Восточная посадка

Quo vadis, или Ориентальный соблазн внешнеэкономической политики России

  На прошедшем недавно саммите АТЭС было заявлено, что сейчас 51% торгово-экономических отношений у России с европейскими странами, а с Азиатско-Тихоокеанским регионом всего 24% и что это соотношение в связи с кризисом, а также по другим причинам будет быстро меняться.

Что ж, сказано — сделано. И октябрь буквально запестрил сообщениями о планах по претворению в жизнь «восточных приоритетов», о которых с разной степенью активности говорится уже как минимум десять лет.

Руководство «Газпрома» приняло решение по ускорению реализации Восточной газовой программы. В частности, стало известно, что разработка Чаяндинского месторождения скоро войдет в проектную стадию.

Российские власти изучают возможность создания особых экономических зон на прибрежных с Китаем территориях, сообщил журналистам глава Минфина Антон Силуанов.

«Русал» совместно с китайскими партнерами построит алюминиевый завод в Сибири предварительной проектной мощностью до 800 тыс. тонн металла в год.

Реанимируются и даются старты другим проектам

«Россия переориентируется на Восток», — пишет зарубежная пресса. Но оправданна ли эта переориентация? Не повторим ли мы в ходе очередной провозглашенной кампании те же ошибки, что были допущены в ходе «переориентации на Запад», когда мы сформировали основы своей внутри- и внешнеэкономической деятельности по привнесенным извне правилам игры, когда очертя голову кинулись копировать без оглядки модели и воплощать в жизнь рекомендации, не подвергнув тщательному анализу то обстоятельство, что эти модели уже в глубине своей выродились и не имеют в нынешнем виде дальнейшей перспективы развития.

Ведь мы фактически скопировали тупиковый путь развития. Теперь с тем же успехом пытаемся переориентироваться на Восток, когда на этом самом Востоке наметился закат. Опять, как в сказке, ищем чудесного спасения извне? Не с Запада, так с Востока. Вот придут калики перехожие, дадут волшебной водицы испить, и появится откуда ни возьмись силушка богатырская?

Тупиковые метания

Говоря о сегодняшнем кризисе, «светлые головы» от мировой экономики и разнообразные стратеги всячески пытаются представить его в виде некоего набора отдельных, роковым образом совпавших грубых ошибок, которые, несмотря на всю тяжесть последствий, имеют частный, нефундаментальный характер и преодолимы путем «проверенных временем» схем, преимущественно монетарного характера. Но это не так. Для того чтобы это понять, достаточно совершить краткий экскурс в недавнее прошлое. А именно в семидесятые годы прошлого века.

В этот период произошли два очень важных события. Во-первых, завершился стартовавший в послевоенную пору процесс эволюции крупных корпораций в транснациональные корпорации (ТНК). Во-вторых, расширение экономических функций государства, начатое опять же в послевоенный период, достигло своего пика. ТНК, превратившиеся к концу тысячелетия в основную организационную форму деятельности крупного капитала, в то время в целом завершали период своего становления и остро нуждались в транснационализации производства и интернационализации капитала, что во многом входило в противоречие с деятельностью государства, направленной на управление экономикой. Данные противоречия, усугубленные топливно-энергетическим кризисом, в итоге привели к стагфляции и понижению эффективности производства. На этом фоне на Западе и поднялась волна восторжествовавшего впоследствии неолиберализма. Критика активной роли государства в наиболее простой форме была представлена монетаристами в требовании замены государственного вмешательства в экономические процессы свободным рыночным механизмом.

К чему это привело? К тому, что мы имеем сегодня. Согласно неолиберальному учению, мы получили повышение эффективности в интересах реального собственника. Отсюда массовая приватизация и максимальная свобода рыночной деятельности. Но ничем не ограниченная погоня за эффективностью отдельно взятого субъекта экономической деятельности привела к тому, что реальные собственники деиндустриализировали экономики своих стран, перепрофилировав предприятия и выведя производства в государства с дешевой рабочей силой, минимальными издержками, максимально приближенные к сырьевым базам и рынкам сбыта.

