ACADEMIA. Андрей Сахаров. "Дипломатия 1939 - 1945 годов".

Запись программы из цикла "ACADEMIA". Член-корреспондент РАН, доктор исторических наук, директор Института российской истории Андрей Николаевич Сахаров рассказывает о роли дипломатии накануне и во время Великой Отечественной войны. Запись программы.

Стенограмма 1-ой лекции Андрея Николаевича Сахарова:

Здравствуйте дорогие друзья, тема сегодняшней моей лекции - «Дипломатия и война. 1939 – 1945». Я не случайно выбрал эту тему и этот период. В этом году много говорили о войне, о героизме, о победе и я думаю, что необходимо говорить не только об этом, но о тех сложных путях, трагических путях, которыми наша страна пришла к этой войне. О том, как в ходе этой войны люди страдали, и как это все отражалось во внешнеполитической сфере, во внешнеполитической обстановке. Дипломатия и война неразделимы, даже некоторые специалисты говорили, что война – это дипломатия, только другими средствами. Вот как война вызревала, как она начиналась – это дипломатия, как руководящие круги боролись друг с другом в ходе этой войны, не только войной пушками, танками, самолетами, но и переговорами, - это тоже дипломатия. Как война закончилась, какими результатами – это тоже дипломатия.

Мне хотелось бы начать с того, что всякая война – это великая тайна. Война вызревает в великой тайне, потому что, как правило, раскрывать реальные замыслы сторон нет никакого смысла никому и никогда, это первое. А во-вторых, порой бывают эти замыслы настолько грязными, настолько антинародные, настолько противоестественные, антигуманистические, что раскрывать их просто невозможно и только потом, с течением времени, история начинает постепенно страница за страницей, листая, так сказать, раскрывая эти тайны, и начинает преподносить их народу. Вот до сих пор мы еще плохо знаем, как рождались, скажем, война 1812 года, Наполеон – Александр, мы очень мало знаем о том, как рождалась Первая мировая война. Почему Россия была втянута в Первую мировую войну, хотя кажется, что никакие интересы России реальные, глобальные не преследовала и не могла преследовать. И как рождалась война 1941 – 1945 года. Это тоже тайна, вот сегодня мы об этом поговорим, об этой тайне, покажем, как все это происходило, почему, чем закончилось и почему это тайна.

Дело все в том, что война это отражение интересов геополитических, социально-политических, идеологических интересов, о чем я уже говорил, которые аккумулируются в этих дипломатических усилиях, и потом переносятся на поля сражений. Так вот, когда мы с вами говорим о войне 41-45 годов, то до сих пор мы не знаем полностью всех материалов не только военных, но и материалов дипломатических. Только в последние годы стали открываться нам некоторые секреты дипломатических переговоров, дипломатических соглашений, дипломатических уловок, обманов и все это сегодня становится постепенно известно мировому обществу, российскому народу, всем нам. Могу привести пример: до конца своих дней министр иностранных дел СССР В.М.Молотов отрицал наличие пакта Молотова-Риббентропа, того самого пакта, который во многом определил судьбы дальнейших воюющих сторон. И во многом определил ход событий на Европейской и мировой арене. Этот пакт был, он был подписан, он был подписан Молотовым и Риббентропом. Молотов это отрицал, почему? Это была тайна, это была тайна военная, политическая, государственная, дипломатическая тайна. И только в последние годы, где-то в конце 80-х годов или начала 90-х годов эти документы были уже опубликованы, когда уже Молотова не было в живых. И немало таких документов, которые скрываются до сих пор. Например, за два месяца до нападения Германии на Советский Союз, первый помощник, правая рука Гитлера Гесс, Рудольф Гесс на самолете бежал, улетел в Англию. Зачем улетел, почему улетел, с какими целями? То ли с целями склонить Англию к союзу с Германией, то ли с какими-то провокационными целями, то ли с какими-то другими. До сих пор тайна сохраняется, хотя допросы Гесса были с него сняты, хотя все материалы следствия существуют, они находятся под запретом. И вот таких запретов, таких тайн много и в последние годы они у нас становятся все менее и менее секретными, все более и более известными. Думаю, что это большая заслуга современной исторической наукой, что в последний годы мы очень многое узнали о дипломатии, о вызревании войны, о ходе дипломатических переговоров, о соглашениях и пр., и пр., которые, с одной стороны, как бы и предупреждали войну эту и старались ее и элиминировать. Ас другой стороны, во многом развязывали и привели вот к этому жуткому совершенно противоборству, когда миллионы людей были брошены в топку этой войны, когда миллионы людей, в том числе и в Советском Союзе, погибли. 8 миллионов на полях сражений, 30 миллионов в целом в стране – это все было в ходе этих событий.

