Михаил Хазин: Конечный спрос уже съеден. О пользе стимулирования экономики

Родился в 1962 г. В Москве. Окончил Механико-математический факультет МГУ. Экономист, публицист. Президент компании экспертного консультирования «Неокон». В 1997 – 2001 гг. совместно с Олегом Григорьевым и Андреем Кобяковым разработал теорию современного экономического кризиса.

...Подавляющее большинство людей, рассуждающих о смысле денежной массы, кредитном мультипликаторе и так далее, не очень понимают экономический смысл этих понятий. Чалых тут не исключение, и по этой причине он все время сбивался на частности, не понимая сути процесса. Впрочем, винить его тут нельзя – в мире вообще очень мало людей, которые понимают, как работает система денежного обращения с точки зрения макроэкономики. Я это несколько раз объяснял, но видимо, к теме нужно вернуться.

Прежде всего, нужно отметить, что спрос в экономике явление неоднородное: есть спрос промежуточный и есть конечный. Первый создается субъектами экономики для того, чтобы так или иначе перепродать обработанные товары или услуги, причем желательно – с прибылью. Даже если кажется, что эти товары приобретены «навсегда» (например, мебель в офис), тем не менее, они перепродаются, поскольку их стоимость включается в себестоимость продаваемых компанией-покупателем товаров или услуг.

Конечный спрос ничего не перепродает, он только пользуется. Соответственно, формируют его структуры, которые принципиально не перепродают товары и услуги – то есть государство и домохозяйства. Есть, конечно, некоторые тонкости (например, есть некоммерческие организации и продажа госуслуг), то тут я предлагаю желающим разобраться, что к чему самостоятельно. Отметим, что источник, на который покупаются товары и услуги у этих двух систем разный: государство собирает налоги, а домохозяйства – получают зарплату, впрочем, есть у них и другие источники доходов. Но сути дела это не меняет.

Отметим, кстати, что государство не просто получает деньги – для компаний выплаченные налоги тоже входят в себестоимость выпускаемой продукции. По этой причине, теоретически, налоги все равно оплачивают домохозяйства, однако это уже некоторое усложнение первоначально схемы, поэтому мы сейчас этот аспект обсуждать не будем. Что касается домохозяйств, то они получают свои доходы от компаний и государства, что, естественно, ограничивает их возможности по потреблению – поскольку долго тратить больше, чем получаешь, достаточно сложно.

Если предположить, что граждане могут тратить только то, что получили (то есть, нет кредита на конечное потребление), то объем ВВП страны ограничен выплаченной зарплатой (опять-таки, для простоты, трансграничные операции мы не учитываем) и расходами государства. Может быть меньше, но больше – никак, что хорошо видно по тому, как учитывается налог на добавленную стоимость (НДС), конечным плательщиком которого является потребитель, для которого он включается в стоимость товара или услуги.

Есть только одно исключение: потребитель может накопить денег (за счет снижения спроса в предыдущие годы) и потратить больше в текущем. Но поскольку домохозяйств много, одни тратят, а другие – копят, то совокупный эффект не очень меняет картину. Принципиально меняет ее только кредит! Который позволяет конечному потребителю влезть не в расходы прошлых периодов, а в доходы будущих.

Теоретически, кредит не может увеличить спрос: если он дан, скажем, на три года, то в первый год, конечно, спрос заемщика может и увеличиться, но по итогам трех лет он точно упадет. Поскольку вернуть нужно не только тело кредита, но и проценты. Однако тут есть одна тонкость – дело в том, что какое-то время экономическая система может наращивать спрос за счет увеличения временного периода, на который выдаются кредиты! Грубо говоря, схема выглядит примерно так. Путь граждане могут, за счет сокращения сбережений и текущих продаж выплачивать порядка 10% своих доходов. Тогда им можно в текущем году дать кредитов на эту сумму - на год, что увеличит ВВП на 10%. В следующем году они должны выплатить 11% - чтобы покрыть долг и проценты, но мы можем им дать кредитов на 20%, правда, уже на два года, что позволит в следующем году оставить повышенное потребление практически на том же уровне что и в текущем (20-11 = 9), но зато съедено при этом будет потребление уже двух лет.

Вообще, такая схема довольно быстро исчерпывает свой потенциал, но ее можно существенно увеличить за счет снижения стоимости кредита, что, собственно, и было сделано в 1981-2008 годах. Но сегодня этот потенциал исчерпан, а спрос съеден на много лет вперед. И главная задача, которую ставят перед собой денежные власти ряда стран – это каким образом все-таки поддержать спрос за счет роста долговой нагрузки. Другого источника просто нет. Таким образом, экономическая суть кризиса – это «съедание» будущего спроса, что равносильно долгосрочному и серьезному падению ВВП.