Как это ни парадоксально, но ТНК не способствовали развитию истинно рыночных отношений, а своей деятельностью деформировали и в значительной степени подорвали их всевластие, поскольку каждая транснациональная корпорация всеми силами стремится поглотить или уничтожить любых конкурентов (мы это хорошо видим на примере нашей страны) и создать свой собственный, изолированный от конкурентов сегмент экономики. Либерализация в виде снятия законодательных и административных ограничений в кредитно-финансовой и внешнеторговой сферах привела к серьезным дисбалансам мировой торговли и умножению мировой ликвидности в номинальном измерении. На 2/3 этот рост связан не с базовой, а с производной ликвидностью, чью основу составляют финансовые обязательства, коими можно расплачиваться, но которые при этом не обеспечены чьим-либо капиталом.

Безоглядное кредитование населения и, по сути, принудительное стимулирование потребительского бума привели к тому, что деньги не только оторвались от реальной экономики и перестали выполнять свою основную функцию эквивалента товара (став эквивалентом настроений), но и утратили свое важнейшее значение адекватного регулятора хозяйственной жизни.

В рамках концепции неолиберальных реформ были также предприняты определенные меры по сокращению социальных функций государства, так как социальная политика рассматривалась в качестве фактора, деформирующего рынок труда.

Развал социалистической системы дал неолиберальным реформаторам новый импульс и поистине неограниченную свободу претворения в жизнь своих замыслов и планов. Поэтому неудивительно, что бывшие социалистические страны, и среди них Россия, пошли в этом отношении гораздо дальше, сформировав с носителями идей и главными экономическими «партнерами» именно такое рыночное пространство, которое пропагандировалось неолибералами.

В пылу эйфории никто не заметил постепенной и все более нарастающей деформации основных рыночных импульсов, все более уводящей страны, народы и мировую хозяйственную систему в целом от реальной экономики, сбалансированного социума и гармоничного развития отдельно взятой личности. Конечным пунктом этих увеличивавшихся деформаций и стал нынешний кризис, все отчетливее демонстрирующий тем, кто хочет увидеть истину, что главным ограничителем дальнейшего роста и развития является не набор частных факторов и роковых ошибок, а вся модель целиком.

Красные флажки рейтингов

Об этом, в частности, свидетельствуют взаимоисключающие разногласия в рецептах преодоления кризиса от ведущих мировых аналитических центров.

Так, авторы обнародованного в октябре нынешнего года доклада МВФ констатируют, что политика строгой экономии в развитых странах не эффективна в борьбе с нынешним кризисом и приводит лишь к замкнутому порочному кругу. Урезание госрасходов и резкий подъем налогов создают барьеры на пути восстановления экономики. Аналогичного мнения придерживается и нобелевский лауреат, экономист Пол Кругман. «Мы были правы, факты показывают, что экономия создает больше отрицательных стимулов, чем положительных», — говорит он.

В это же самое время международное рейтинговое агентство Standard & Poor's (S&P) предупреждает Россию о возможном снижении рейтинга из-за «популистских бюджетных расходов». Интересно, почему усилия государства, направленные на повышение благосостояния и выход, наконец, на уровень человеческой жизни по меркам XXI века российских граждан, модернизация предприятий ВПК, ОСК, ОАК, Роскосмоса, «Росатома», агропромышленного комплекса, строительство и ремонт объектов инфраструктуры вызывают такую озабоченность у уважаемых аналитиков? Ведь если взять те же технические инновации, то они становятся важнейшим средством завоевания и сохранения столь любимых и часто упоминаемых экспертами рыночных позиций, а возникающая при этом технологическая рента — все больше превращается в один из основных источников дополнительных прибылей. При этом само поддержание технологической ренты требует серьезных ассигнований в научные разработки (в нынешнем году расходы НИОКР по всему миру составят полтора триллиона долларов), человеческий капитал, перманентную модернизацию средств производства, строительство новых объектов и инфраструктуры. Те же внутренние рынки обретают экономическую привлекательность только с ростом благосостояния населения. Причем здесь популизм? Но России это, по-видимому, противопоказано. Ей, очевидно, более подходит наращивать объем иностранных заимствований и раздувать всевозможные резервные фонды, номинированные опять же в заграничные ценные бумаги.