Еще одно замечание мне хочется сделать, прежде, чем я буду говорить по существу дела. Дело все в том, что война закончилась блестящей победой, война закончилась тем, что советские армии заняли Берлин. Германия была повержена, были повержены союзники Германии – Финляндия, Болгария, Турция и др. Гитлер покончил с собой, весь цвет Рейха был практически под судом на Нюрнбергском процессе, это был апофеоз победы, который был продиктован в основном, в первую очередь результатами войны и в первую очередь великими достижениями советской армии, Советского Союза, советского народа. И вот под впечатлением этой победы, особенно в период, когда мы празднуем юбилей этой победы, 65 лет мы праздновали в течение этого года, в период этого юбилея и вообще в ходе обсуждений, связанных с войной, считается, что неудобно говорить о каких-то моментах, которые не украшают, скажем, наше правительство, не украшают наше руководство, не украшают нашу дипломатию. И вот стоит прикоснуться к каким-то моментам, которые объективно, спокойно показывают ход событий и развитие событий, как начинают нам, историкам, говорить: «Вы знаете, что не надо этого касаться, это Великая Победа, это великие жертвы». Ну, хорошо, это все прекрасно, но есть еще и более великие вещи, это великая истина, великая правда историческая. Когда история должна раскрывать все перипетии развития страны, народа, государства, региона. И это нормальное восприятие, нормальная ситуация, когда мы на реальной, объективной, спокойной правдивой истории учимся. Учимся на уроках, учимся на великих свершениях, учимся на ошибках и постигаем историю своего народа. Поэтому, я думаю, что к этому надо относиться достаточно спокойно и не переносить ценности морального порядка, скажем, прошлого времени, на понятия истины, правды, которая требуется в наше сегодняшнее время. И еще одно замечание, складывается такое ощущение, что дипломатия шла своим путем, война шла своим путем и они шли совершенно одновременно. Я думаю, что это не совсем правильно, потому что война распадалась, вообще все события, которые вызревали в ходе этой войны, они распадались на определенные этапы. Был довоенный период, до 22 июня 1941 года. Был период, когда в войне наступил решающий перелом – 1943 год, когда была одержана блестящая победа в 42 году, в начале 43 года под Сталинградом, потом под Курском, потом форсирование Днепра и ход войны был необратим. Нацисты потеряли инерцию наступательную и практически уже были обречены, хотя ожесточены. И был период уже 44 года, когда наши войска вступили на территорию сопредельных стран и союзников Германии, потом на территорию самой Германии. Как в этих условиях вела себя дипломатия? Какие шли переговоры, какие шли, какие созревали соглашения, как шел определенный торг по поводу будущих побед. Все это тоже необходимо знать, потому что развивались события, развивалась война: сначала сражения, потом победы, потом окончательная победа. Как в этих условиях менялась дипломатия? Это тоже очень важно, потому что действительно она менялась, она модифицировалась, она применялась, так сказать, к этим событиям и об этом нам тоже необходимо помнить. Наконец, когда мы говорим о дипломатии советской 39 – 45 годов, видимо, необходимо иметь в виду и то, дипломатия какого государства это была. Что такое было наше государство, Советский Союз? Какие интересы она отражала. Чьи интересы отражало это государство, к чему оно стремилось? И вот я думаю, что когда мы говорим о дипломатии довоенного периода и военного периода, послевоенного периода, мы должны постоянно иметь в виду смысл той системы, которая была у нас выстроена в 20 – 30 годы. Которую мы называем сегодня тоталитарной системой, административной системой, диктатурой Сталина и еще бог знает как, но, в принципе, конечно, это была революционная тоталитарная диктатура, которую защищали вместе с руководством страны, вместе с партией, огромные массы народа. Вот об этом мне хочется сказать, что в 30-е годы в нашей стране создалось общество, которое вышло на свет из революции. Из революции 17 года, из революции победоносной, которая привела к тому, что одни слои населения огромные слои населения рабочие, крестьяне опрокинули другие слои населения. Опрокинули сословия буржуазные, предпринимательские, церковь, старое офицерство, старую школу, старую систему образования. Все это было в известной степени опрокинуто и новую систему, новые люди заняли вот этот исторический подиум. В этих условиях, для этих людей все было нипочем, для этих людей победа была их главным, главной ведущей звездой. Это люди были победоносны революцией. Мне хочется вспомнить события, скажем, Французской революции, когда такая ситуация была создана во Франции в конце 18 века. Французская беднота, средние слои опрокинули систему аристократии, опрокинули систему королевской власти, аристократы бежали из Франции в разных направлениях – и в Англию, и в Россию. Король был казнен, Мария-Антуанетта была тоже казнена. Короче говоря, победа была за восставшими, за революционными слоями народа. К чему это, в конце концов, привело? К невероятной амбициозности, революционной амбициозности, амбициозности свободного народа. Который почувствовал вкус власти. Вкус этой свободы. И вот из этой амбициозной Франции, из этой революционной ситуации постепенно рождается колоссальная революционная экспансия Франции. Санкюлоты, французские революционеры, плохо одетые, плохо обутые и