Об изменении основного критерия долгосрочной конкурентоспособности

Об изменении основного критерия долгосрочной конкурентоспособности

На протяжении почти двух третей XX века основным критерием долгосрочной конкурентоспособности была ставка на кардинальные инновации. Этот критерий был для всех уровней. На личностном уровне резко возросла значимость ученых и инженеров и их доля в обществе. Лозунгом времени, воплощавшим суть этого критерия на личностном уровне, был – «Учение – свет!» Быть ученым или инженером было гораздо более престижнее, чем финансистом или наёмным менеджером. Для того, чтобы оценить масштабность этого не где-то далеко, а непосредственно у нас, обратите внимание как много великолепных многоэтажных зданий в Киеве на рубеже XIX – XX веков было построено… киевскими профессорами.

На корпоративном уровне конкурентное преимущество было у тех корпораций, которые обеспечивали важнейшие технологические прорывы. На этом фоне сверхбыстрого развития значимость рекламы, маркетинга и менеджмента была второстепенной. Зачастую у лидеров рынка вообще не доходили до них руки. Изыски не требовались – наиболее распространённым в ту пору названием продукта в самых разнообразных областях было М1, т.е. модель №1. Кстати, так назвался и фольксваген, до того, как официально стал «жуком». Современному маркетологу и в страшном сне не может прийти идея назвать автомобиль «передний привод» или «две лошадиные силы». А тогда объёмы продажи товаров с названиями, свидетельствующими об отсутствии какого-либо маркетинга, были рекордными. То же положение было на уровне стран.

Страны, обеспечивавшие концентрацию ресурсов на ключевых направлениях научно-технологического развития, имели значительно более высокие темпы развития, чем те, кто такую концентрацию ресурсов не проводил. И это несмотря на огромные издержки, связанные с массовыми репрессиями и самодурством государственных вождей и управленцев, волюнтаристски определявших ключевые направления приложения усилий.

Тем не менее, наибольшие темпы научно-технологического, экономического и даже культурного развития показывали Третий Рейх и СССР, т.е. те страны, которые смогли обеспечить максимальную концентрацию ресурсов на ключевых направлениях. Дошло до того, что в конце 40-х, в начале 50-х годов на Западе всерьёз и на самом высоком уровне обсуждали саму возможность противостояния стремительно развивавшемуся СССР.

Но и в западной экономике критерий конкурентоспособности за счет кардинальных инноваций и концентрации ресурсов на ключевых направлениях также работал. Однако ровно до того времени, пока не завершился Модерн и резко не замедлились темпы научно-технологического развития. И всё – ставка на поток кардинальных инноваций, определяющая лицо западной инновационной модели перестала работать. Инвестиции в сильно разросшуюся науку становятся всё менее эффективными.

После начала вторичного модерна в ряде развивающихся стран, конкурировать с ними по издержкам затормозивший Запад оказался не в состоянии. Поэтому начался этап выработки не использовавшихся ранее ресурсов в утопической надежде дождаться давно обещанного деятелями от науки, научно-технологического скачка.Вот тогда, среди прочего вспомнили о рекламе, маркетинге и менеджменте, начали усиленно продвигать глобализацию.

На технарей навесили ярлык технократов и задвинули на третьи роли и в структуре управления, и в уровне зарплат. В то же время происходило перемещение производств в страны юго-восточной Азии. Все это позволило снизить рентабельность процесса производства за счет увеличения рентабельности операций, находящихся до и после стадии производства. Под это подвели солидную теоретическую базу. Мол, производство как его не развивай всё равно остаётся атрибутом отсталого индустриального технологического уклада, а будущая экономика будет концентрироваться на интеллектуальных и креативных услугах будущей экономики знаний и всеобщего процветания общества устойчивого развития.

Впрочем,  достаточно быстро выяснилось, что резервов маркетинга, менеджмента, дизайна и рекламы хватит ненадолго. Кроме того, лучшие наработки в этих областях достаточно легко копируются в т.ч. в странах, куда вывели производства. Поэтому параллельно стали расти мыльные пузыри, которые после научно-технологического скачка и перехода к следующему технологическому укладу предполагалось наполнить реальным содержимым.