Не вызывает одобрения и отмечаемая в докладе S&P «доминирующая роль государства в экономике». А вот по расчетам другого не менее уважаемого агентства Fitch Ratings, сделанным в прошлом году, приватизация государственных компаний в России и других странах СНГ с ослаблением государственной поддержки и снижением доли государства до уровня менее 50% могла бы привести к негативным рейтинговым действиям в отношении приблизительно 60% рейтингуемых компаний в госсобственности.

Получается: и экономить плохо — замкнутый порочный круг выходит, и заливать страну деньгами нехорошо — рейтинга лишат. Присутствовать в экономике государству не здорово — отрицательно влияет все на тот же рейтинг и инвестиционный климат. Уйти отовсюду — тоже особого восторга не вызовет.

В ложном свете мерцающих огней

Есть кардинальные разногласия и по целому ряду других вопросов. Например, о роли стран БРИКС и Азиатско-Тихоокеанского региона в выводе мировой экономики из кризиса. Одни ее всячески преувеличивают, другие, наоборот, говорят о том, что ожидания себя не оправдали и ставку ни на одних, ни на других делать не стоит. О чем все это свидетельствует? О том, что общего — неангажированного, неполитизированного — комплексного осознания главных причин кризиса нет. Как нет и действенных всеобъемлющих рецептов его преодоления в рамках существующей рыночно-неолиберальной, спекулятивно-долговой по ли тико-экономической модели. Во всяком случае — публичных.

Попытки искать некую панацею, локомотивы, способные, ничего принципиально не меняя, вытянуть мировую финансовохозяйственную систему из того болота, в которое завели ее неолиберальные сусанины, бесперспективны, поскольку зараза кризиса распространилась по всему миру, и темпы экономического роста снижаются как в Европе, так и в интоксицированной Азии. Тем более что азиатский рост напрямую зависит от состояния дел в «Большой четверке» (США, Евросоюзе, Японии и Канаде). Свидетельством этому может служить хотя бы тот факт, что та же КНР как покупала, так и продолжает покупать американские долговые обязательства. Согласно опубликованным 16 октября министерством финансов США данным, в августе Китай, являющийся крупнейшим держателем долговых обязательств США, дополнительно приобрел облигаций государственного займа США на сумму 4,3 млрд долларов. И теперь у него их на сумму аж 1,1536 трлн долларов, что больше уточненного показателя июля (1,1493 трлн долларов). А всего к концу августа у основных зарубежных кредиторов США находилось американских облигаций на сумму 5,4300 трлн долларов, что больше уточненного показателя июля (5,3480 трлн долларов).

И рост этого показателя наблюдается уже восьмой месяц подряд. В то время как инвестиции в Азию, откуда наивные мечтатели ждут спасения, напротив, падают.

Закат, не ставший рассветом

Главные «азиатские тигры», и прежде всего Китай, все больше и больше разочаровывают инвесторов, причем как иностранных, так и собственных. «Мы подозревали, что в последнее время имеет место быть отток капитала. Это очень плохой признак, когда местные бизнесмены начинают считать, что лучше держать деньги за рубежом, особенно в тот момент, когда мировая экономика в таком плохом состоянии», — сказал в октябре нынешнего года профессор финансов Пекинского университета Майкл Петтис. По подсчетам компании Lombard Street Research, только за последние 12 месяцев отток капитала из Китая превысил отметку 300 млрд долларов. Частные и институциональные инвесторы выводят свои деньги из активов в Китае, в том числе и из юаня. Так, например, чистые продажи китайской валюты в июле составили 3,8 млрд юаней (597 млн долларов), согласно данным Народного банка Китая. Это указывает на то, что компании не конвертируют свои долларовые прибыли в юань, а также на то, что часть инвесторов активно выводят средства из страны. Это один из важнейших тревожных сигналов, поскольку именно приток капитала был среди определяющих факторов успеха экономики Китая. «Местные инвесторы знают то, что неизвестно иностранцам», — считает управляющий директор Bocom International Holdings Хао Хон.