вооруженные, громят первоклассные, хорошо вооруженные армии Австрии, Пруссии и других стран. И в конце концов из этой революции возрастает гений Наполеона, который подчиняет своему военному дарованию и своей военной экспансии, своим тенденциям военным, практически всю Европу. А потом он оказывается в Москве. Все это единые звенья единой цепи. Французы, кажется, сошли с ума, но это в реальности не так. Это поднялась нация, победила другую часть нации и оказалось, что эти победители могут все, им все подвластно. Вот такая же ситуация создавалась, я полагаю, и в советской России в 20-е – 30-е годы, когда вот этот революционный апофеоз и революционные иллюзии, революционные реалии привели к тому, что народ полагал, что вот так, как они строят свой мир, свой век, свое будущее, вот это образец для того, как должны вообще жить люди на земле. Не даром в то врем идеям мировой революции, которые существовали и теоретически разрабатывались в свое время и Марксом, и в последствии уже в 20-м веке Троцким, Лениным, и идеи, которые восприняла и советская верхушка, советское руководство в 20 – 30 годы, эти идеи были доминирующими в советском обществе в течение очень долгого времени. И вот эта идея мировой революции, идея принести счастье народам мира, сокрушить проклятую буржуазию, которую они сокрушили у себя дома, уничтожили буржуазные слои в Советском Союзе, вот это и надо сделать и за рубежом. Эта идея была, кстати говоря, очень свойственна миллионам людям того периода. Верили, что придет время, когда мир на земле будет единым, социалистическим. И в это верили, за это боролись и за это готовы были голову положить не только в ходе гражданской войны, но и входе возможных в будущем развивающих мировых конфликтов, в том числе и в Первой мировой войне. Я думаю, что эта окраска, такай вот этиологическая окраска, окраска политическая, ментальная окраска, которая была свойственна умам людей того периода, она имела огромное значение, огромное влияние, в ходе понимания этого будущего противоборства на европейской арене. Соответственно этому доктрины военные, которые были в Советском Союзе, разрабатывались в 20 – 30 годы, они были все наступательными. Они не были оборонительными. Главный теоретик в 20-е годы этих доктрин М.В.Фрунзе прямо говорил, что диктатура пролетариата должна быть наступательная, военная доктрина, и с этим все соглашались. И с этим соглашался Сталин, и с этим соглашались командиры высшие Советской Армии, с этим соглашалось Политбюро. Соглашалось, в конце концов, и общество, которое считало, что ему, победителю в революции, победителю в строительстве социализма, море по колено. И вот эта ментальность, она в обществе существовала и, несомненно, она отражалась на взглядах людей того времени. Кроме того, необходимо иметь в виду, что на выработку этого отношения Советского Союза, советского человека, советского руководства к западному внешнему миру, в сильной степени влияла эта идеологическая окраска, которая имела в виду прежде всего уничтожение этого буржуазного, капиталистического мира. В свое время Ленин говорил, что в ходе Первой мировой войны появилась одна республика – Советская Социалистическая, а в дальнейших конфликтах мировых рано или поздно весь мир придет к идее социализма, к идее коммунизма, и войны в этом смысле только ускоряют процессы. Это очень интересная и очень любопытная, откровенная идеология, которую разделяют во многом и в 30-е годы накануне войны наши руководители, в том числе и Сталин, Молотов, Жданов и ряд других. На империалистическую войну очередную очень надеялись руководители нашей страны. В 1938 году Сталин на совещании пропагандистов и в 1939 году он говорил о том, что «победа коммунистов становится возможной только в результате большой войны». Молотов в одной из бесед с литовским министром иностранных дел говорил: «Ленин нас учил, что война приводит к революции, к победе социализма, так мы – ученики Ленина, в будущей войне будущие социалистические страны окажутся на карте Европы и мира». Вот такая концепция существовала и об этом необходимо помнить, когда мы говорим о дипломатии этой войны. Кроме того вот такой же настрой был не только у российского советского руководства, но и у мирового коммунистического рабочего движения. Вы знаете такое понятие как «Коминтерн» - коммунистический интернационал, который был создан Лениным. Это объединение коммунистических рабочих партий мира. Руководство Коминтерна было настроено в этом смысле тоже очень воинственно. Очень воинственно. Полагая, что любая развязанная империалистами, буржуазией война закончится крахом этой системы буржуазной и системы империалистической, как это было сделано в России в 1917 году. Т.е. в этом смысле весь коммунистический лагерь и внутри страны, и в виде Коминтерна за рубежом, они были в этом смысле едины. Вот такой настрой существовал и Сталин даже неоднократно говорил, выступая буквально накануне войны: «Пусть раздерутся как следует»… Когда уже началась Вторая мировая война, когда уже Англия и Франция объявили войну Германии в связи с нападением Германии на Польшу 1 сентября 1939 года. У нас руководители говорили: «Пусть подерутся, пусть ослабят друг друга, в этих условиях мы сумеем добиться своих результатов, свои интересы поддержать, свои интересы геополитические, национальные утвердить». Естественно, революционные интересы. Вот это необходимо иметь в виду, когда мы с вами говори о проблемах, связанных с дипломатией.