Речь идёт не только о финансовых пузырях. Например, скачок технологий передачи и обработки информации подавался как продолжение ускоренного развития. По большому счету формирование ожиданий потребителя, которым заведомо не суждено выйти на рынок в рекламируемые сроки является таким же мыльным пузырём, как и всеобщий рост кредитной задолженности, только более скрытым от глаз, как экспертов, так и обывателей. И сейчас уже многим очевидно, что удержать ситуацию не удастся и выход западного, а затем и мирового кризиса за преимущественно экономические рамки неизбежен. В результате и западная инвестиционная модель и основной критерий конкурентоспособности станут полностью не эффективными и ближе к завершению смуты Второй Тридцатилетней войны начнут проявляться контуры новых.

Казалось бы, какое это имеет практическое значение? Ведь сейчас следовало бы готовиться к выходу кризиса за преимущественно экономические рамки, а до завершения смуты ещё предстоит дожить. Однако, как я уже писал ранее, разные страны находятся в разных фазах цикла цивилизационного развития. И та смута, которая в развитых и пока быстро развивающихся странах ещё не началась, в Украине и некоторых постсоветских странах, идёт уже давно. Наше смутное время, начавшееся в начале 90-х годов, уже прошло свой экватор. За это время мы успели к нему адаптироваться на всех уровнях. И если не брать во внимание внешнее влияние, то собственное украинское смутное время завершилось бы в первой половине 20-х годов. Поэтому первые проявления нового критерия сверхдолгосрочной конкурентоспособности в Украине наблюдаются уже сейчас.

Но что придёт на смену ускоренному интенсивному развитию с приоритетом кардинальных инноваций? – адаптивное развитие со ставкой на использование местных ресурсов!

Этот новый главный критерий долгосрочной конкурентоспособности также будет работать на всех уровнях. Но из-за большой разницы в доступности и значимости местных ресурсов его действие будет более вариативным.

На геополитическом уровне под действием этого критерия изменится принцип геополитической дифференциации стран. С XVII века действовал принцип вертикальной дифференциации стран. В соответствие с ним Страны делились на более и менее развитые. При этом уровень развитости стран слабо коррелируется с благоприятностью их ресурсной базы. Действуют единые направления развития. Темпы следования этим, единым для всех стран направлениям определяют уровень развитости, цивилизованности страны. Преимущественно вертикальная дифференциация стран после фазы Второй Тридцатилетней войны сменится преимущественно горизонтальной, при которой каждый развивается в своём направлении, а уровень геополитического лидерства и значимости стран определяется благоприятностью ресурсной базы. Точнее говоря, не сменится, а вернётся, поскольку горизонтальная геополитическая дифференциация стран была характерна для средневековья. Т.е. в геополитическом плане новое средневековье действительно наступит.

На корпоративном уровне долгосрочная конкурентоспособность будет определяться не кардинальными инновациями, а способностью к максимально эффективному использованию местных ресурсов. Поскольку уровень благоприятствования ресурсной базы существенно различается, то вариативность будет высокая.

Как уже обосновывалось в предыдущих статьях в ряде стран и территорий в т.ч. и с развитой рыночной экономикой сейчас наблюдется кризис капитализма. В дальнейшем после завершения фазы смуты, недостаточная собственная ресурсная база не позволит в этих странах эффективно функционировать развитой рыночной экономике. Понятно, что в этих условиях, характерных для классического Востока, капитализм просто невозможен. В результате неизбежно произойдёт деградация и упрощение рыночной среды с формированием типично восточной картины.

В то же время в ряде других стран, которые, к сожалению, будут составлять меньшинство, развитые, относительно достигнутого технологического уровня, рыночные отношения будут по-прежнему оставаться эффективными. Эти страны, после завершения фазы смуты Второй Тридцатилетней войны перейдут от интенсивного ускоренного развития времён Модерна, к более медленному, но всё равно сравнительно быстрому экстенсивному развитию за счет внешней и внутренней колонизации. В этих странах капитализм останется эффективным, корпорации сохранятся и будут конкурировать за более эффективное использование ресурсной базы и возможностей для колонизации.

На личностном уровне можно было бы прогнозировать, что основным критерием долгосрочной конкурентоспособности станут знания местных ресурсов и умения их использования. Но на личностном уровне этот критерий настолько вариативен, что это был бы прогноз средней температуры по больнице. Понятно, что красивые, но утопичные представления об увеличении доли творческого труда, экономики знаний, преобладании сферы услуг над сферой производства и господства информационной экономики над материальной канут в лету (до поры до времени).