Это очень важное высказывание, поскольку, по мнению большинства экспертов, информация о том, что происходит с китайской экономикой в реальном времени, крайне ненадежна (в частности, экономист Гордон Чан недавно сказал телеканалу NTD, что официальные цифры Пекина относительно роста экономики являются неправдоподобными и что существуют другие показатели, которые могут предоставить более точную картину. Скажем, такие как рост использования электроэнергии, который по сравнению с последними пятью годами уменьшился на 50%) и делать на нее долгосрочную ставку весьма рискованно.

Но даже то, что исходит из официальных источников и представляет собой «облагороженный» вариант, не вселяет оптимизма.

18 октября Национальное бюро статистики сообщило, что в период с июля по сентябрь ВВП Китая вырос на 7,4% по сравнению с аналогичным периодом прошлого года. Таким образом, в III квартале 2012 года рост экономики Китая снова замедлился, и эта негативная тенденция продолжается уже седьмой квартал подряд. Выступая за день до этого, премьер страны Вэнь Цзябао предупредил о возможных сложностях и в IV квартале текущего года. Снижение показателей в базовых точках роста во второй половине года начало отражаться и на остальных секторах экономики КНР. Так, по сообщениям национального бюро статистики, в сентябре резко ослабел сектор услуг. Официальный индекс менеджеров по закупкам (PMI) для сектора услуг упал до 53,7 пункта в сентябре с 56,3 пункта в августе под воздействием слабых показателей строительной и транспортной сфер, а также из-за ухудшения ситуации с новыми заказами во всех областях.

Вторым по значимости фактором успеха китайской экономики после притока капитала является успешная внешнеторговая деятельность, поскольку внутренний спрос еще весьма далек от удовлетворения необходимых потребностей страны в трудоустройстве населения, загрузки промышленных и сельскохозяйственных мощностей. На экспортно-ориентированные отрасли, обеспечивающие занятость порядка 200 млн человек, приходится четверть китайского ВВП. Но и здесь показатели далеки от оптимистичных. Так, в начале года руководство КНР рассчитывало на 10-процентный рост торгового оборота, однако за месяц до окончания III квартала он составил лишь 6,2%.

«Боюсь, худшее еще впереди, — полагает бывший министр торговли КНР Вэй Цзянгуо. — Объем заказов на Рождество ниже обычного, а ведь именно заказы на новогодние подарки приносят производителям самую большую долю выручки». Китай, как и вся Азия, очень зависим от состояния экономики в развитых странах (прежде всего в США и ЕС), поскольку вовлечены в большую сложную глобальную цепочку поставок. Разрушение этих цепочек — один из главных долгосрочных рисков для азиатских государств. Кроме того, протекционизм, манипуляции с валютным курсом, которые с выгодой для себя активно использовали во внешней торговле Китай и другие азиатские государства, встречают все большее противодействие.

Еще одной важнейшей составляющей китайского успеха является его массовая и дешевая рабочая сила. Однако и этот стратегический ресурс близок к своему исчерпанию.

Во-первых, начала давать себя знать демографическая политика Пекина ≪одна семья — один ребенок≫, в результате которой численность трудоспособного населения в возрасте 15–29 лет существенно сократилась. ≪Чистый прирост населения дееспособного возраста за это десятилетие резко замедлится — до 23 млн человек по сравнению с 82 млн в 2001–2010 годах и 90 млн в 1991– 2000 годах≫, — пишет в недавнем исследовании экономист UBS Тао Ван. По ее прогнозу, ≪если в течение минувшего десятилетия численность молодой рабочей силы росла на 0,2% в год, то в ближайшее десятилетие она будет сокращаться на 1,4% в год≫. Страну ждет резкое увеличение населения старших возрастных групп, не способных при всем желании обеспечить столь высокую производительность труда, каковая необходима КНР для продолжения стремительного роста, и работающих в ней ТНК (в стране присутствуют более 400 ведущих транснациональных корпораций мира из 500) для извлечения ожидаемых прибылей и сохранения желания обильного инвестирования в китайскую экономику.