Очень интересно говорил Жданов на одном из совещаний: «Мы, не воюя, получаем кое-какие территории». Не воюя, получаем кое-какие территории. А в 47 году, во время беседы руководителя нашей страны Сталина с французским лидером, коммунистов М. Торезом, речь шла о том, что если бы в 44 году второй фронт союзники задержали и советские армии прошли бы территорию Германии, то, возможно, они бы оказались во Франции и М. Торез говорил, что, если бы советские войска оказались бы во Франции, то французские коммунисты поддержали бы советские армии и совместно с ними утвердили бы новую систему общественных ценностей на территории Франции. Вот такая обстановка складывалась в ходе 30-х годов и вот вы видите, после войны такие мысли еще существовали. Это необходимо иметь в виду, когда мы с вами говорим о проблемах, связанных с дипломатией и войной.

Итак, первой составляющей, я думаю, нашей дипломатии надо считать, конечно, революционно-мессианскую составляющую. Вот эту веру в незыблемость победы социализма, в эту всепобеждающую мощь революционного народа. В то, что рабочие и крестьяне в других странах будут солидарны с советскими рабочими и крестьянами, это была, как показали дальнейшие события, иллюзия, но она существовала и вот коммунисты, Коминтерн все эти иллюзии поддерживали. Второй составляющей нашей дипломатия, я думаю, была проблема, связанная с тем, что советское авторитарное государство, руководство совершенно четко, наряду с этими, порой, иллюзорными, фантастическими, революционными настроениями, очень реально, очень четко отдавало себе отчет в реальных интересах страны. О том, что существуют кроме революционных и мировых проблем мировой революции, существуют еще конкретные интересы нашей страны, конкретные интересы национальные – народа, границ, территорий и все это тоже сплеталось в единый узел, который определял окраску нашей дипломатии в 30-е и начале 40-х годов. Что имеется в виду под национальными интересами? Национальный интерес, интерес страны, геополитический интерес, прежде всего – это территориальный интерес, это границы, это территории, это выходы к морям, выходы к проливам, это обеспечение стратегических условий для существования государства, безопасного, живущего в благоденствии государства, которое пользуется этими благами всей цивилизации. В этом смысле, когда мы с вами оглядываемся на историю России, то видим, что вопросы эти для нас, для нашей страны, решались очень тяжело, очень тяжело. Ну, после распада Киевской Руси, Древнерусского государства, - Монголо-татарское нашествие, потеря огромных территорий и территорий будущей Украины, Белоруссии – эти части Древнерусского государства были потеряны. Балтика была потеряна, выходы в Балтийское море были закрыты. На юге вопросы были чрезвычайно серьезные. Выходы к Черному морю были так же потеряны, особенно, после появления на южных границах России Турции и Крымского Ханства. В дальнейшем – русское централизованное государство постепенно, потом Московское государство, Российская империя постепенно, шаг за шагом возвращали эти территории. И вот я бы сказал, что эти два века, особенно начиная с Петра Первого… Петр Первый, потом Екатерина Вторая во время своих войн с Турцией, со Швецией постепенно возвращали эти территории, утерянные в ходе крупных исторических катаклизмах России, и это продолжалось и в 19 веке. И к моменту Октябрьской революции Россия практически воссоздала все старые границы и Древнерусского государства, и потерянные под натиском западных агрессоров и с юга под влиянием Татаро-монгольского нашествия. В 17 году Россия представляла собой огромную территорию, одну шестую часть земного шара, когда все было возвращено. Прибалтика была в руках России – Латвия, Эстония, Литва. Финляндия была частью России, Польша была частью России. На юге границы России доходили до Карпат и т.д., и т.д. И вот в 17 году, после революции, гражданской войны все эти достижения были потеряны. Потеряли все. Потеряли Прибалтику, потеряли Бессарабию, которая была еще завоевана в начале 18 века Кутузовым, потеряли завоевания, которые были в конце концов отвоеваны Петром Первым, и многие другие земли. Все это было потерянно. И советское государство, имея перед собой и в своем уме вот эти великие планы мировой революции и мирового социализма, в то же время оказалось в состоянии, когда большая часть и лучшие части, может быть, территории России оказались за пределами Советского Союза. Это не могло не тревожить большевистское руководство. Которое, несмотря на свой революционизм, на свою социалистическую одержимость, было все-таки в то же время четко совершенно обуяно и позициями геополитического могущества, и геополитического возврата своих всех этих территорий, потерянных в ходе перипетий революции и гражданской войны. Очень любопытно сказал Сталин 2 сентября 1945 года, это был день капитуляции Японии в ходе Второй мировой войны. Сталин сказал: «Мы, люди старшего поколения, 40 лет ждали, когда Япония будет сокрушена и когда Курилы и Сахалин будут возвращены России. 40 лет мы ждали этого часа и этот час наступил». Вот как руководители страны реагировали на потери геополитические, как они переживали и как они ощущали эти потери и стремились вернуть эти территории. А после окончания уже Великой Отечественной войны, выступая в Моссовете, Молотов сказал: «Мы вернули все, мы вернули Прибалтику, мы вернули Бессарабию, мы вернули Западную Украину и Западную Белоруссию, мы вернули многие другие земли, мы вернули. Мы даже взяли Кенигсберг и овладели незамерзающим портом на Балтийском море». С гордостью говорили об этом партия и правительство после войны. Это называется проблема, связанная с геополитическими интересами России. И вот эта часть геополитическая, она тоже составляет, несомненно, значительное место в расчете дипломатических предвоенных и военных советского руководства. Наконец, надо иметь в виду еще момент, связанный с национальными интересами страны, народа, людей, потому что все эти геополитические завоевания и до 20-го века, в конце концов, вели к одному: сделать жизнь страны более благоприятной, более богатой. Другой вопрос, как это богатство распределялось, как это богатство дозировалось – это уже другой вопрос и с этим связанны и восстания, и революции, и прочие катаклизмы. Вот, в целом эта проблема геополитики, она была связана с интересами не только государства, не только слоя помещиков и слоя буржуазии, но и с интересами своего народа. И вот большевистское руководство это прекрасно понимало в своих расчетах, в своих каких-то рассуждениях, интересах и отражало это в той политике, которую проводило она накануне войны и в ходе войны, и уже в послевоенное время. Я бы так сказал коротко, что, предприняв грандиозные социально-политический реванш и сокрушив классы противоположные, советский народ хотел одновременно и осуществить грандиозный реванш внешнеполитический, и геополитический. Вернув все, что было потерянно, что было сначала завоевано от Петра до Екатерины до Александра Второго и оптом потеряно в ходе революции и войны. Вот так объединялись в едином порыве интересы революционные, мессианские, интересы геополитические, интересы социально-политического реванша и внешнеполитического реванша – все это было замешано в едином котле. И вот из этого и рождалась советская дипломатия 20 – 30 годов и те шаги, которые мы сейчас с вами рассмотрим, о которых будем говорить, они тесно связаны вот со всеми этими моментами.