В странах с благоприятными условиями следует ожидать восстановления пирамидальной структуры экономики. Внизу – мощная ресурсная база и первичная обработка ресурсов. Выше будет располагаться средне- технологическая индустрия, которая будет составлять основу экономики. А на самой вершине пирамиды будут располагаться сравнительно небольшие высоко-технологичные отрасли. Т.е. размер отраслей будет обратно пропорционален глубине обработки сырьевых ресурсов. Дискриминация стадии производства будет преодолена за счет снижения значимости деятельности, которая расположена до и после стадии производства, особенно маркетинга, рекламы, финансового обеспечения и менеджмента. Но в целом, на уровне человека изменения в мотивации и личной конкурентоспособности будут не очень большими.

Существенно большими эти изменения будут в странах с неблагоприятными условиями, где будут наблюдаться:

• Не эффективность развитой рыночной экономики
• Практически полный закат науки
• Неэффективность классического либерализма, демократии и формирование сословных обществ с очень ограниченными социальными лифтами
• Формирование нового ремесленничества
• Существенное повышение неравенства и сокращение прав большинства
• Дробление государств, фактическая потеря суверенитета и формирование колоний восточного типа в виде зависимых и вассальных территорий

При этом, нужно понимать, что просто так уехать из неблагополучных стран в благополучные большинству не получится – существующее относительно свободное перемещение и так постепенно сокращается, а с выходом кризиса за преимущественно экономические рамки обвалится почти полностью. Кстати именно поэтому все надежды на безвизовый режим с ЕС представляются заведомо утопичными.

В результате в странах с неблагоприятными условиями ближе к завершению цивилизационной фазы Смутного времени начнут формироваться классически восточные критерии индивидуальной конкурентоспособности.

Понятие местные ресурсы требует некоторой конкретизации. Это не только местное сырьё, но все его технологические переделы, которые имеет смысл осуществлять на данной территории. Например, для Украины местным ресурсом является не только рудное и угольное сырьё, но металлургическое и даже машиностроительное производство, основанное на использовании этого сырья. То же самое и в отношении информации. Рассмотрим два полярных случая. Например, конкретная информация о деталях выращивания ранних овощей в Каменcко-Днепровском районе Запорожской области является ресурсом, обеспечивающим долгосрочные конкурентные преимущества. Несмотря на то, что эта информация не систематизирована и не охраняется авторским правом.

И наоборот – владением информационным продуктом в виде операционной системы Windows не является конкурентным преимуществом.

Во-первых, потому, что она не относится к местным ресурсам.

Во-вторых, потому что выполняет стандартные функции.

И в третьих, из-за того, что глобальная система защиты авторского права и уже сейчас становится всё менее эффективным, а с выходом кризиса за преимущественно экономические рамки и вовсе рухнет.

По мере развития регионализации, как процесса обратного глобализации, понятие местного ресурса как ключевого фактора долгосрочной конкурентоспособности будет всё более локальным. А как уже отмечалось в предыдущих статьях, максимальный уровень регионализации будет достигнут в наиболее неблагополучных и пострадавших от Смуты странах.

Понимание временных и пространственных деталей формирования нового принципа долгосрочной конкурентоспособности, а вместе с ней и новой инвестиционной модели позволяет определить параметры будущей модернизации.

• Реальная, а не декларативно-отмывочная модернизация России и не пустые и не эффективные структурные реформы Запада, в сравнительно благополучных странах начнётся после завершения Второй Тридцатилетней войны. Причем, она будет возможна только в первой и третьей части современной территории России после её прогнозируемого переформатирования. В неблагополучных странах, в т.ч. пока ещё высокоразвитых, модернизация в этом веке будет невозможна по определению, как не стимулируй науки с инновациями. Поскольку Украина по фазе цивилизационного развития опережает западные страны, то здесь уже наблюдаются первые проявления модернизации.
• Новая модернизация будет базироваться на принципах обратных, предыдущей. Вместо ставки на использование кардинальных научно-технологических прорывов – сравнительно медленное развитие за счет внутренней колонизации и рационального использования местных ресурсов. Вместо гигантского рывка, организованного сверху и длящегося 2-3 десятилетия будет существенно более длительное адаптивное развитие за счет инициативы на местах. Вместо крупнейшей концентрации ресурсов будет их децентрализация. Вместо единого пути и рецептов развития – ставка на разнообразие определяемая разнообразием местных ресурсов. Образно говоря, время собирать камни, в очередной раз сменится временем разбрасывать камни.
• Новая модернизация будет иметь своё собственное историческое название.

Полная авторская версия статьи, напечатанной в журнале «Генеральный директор», июнь 2012