Во-вторых, начали сказываться факторы трансформации менталитета молодых и средневозрастных китайцев. Неолиберальные ценности и соблазны берут свое. Все меньше жителей Поднебесной хочет работать много, задешево и в плохих условиях. Последние три года зарплаты фабричных рабочих в Китае ежегодно увеличивались на десятки процентов. Но запросы у молодых растут еще быстрее. По свидетельству фабричных психотерапевтов, если старшее поколение привыкло сравнивать свою жизнь с тем, как жили их крестьянские предки, то молодежь равняется на состоятельных китайцев. Ментальные искривления порождают и деформации в структуре занятости. Все больше жителей КНР хочет работать менеджерами, секретарями, рекрутерами, всевозможными агентами, на худой конец официантами и в сфере розничной торговли, но не стоять за конвейером, у домны, станка или сидеть за швейной машинкой. Промышленным предприятиям, несмотря на торможение китайской экономики и замедленный рост экспорта, все труднее найти рабочих. China Confi dential, являющийся статистическим сайтом Financial Times, опросил в сентябре 200 китайских компаний и выяснил, что им удалось закрыть всего 70% вакансий по рабочим специальностям. У КНР активно учатся жители Бангладеш и Вьетнама. На очереди и Малайзия.

Таким образом, существующая в нынешнем виде китайская, а во многом и азиатская в целом модель роста, держащаяся на трех слонах — инвестиции, экспорт и многочисленная высокопроизводительная дешевая рабочая сила, близка к своему исчерпанию. И модели, способной ее эффективно заменить, пока не видно.

Всемирный банк полагает, что Восточная Азия вырастет в этом году на 7,2% и на 7,6% — в следующем. Ранее он ожидал расширения на 7,6% и 8,0% соответственно.

≪Это самый медленный рост в Азиатско-Тихоокеанском регионе с 2001 года. Это даже медленнее, чем на пике финансового кризиса в 2009 году≫, —констатировал в октябре нынешнего года на брифинге в Сингапуре главный экономист Всемирного банка по Восточной Азии и Тихоокеанскому региону Берт Хофман. Неолиберальные стратеги и так называемые ≪мировые инвесторы≫ не ждут и не хотят в Китае никаких кардинальных концептуальных перемен. Как не хотят их ни на Западе, ни в России. Их надежды связаны главным образом с китайским Центробанком, что он понизит процентную ставку и расширит предоставление кредитов. Это могло бы привести к краткосрочному курсовому фейерверку на биржах и дать новый импульс оптимистам, при этом ничего не изменив в перспективе. Что же может дать России в таких условиях переориентация на Восток?

Навстречу азиатским ветрам?

Да, Азия, во всяком случае пока, растет несравнимо более высокими темпами, чем Запад, но это в большей степени количественный, а не качественный рост. Так, например, все тот же Китай потратил в 2011 году на исследования и разработки 13,2% своего ВВП, но от прорывных ноу-хау он пока очень далек. Как ни крути, сказывается отсутствие научных школ и мощного собственного научно-технического фундамента. В итоге китайских патентов, согласно международному законодательству, зарегистрировано меньше 6%. У США таких — 49%, а у Японии — 40%. Поэтому, что делает Китай? Правильно, просто ворует технологии и копирует все что может, продавая затем эти дешевые клоны и гибриды всем, кто на них позарится.