Необходимо помнить еще и то, что была еще одна страна в Европе, которая была, как и Советский Союз, после революции таким же изгоем, которая многое потеряла. Советский союз потерял территории, потерял значение великой державы, после распада Старо-Российской империи, многое потерял, влияние потерял. Была еще одна страна, которая находилась в таком же положении, которая потеряла все, потеряла территории в пользу Франции, Чехии, Польши, должна была выплачивать репарации, потеряла возможность сохранить армию, чтобы не породить новые милитаристские шаги и прочее, прочее. Эта страна была Германия, поверженная, разгромленная в ходе Первой мировой войны и униженная. И волею судеб эти два изгоя искали объединение, искали путей друг друга, искали помощи друг у друга, причем задолго до того, как Гитлер пришел к власти. Это отношения, которые складывались между Советским Союзом еще ленинского периода и Веймарской республикой , демократической республикой Германии, которая свергла своего канцлера в 18 году и утвердила уже новую систему республиканских ценностей, с выбором парламента, с выбором президента, парламент у них был и раньше. И вот эти страны, они друг к другу тянулись, и это было совершенно естественно, это тоже момент, который необходимо учитывать, когда мы говорим о дипломатии 20 – 30 годов.

Кто был главным противником в то время для Советского государства, в 20-е годы и в начале 30-х годов, до прихода Гитлера к власти? Ясно совершенно, и это сквозит во всех выступлениях, во всех резолюциях, во всех пассажах, которые принадлежат руководителям партии и правительства того периода. Это Антанта бывшая, это Франция, это Англия и это вообще буржуазный мир, который должен быть уничтожен. О Германии не было и звука, не было и речи. Антанта, Франция и Англия, вот были главные противники в ходе гражданской войны Советского Союза, и Антанта оставалась таким противником и в 20 – 30-е годы.

