застынут на нынешнем уровне (не говоря уже о том, что они могут снижаться и дальше), этот разрыв будет увеличиваться (рис. 2).

Рис. 2. Темпы роста мировой и российской экономики, %

Источник: Росстат, расчеты Института «Центр развития»
НИУ ВШЭ

Понятно, что среднестатистический гражданин России вряд ли хорошо понимает, что такое «ВВП по ППС», и его не очень заботит динамика этого показателя. Однако он, этот гражданин, не может не замечать, что динамика улучшения его условий жизни резко замедлилась. Особенно хорошо это видно тем, кто путешествует по миру. Вполне вероятно, что в перспективе остановка в росте благосостояния может вызвать серьезное недовольство населения.

Нельзя сказать, что российские политики этого не видят и этим не озабочены. Более того, при желании они могут достаточно активно использовать опыт других стран. Так, то, что мы наблюдаем сегодня в российской экономике, очень напоминает ситуацию, описанную английским экономическим историком Робертом Алленом из Оксфорда в книге 2009 года Why was the Industrial Revolution British? Он показал, что в XVIII веке в условиях значительно более высоких зарплат английских рабочих (чем у рабочих других стран), обеспеченных ростом обрабатывающей промышленности и внешнеторговой экспансией Британской империи, и относительно низких цен на энергию, связанных с вовлечением в производство запасов угля, создались условия, с одной стороны, для технологических изобретений, а с другой – для воспроизводства нового, более образованного работника, который получил средства для образования себя и своих детей и для более качественного питания и лучшего здоровья. Подобного рода разработки, описывающие модель роста т. н. «wage led economy» (экономики, ведомой заработной платой), появлялись и во второй половине XX века.

Казалось бы, чем не рецепт для России? Тем более что правительство признает выросшие в 2000-е годы издержки на рабочую силу (когда рост заработной платы кратно опережал рост производительности труда) и, возможно, отходит от прежней линии на ускоренный рост внутренних цен на энергоносители. Остается совсем немного – позаимствовать принципы английского правосудия, которые будут гарантировать защиту прав собственности, разгосударствить экономику и начать борьбу с теми искажениями рыночных институтов, которые свойственны многим сырьевым экономикам, пораженным т. н. «ресурсным проклятием». Глядишь, тогда и централизованные программы инновационного развития принимать не нужно будет. Бизнес сам станет в этом заинтересован.

Или правительство России может попытаться извлечь уроки из опыта стран, сумевших трансформировать «ресурсное проклятие» в «ресурсное благословение» и нередко в технологический прорыв. Их немного, но они есть (в частности, отдельные периоды в развитии США, скандинавских стран, Чили) и описаны в экономической литературе.

Одним из направлений такой трансформации стала поэтапная диверсификация сырьевой экономики в целях борьбы с ее чрезмерной волатильностью. Речь идет о диверсификации на уровне отраслевого портфеля ресурсо-ориентированной страны, когда более высокие темпы роста выпуска высокотехнологичных секторов сопровождаются более высокой волатильностью, особенно в сырьевых странах с недостаточно развитой финансовой системой, представителем которых является Россия, (рис. 3), а более устойчивы, хотя и менее «доходны» (то есть в среднем растут медленнее) сырьевые сектора.

Рис. 3. Характеристики динамики портфеля отраслей промышленности России в 2000–2013 годах

Источник: Росстат, расчеты Института «Центр развития»
НИУ ВШЭ

Общая высокая (то есть подрывающая стабильность инвестиционного процесса) волатильность роста структуры отраслей (то есть, в конечном счете, всей экономики) в этом случае может складываться за счет преобладания либо общесистемных рисков, либо отраслевых рисков (как и в стандартном портфеле финансовых активов, анализируемом «по Марковицу»). В первом случае, в соответствии с такой логикой, нужны общеэкономические меры (заморозка тарифов, сдерживание укрепления курса и т. д.), а во втором – меры, в большей степени учитывающие специфику ситуации в отдельных секторах. В частности, может быть целесообразна ориентация не столько на быстрое создание новых несырьевых производств, сколько на расширение многообразия сырьевого экспорта, переход к производству и экспорту продукции более развитых с технологической точки зрения сырьевых переделов (прокат, фольга, детали, комплектующие из обработанного сырья), встраивание на первых порах в мировые технологические цепочки не на самых высоких их переделах.

Попытки разработать научно-обоснованные системные меры, направленные на диверсификацию российской экономики, предпринимались Минэкономразвития России еще в начале 2000-х годов – достаточно заглянуть в архивы. Однако затем начался рост нефтяных цен, и об этом забыли. Может быть, пора уже вспомнить и постараться пополнить относительно небольшой список стран, продемонстрировавших устойчивое экономическое чудо на фоне потенциального проклятия?