К этому следует добавить, что высокие показатели роста местного ВВП преимущественно за счет экстенсивных факторов во многом вынужденные, поскольку его снижение до отметки 4–5% в год будет иметь для КНР такие же последствия, как для нас мировая цена нефти 40–50 долларов за баррель, а возможно, и более худшие. Поэтому, как и в первом случае, сравнивать показатели роста китайского ВВП с ростом ВВП развитых стран некорректно. Достаточно сказать, что на продукты питания население Поднебесной расходует от 30 до 35% своего семейного бюджета, тогда как немцы, например, не более 10%. При этом количество потребляемого мяса в КНР неуклонно растет, а мировые цены на него и соответствующие корма не имеют долгосрочных тенденций к снижению. Скорее наоборот. Значит, несмотря на все усилия руководства страны, заместить в адекватных объемах внешний экспортный рынок внутренним в ближайшей и среднесрочной перспективе КНР не удастся. Разве что будут раздавать собственную продукцию собственному населению ниже себестоимости. Но это будет чересчур даже для того квазисоциализма с капиталистическим лицом, который строит Китай.

Кстати, о качестве этого строительства можно судить не только по полетам на околоземную орбиту тайконавтов, но и по тому, что лишь за последние 13 месяцев в Китае отмечены шесть обрушений недавно построенных крупных автодорожных мостов и целый ряд громких скандалов вокруг строительства железных дорог.

Что касается нашей страны, то еще 30–40 лет назад, когда инфраструктура, как собственно и все остальное, строилась своими, а не миграционными, в том числе и китайскими, руками, в СССР не было «танцующих мостов» и недавно сданные федеральные трассы не смывало дождевыми потоками. Не привозили нам китайской картошки величиной с небольшой арбуз и детских шапочек, вызывающих головные боли. Грузовиков, как следует из заключения НАМИ (Центральный научно-исследовательский автомобильный и автомоторный институт), не пригодных для эксплуатации в РФ, и много чего еще. Про контрафакт, серые импортно-экспортные схемы, массовое браконьерство и еще более массовую нелегальную миграцию китайских товарищей говорить не будем, поскольку объемы всего этого настолько велики, что просто не поддаются точному счету. А может, и считать никто не хочет, как и кардинально с этим бороться.

В эйфории активизации той головы нашего герба, что смотрит в противоположную от Запада сторону, следует не забывать о том, что Восток вообще, и Китай в особенности, очень себе на уме. Ему, как и США, не нужны равноправные партнеры. Ему также нужны ресурсные кладовые и рынки сбыта. В особенности — второе. Кроме того, ему нужны новые пространства для трудовой миграции и экономической экспансии во всех ее проявлениях. Для этого у него есть все необходимое — трудовые, кадровые, финансовые ресурсы и, что не менее важно, национальная воля и решимость для осуществления данных проектов. Существенным дополнением ко всему вышеперечисленному является растущая военная мощь, обильно подпитываемая соответствующими расходами, вышедшими на второе место в мире после все тех же США.

Сотрудничать с Востоком, как, собственно, и с Западом, конечно нужно — куда без этого в век глобализации, но с нашей стороны это сотрудничество не должно быть вынужденным и компромиссно-уступчивым. Оно должно быть осознанным и целенаправленным. Если мы активизируем свое восточное и, прежде всего, китайское направление, то это должно быть не оттого что нас до сих пор не полюбили в Европе и США, не оттого что кризис, что открыли сланцевый газ или что, если не будем «стелиться» под Китай добром, он возьмет все, что ему от нас надо, другими способами. Нужно понять, просчитать, зафиксировать, подкрепить свои долгосрочные интересы и выгоды на этом пути, спланировать под них свой экономический курс и только после этого куда-то устремляться.

При этом не надо искать во всяких ориентациях и переориентациях панацеи от всех бед и болезней. Ни Запад, ни Восток нам этого не дали и не дадут. России нужен свой курс, свои экономические и политико-экономические конструкции, базирующиеся на собственных, а не на чужих корнях. Нужны наукоемкие компании, меняющие жизнь людей, нужна массовая индустриальная роботизация, как воздух нужны открытия новых материалов, технологических процессов в производстве средств производства, оборудования и сложных готовых изделий. Интенсификация сельского хозяйства. Для осуществления всего этого необходима концентрация, прежде всего, собственных усилий, ресурсов и активизация соответствующей мотивации.