Без стандарта

Руслан Хестанов, заместитель главного редактора журнала "Русский репортер"

Есть три верных пути к безумию: любовь, безмерное самомнение и изучение денег. Известный британский экономист Джон М. Кейнс считал, что среди его современников есть всего 3–4 человека, которые действительно понимают, что такое деньги. Будь Кейнс сегодня среди нас, он вряд ли изменил бы свое мнение. Что же мешает нам понять природу денег?

Внимательно следящие за кризисом экономисты разделились на две непримиримые группы. Уже почти год одна из них пугает другую возможностью инфляции, а та в ответ — вероятной дефляцией. Оба призрака по-своему страшны, но пока ни тот ни другой не материализовались, а искомой золотой серединой оказываются действия государственных регуляторов. На прошлой неделе спор возобновился с новой силой после того, как доллар значительно просел и тут же был атакован валютными спекулянтами.

За 14 месяцев индекс доллара, то есть его стоимость по отношению к шести ведущим валютам мира, достиг самой низкой отметки. С марта этого года он потерял 15% своей стоимости по отношению к евро — Вашингтон вынужден был реагировать. Глава Федеральной резервной системы (ФРС) Бен Бернанке заявил, что сразу после того, как оживление в экономике станет заметным, процентные ставки будут повышены и стоимость доллара возрастет. Министр финансов США Тимоти Гайтнер подтвердил, что политика США стабильна и ориентирована на "сильный доллар".

Американцы были убедительны, и дальнейшее сползание доллара удалось предотвратить. Но почему рынки предпочли поверить в эти заклинания? Ведь, с одной стороны, о сильном долларе говорили еще при президенте Буше. Однако все это время, вопреки обещаниям, доллар неуклонно терял в весе. Рынок в очередной раз проглотил утешения финансовых начальников США, потому что знает, как правильно их расшифровать: американские власти могут смириться с ослаблением доллара и даже с утратой им статуса резервной мировой валюты, но готовы пойти на все, чтобы предотвратить его мгновенный коллапс.

В нехитрую игру "сильный доллар" играет не только Америка. Многие правительства пошли на удешевление национальных валют в расчете на то, что девальвация позволит продавать товары за границу по более низким ценам. Стихийный протекционизм привел к тому, что с поставленной задачей никто не справился: мировая торговля и экспорт продолжают сокращаться. А в ситуации, когда все свою валюту обесценивают, выигрывает, естественно, валюта резервная, системная, то есть доллар. Его не уронили несмотря на то, что рост объемов долларовой ликвидности ставит все новые рекорды. В прошлом квартале ФРС монетизировала долг на сумму $700 млрд, а вместе с облигациями Казначейства долг достиг $1,1 трлн.

Федеральный долг США растет такими фантастическими темпами именно потому, что иностранные кредиторы всегда готовы дать взаймы. А существуют ли для них хоть какие-то ограничения? Финансовая глобализация последних 25 лет открыла миру рынок американских облигаций, который до сих пор так и не показал, где у него дно. Между 2002 и 2007 годом иностранные вклады в американские активы выросли с $10 трлн до $20. Год назад многим казалось, что триллионные стимулы обязательно приведут к гиперинфляции, но рынок американских облигаций успешно поглощал эмиссию доллара любых масштабов.

В истории XX века было 28 случаев гиперинфляции. Из них 20 имели место после 1980 года. В недавно опубликованной книге Питера Бернхольца, профессора экономики Базельского университета, "Монетарные режимы и инфляция" тщательно разбирается каждый случай гиперинфляции. Бернхольц утверждает, что все они так или иначе были связаны с финансированием бюджетного дефицита за счет печатного станка. И в самом этом выводе ничего нового нет — новизна в выявлении критического порога, за которым начинается гиперинфляция. По Бернхольцу, критический уровень можно считать пройденным,  как только государственный дефицит превысит расходы на 40%. В прошедшем финансовом году США преодолели этот порог: 40,1 %.

Однако до сих пор никаких признаков гипер­инфляции на потребительских рынках развитых стран не наблюдается. Да и инфляция на этот раз выглядит несколько по-иному: пузырь ограничивается исключительно финансовым сектором и проявляется в росте фондовых рынков, рынка облигаций и резервов частных банков. Однако главный мотор американской машины роста — потребитель — на время выведен из строя. Он резко сократил потребление и избавляется от кредитов. По словам Стивена Роуча, главного экономиста азиатского отделения компании "Морган Стенли", рассчитывать на возвращение потребительского энтузиазма у американцев можно будет только через 5–6 лет.

Таким образом, государственная помощь, направленная на спасение финансового сектора США, обозначила водораздел внутри самой экономической действительности: с одной стороны сам этот сектор, которому досталась львиная доля госпакета финансовых стимулов, с другой — потребительские рынки и реальная экономика, вынужденно севшие на полуголодный паек. Отсюда и двойственность восприятия: одни абсолютно уверены в скором наступлении инфляции, другие со страхом ожидают дефляции.

Дефолт США является тем вариантом резкого слома финансовой системы, в котором не заинтересован никто. Гораздо более терпимо многие страны отнеслись бы ко второму сценарию — тоже плохому, но более предпочтительному. Следуя правилам игры в "сильный доллар", центральные банки сквозь пальцы смотрели бы на то, как американцы избавляются от своего долга с помощью инфляции. А других вариантов, собственно, и нет.

Несмотря на кризис и непростую ситуацию в российской экономике, признаки слабости доллара можно обнаружить даже у нас. Обменников стало заметно меньше, зарплаты в зеленых купюрах ушли в прошлое — мы вообще все реже прибегаем к доллару в своих повсе­дневных расчетах. Нынешней осенью крупные российские банки начали интенсивно снижать доходность долларовых и вообще валютных вкладов, потому что они перестали пользоваться спросом россиян. И, как предсказывают специалисты, через 6–9 месяцев доходность по валютным вкладам может достичь 6–6,5% вместо нынешних 9–12.

Уход доллара из отечественной экономики — явление, безусловно, положительное. Но, к сожалению, связано оно не с укреплением доверия к рублю: доллар быстро теряет в весе по отношению к ведущим мировым валютам. Против него не нужны никакие заговоры — он сдает позиции сам, без посторонней помощи. И к такому плавному окончанию эры доллара американские и европейские элиты готовы.

Мы уже стоим одной ногой в новом для нас монетарном мире: мы привыкаем жить без долларового стандарта. До Первой мировой войны человечество знало, что такое политическое равновесие между империями с приблизительно равными возможностями. Миру также известно равновесие эпохи холодной войны. Но вот примеры сочетания глобальной экономики и монетарного равновесия истории пока неизвестны.