Кто был главным противником Германии в сознании немцев? Это Франция и это Англия, победившие их на полях сражений и навязавшие им очень тяжелый мир послевоенный, Версальский мир, который обездолил Германию. Если вы посмотрите на высказывание руководства немецких фашистов в начале 30-х годов, 20 – 30-е годы, то поражает эта ненависть к французам, англичанам, к славянам тоже, а насчет Славян там было все ясно – эту территорию необходимо присоединить к Германии, славяне должны быть практически рабами германской будущей империи, территории должны быть присоединены к Германии. Все средства, все богатства, все недра должны использоваться на благо немецкого народа, это все присутствовало в пропаганде фашистов уже за долго до прихода Гитлера к власти, тут было все ясно, но абсолютно, совершенно нетерпимо, такая ненависть к французам и англичанам. И вот Гитлер поднимался к власти на этом чувстве реванша, на необходимости вернуть территории утраченные. Скинуть унижение, которое наложили союзники на Германию. Вот тут как раз момент, который говорит, что как раз в этом смысле и Советская Россия, и Германия были в какой-то степени в одинаковом положении. Стоит нам только коснуться в какой-то степени сравнения фашисткой Германии и Советского Союза того периода, диктатурой Сталина и диктатурой Гитлера, как начинается сразу идеологический крик: вы сравниваете два режима, вы на одну доску ставите сталинизм и гитлеризм, вы практически искажаете историю и пр., и пр. Не об этом идет речь, совершенно очевидно, что эти две системы, две системы, система гитлеровской Германии и система, которая была сформирована в Советском Союзе, это были совершенно разные, органически разные системы. Одно дело рабоче-крестьянское государство, вышедшее из революции, сокрушившее буржуазную систему, буржуазный строй, которое мечтало о справедливости мировой и т. д., и т. д., наконец, это государство, знаменем которого был интернационализм это очень важно. А с другой стороны, это фашистское государство, это расистское государство, это антисемитское государство, это буржуазное государство, государство бюргеров и крупных порождений, которые привели Гитлера к власти. Это совершенно разные системы, разные ипостаси, но пути у них были тоже разные к этом реваншу своему, к возрождению. Но случилось так, что эти системы на каком-то этапе нуждались друг в друге, потому что и та, и другая были ущемлены. Хотя Гитлер говорил о ненависти к славянам, а на наших съездах партии звучали обличающие слова руководителей партии о фашизме как о враге человечества, о страшных делах, которые творятся в фашистской Германии и о той опасности мирового насилия, которое исходит от фашистской Германии, все это было так и все это надо было понимать. Но в то же время это были страны, которые естественным путем в какой-то степени, преследуя совершенно разные цели, но тянулись на каком-то этапе в 20 – 30-е годы друг к другу.

После 1938 года ситуация в Европе резко обострилась. Когда Гитлер пришел к власти в Германии в 38 году, он взял курс на войну, он взял курс на насилие, взял курс на то, чтобы полностью разрушить договоренности прежние, которые закончили Первую мировую войну, уничтожить Версальский мир, вернуть Германии прежние территории и таким образом дать определенные преференции немецкой нации. Вот под этими знаменами он пришел к власти и этот курс он продолжал в течение 30-х годов, оказывая огромное давление на окружающей мир – при поддержке режима Муссолини, опираясь на другие милитаристские силы, скажем, на милитаристскую Японию. И в 38 году, вы знаете, было заключено так называемое Мюнхенское соглашение известное, осенью 38 года, когда две державы, Франция и Англия, стремясь как-то успокоить Германию, умиротворить ее, как они говорили, дали возможность немцам мирным путем вернуть некоторые территории, которые они потеряли в ходе Первой мировой войны. В частности, согласились с тем, что Германии отходит Судецкая область от Чехословакии. Начался процесс, сначала мирный, аннексия территории Германии в Европе, процесс, который в дальнейшем перешел в прямую военную агрессию. Не прошло и года, как немецкие войска вступили в Прагу, в дальнейшем немцы захватили Австрию. Начался процесс воссоздании того Третьего Рейха, к которому стремился Гитлер еще начиная с 20-х годов, поднимая немцев на реваншистскую будущую войну европейскую, для попрания своих врагов, которые унизили Германию в ходе Первой мировой войны, и для того, чтобы захватить территории на Востоке, о чем немцы мечтали в течение долгих веков, в том числе и уже в20-м веке. Это было все провозглашено устами их лидеров, в частности, Адольфа Гитлера. После 38 года от Мюнхенского соглашения, которое означало практически развязывание рук Гитлеру, после чего стало ясно, что он может все в Европе. Ему уступят и здесь, и там, но прежде всего необходимо было и в Советском Союзе иметь в виду, что постепенно англо-французский блок пытается избежать войны, пытаясь избежать кровопролития в Европе. За счет, во-первых, не только уступок Гитлеру части территории и свободы рук, которые ему развязывают, но и за счет того, чтобы постепенно повернуть Германию на Восток. Советский режим, Советская система колом в горле стояла у западного мира. Все то, что делалось в Советском Союзе, связанное с новыми общественными свершениями, с новыми явлениями, с утверждением нового мира, новых людей, с ликвидацией частной собственности, рыночных отношений, с ущемлением – по западным меркам – прав и свобод людей, с уничтожением – по западным меркам – гражданского общества. Все это вызывало на Западе страх и ужас. И вот в этом смысле Гитлер для западного мира являлся тем рычагом, который мог бы постепенно, если его направить на Восток, мог бы перевернуть восточный мир и вернуть его, скажем, Советский Союз, опять в лоно этой буржуазной западной цивилизации. А уже по поводу самого Гитлера, это уже был для них вопрос второй. И вот это постоянно присутствовало во время отношений между англо-французскими союзниками, между Германией и между Советским Союзом. Началась большая геополитическая игра, после Мюнхена, которая в конце концов и привела к тем необратимым явлениям, которые рано или поздно вызвали Вторую мировую войну, повернули Гитлер на Восток и к 22 июня 1941 года.