Теперь – о денежной массе. Она нужно для того, чтобы обслуживать обмен активами. Соответственно, зависеть она должна от двух базовых параметров: объема ВВП и срока, на который учитывается конечный спрос. Поскольку любой актив – это отложенная продажа, то по мере залезания в будущий конечный спрос растет объем активов, даже если текущий ВВП не растет (хотя при росте продаж он обычно растет).

И вот теперь вопрос – как учитывать возрастающий объем активов в денежной массе? Это можно делать искусственно, силами центробанков (например, за счет регулирования ставки и нормы банковского резервирования), а можно – переложить эту обязанность на банки, стимулируя выдачу кредитов и рост кредитного мультипликатора. Разница только в одном – в первом случае в денежном обороте будет велика доля наличных денег при (относительно) малой доли кредита, во втором наоборот. Но второй способ более гибок с точки зрения адаптации структуры денежного оборота по отношению к текущим экономическим условиям.

Именно это путь был использован до осени 2008 года, за это время банковский мультипликатор в США вырос выше 17. Это значит, что каждый наличный доллар принимал участие в цепочке незавершенных транзакций средней длины 17. И для всей этой цепочки, в качестве обеспечения, в банках лежали разные активы – то есть, инструменты, имеющие ценность только в случае будущих покупок конечных потребителей. И осенью 2008 года стало понятно, что это самый конечный спрос не только не будет в будущем расти, но и существенно снизится. Если не завтра, то послезавтра – по указанным выше причинам.

Соответственно, те, у кого были деньги, перестали их давать тем, у кого были эти самые активы, которые до того вполне всех устраивали в качестве залога. Поскольку очень сложно сказать про бумагу, которая обеспечена частным спросом через лет 15, но не очень понятно, чьего и за что, будет ли она что-то стоить хотя бы года через три. В результате начался банковский кризис, который центробанк – то есть ФРС – погасил самым примитивным образом: выкупил у банков часть этих сомнительных активов. За наличные деньги, которые ФРС тут же и напечатала. То есть, вторая схема обеспечения денежного оборота (с высоким кредитным мультипликатором) была заменена на первую (с низким, но зато высокой долей наличных денег в обороте). Сегодня кредитный мультипликатор в США около 5.

Вот только возникает два вопроса. Первый – как банкам дальше получать прибыль? Объем денег у них на балансе соответствует объему активов, который был к осени 2008 года. Но всем уже понятно, что эти активы хорошо если стоят 70, а то и 30% своей номинальной стоимости. Причем поскольку они жутко сложные, то никто не знает, сколько же на самом деле. То есть, в реальности объем «хороших» активов сильно сократился, а прибыль нужно получать всем. Соответственно, резко выросла конкуренция, так же, как и масштаб махинаций. Поскольку признаваться в том, что у тебя на балансе «плохие» активы никак нельзя.

Второй – как убирать «лишнюю» ликвидность? Она же может рвануть и вызвать высокую инфляцию. Тут все работает: и проценты по деньгам банков в ЦБ, и недопущение попадания этих денег в потребительский сектор. Тут, кстати, есть серьезное противоречие: с одной стороны, нужно потребительский кредит увеличивать, для того, чтобы рос ВВП, с другой – ограничивать, чтобы не росла инфляция. При этом решить обе эти задачи одновременно просто невозможно, поскольку спрос еще и падает, и растет инфляция издержек в реальном секторе – куда устремилась часть «горячих» денег.

Разумеется, если смотреть на ситуацию с точки зрения экономикс, то есть из микроуровня, то какие-то ходы находятся – на уровне отдельных домохозяйств и банков. Но если смотреть «сверху», из макроэкономики, то видна вся тщетность усилий денежных властей – будущий конечный спрос уже, во многом, «съеден» и учтен в ценных бумагах, которые лежат в банковских и других закромах, и это при том, что реальный спрос будет падать, а не расти, как это предусмотрено предыдущими расчетами. Тут не очень понятно, чем наполнять существующие бумажные активы, не говоря уже о том, чтобы создавать новые.

Собственно, на этом нужно и заканчивать, но я надеюсь, что объяснил, пусть и в самых общих чертах, ту коллизию, с которой столкнулись центробанки всех стран мира.