Что же это были за геополитические игры? Как я уже говорил, Англия и Франция стремились умиротворить Гитлера, но в то же время не дать ему возможность особенно усилиться за счет таких стран, скажем, как Польша, которая находилась в союзе с Францией, в частности, с Англичанами. В то же время было желание повернуть Гитлера на Восток. Советский Союз стремился избежать прямого противоборства с Германией, стремился не допустить превращение своего государства в марионетку в руках Англии и Франции, которые стремились столкнуть Германию и Советский Союз с тем, чтобы вершить свои дела в Европе. Вот такая расстановка сил случилась в конце 30-х годов, особенно после Мюнхенского соглашения. Это соглашение показало, что для Советского Союза выхода не было, выхода не было. Необходимо было делать определенный выбор: опираться на англо-французский блок – это было практически невозможно. Потому что этот блок был в принципе враждебен для Советского Союза. И, во-вторых, Советский Союз, советское руководство подозрительно относилось к англо-французскому блоку, считало их своими врагами. Гитлера само собой и, тем не менее, французы и англичане – это те люди, которые организовали и помогали белогвардейцам и в Гражданскую войну постоянно грозили нападениями и разными рода санкциями Советскому Союзу, тут вопроса не было. И вот в 39 году, летом, уже после захвата Чехословакии и захвата Австрии, Англия и Франция, чувствуя, что гитлеровская экспансия переходит все рамки возможного, все рамки желаемого и под угрозой находятся уже и другие суверенные государства Европы и Балканского полуострова, прислали миссию дипломатическую для переговорив в Москву, с тем чтобы попытаться найти пути создания единого блока англо-франко-советского в борьбе с нарождающейся гитлеровской агрессией. И вот в рамках этой миссии приехали люди второстепенного порядка. Когда в Советском Союзе руководители предложили им оказать давление на Польшу и попросить у Польши, чтобы Польша открыла границы для прохождения Советских войск, если потребуется, для того, чтобы ударить по Германии в необходимый час и день, то эти проблемы были не решены. Все другие просьбы советского руководства тоже остались без внимания. И стало очевидно: французы, англичане в этом смысле не идут навстречу советскому руководству, тянут по-прежнему всю ту линию, которая говорит о необходимости, о важности и необходимости для англичан и французов столкнуть Германию и Советский Союз. Известна реплика Сталина, которому Ворошилов докладывал о ходе переговоров, в конце концов Сталин сказал: «Клим, кончай с ними разговаривать». И разговоры были закончены. Англо-французская миссия уехала ни с чем. В этих условиях становилось очевидным, что выбор необходимо делать не с англичанами и с французами, а выбор нужно делать в другой Европе Советскому Союзу, чтобы избежать вот этой ловушки, избежать возможных катаклизмов, этого втягивания в возможную будущую войну, которая уже маячила на Западе. Уже Гитлер все ближе и ближе подводил войска к границам Советского Союза. Необходимо было решать этот вопрос по-другому. И в 1939 году, неожиданно для англичан и французов, неожиданно для мирового сообщества, в Москву приехал министр иностранных дел фашистской Германии И. Риббентроп и был заключен так называемый «пакт Молотова-Риббентропа», о котором мы поговорим с вами чуть позже.

Вопрос: Андрей Николаевич, я хотел бы задать Вам следующий вопрос. Буквально перед 70-летием принятия пакта Молотова-Риббентропа была принята резолюция ОБСЕ, которая в равной степени возлагала ответственность за развязывание войны как на Советский Союз, так и на гитлеровскую Германию. Вы сказали, что это были в корне две принципиально разные системы. Так как отреагировать можно на эту резолюцию?

Ответ: Я думаю, что эта резолюция совершенно исторически неправомерна, потому что внешне – формально, - действительно кажется, что это так – стороны договорились и потом была развязана война. В реальности ОБСЕ забывает об одном, о том, что сначала пошли на умиротворение и на компромисс с Гитлером страны Запада – Англия и Франция. Они договорились в Мюнхене с Муссолини и Гитлером о том, что отдадут им Судеты, отдадут то, отдадут другое, развяжут ему руки, короче говоря, для будущей агрессии. И спокойно уехали по домам, считая, что все на этом закончилось, понимаете. И Гитлер теперь может спокойно готовится к нападению на Востоке на Польшу или на Советский Союз. И в этом смысле люди из ОБСЕ забывают о том, что Мюнхен – вот, где начало было заложено будущей агрессии или будущих возможностей для Гитлера для расширения его экспансии. Что касается пакта Молотова-Риббентропа, то бы я сказал, что пакт в известной степени дезавуировал Мюнхенское соглашение, это была возможность выйти из ловушки, которую Запад устраивал Советскому Союзу на будущее. Я об этом скажу во время своей второй части лекции, что сделано это было блестяще.

Вопрос: Андрей Николаевич, правда ли, что Россия до сих пор выплачивает Соединенным Штатам за гуманитарную помощь, которую оказывала правительство США?

Ответ: В ходе войны?

Вопрос: Да, в ходе войны.

Ответ: В ходе войны по соглашениям, которые наметились осенью 41 года, когда уже контры коалиции антигитлеровской были на лицо (эта коалиция была сформирована в 42 году), было договорено о том, что Соединенные Штаты и другие страны союзные окажут большую помощь Советскому Союзу по называемой системе лендлиза. Это поставка продуктов, поставка медицинских препаратов и пр. пр. в том числе и речь шла о вооружении, о, скажем, автомобилях 400 000 Студебеккеров Америка поставила в ходе войны Советскому Союзу, причем требовала оплаты золотом и не когда-нибудь, а уже в ходе военных действий, в ходе самой войны. В этом смысле американцы умели деньги считать и были в этом смысле совершенно беззастенчивы и циничны. Все, что здесь было затребовано, все было заплачено, в том числе и золотом. Это были… союзники.

Вопрос: Вы сказали, что в ходе англо-французских переговоров все наши просьбы остались без внимания. А что именно Сталин и советское правительство выдвигали в качестве этих просьб?

Ответ: В частности четкие гарантии, что в случае агрессии это будет совместная военная акция. Второе, это открыть границы, скажем, Польши для прохода Советских войск, ряд других вопросов, связанных с военными делами. Все это было…осталось без ответа. Все это было обойдено, все это было завуалировано, конкретного ответа позитивного здесь дано не было. После чего стало ясно, что это люди не серьезные, не со стремлением обуздать агрессора, а, как это говорится на обычном языке, просто хотят столкнуть стороны между собой рано или поздно. И думаю, что советское правительство правильно почувствовало это, разгадало вот эту тенденцию и практически свернуло эти переговоры.

Стенограмма 2-ой лекции Андрея Николаевича Сахарова:

Итак, мы продолжаем лекцию. Пакт Молотова-Риббентропа, 20-е числа августа 1939 года. После провала англо-французско-советских переговоров в Москве для советского руководства было ясно, что надеяться на конструктивные действия англичан и французов в борьбе с надвигающейся агрессией Германии не приходится. Необходимо искать свои пути безопасности и пути обеспечения геополитических интересов Советского Союза, о чем мы с вами и говорили на прошлой лекции. Заключается пакт между Советским Союзом и Германией о ненападении, о том, чтобы не вмешиваться в дела друг друга и сохранять нейтралитет во всех сложных ситуациях, вплоть до военных конфликтов. Но к этому пакту о ненападении прилагается секретный протокол от 23 августа 1939 года и смысл этого секретного протокола – это практически смысл переговоров между Германией и Россией того периода. Смысл этого протокола заключается в том, что Германия и Советский Союз, Гитлер и Сталин, разграничили сферы влияния в Европе. Сферы своих, я бы сказал, геополитических интересов, и за этим стоят и идеологические, и политические интересы двух стран.

О чем говорил секретный протокол? О том, что в сферу интересов Германии отходит Центральная Европа, в сферу интересов Советского Союза отходит Прибалтика, Бессарабия, Финляндия и восточные части Польши, принадлежавшие ранее Российской Империи. И вот если мы с вами посмотрим на смысл этого протокола, на эти границы, то мы увидим, что Сталин, в случае успеха в осуществлении вот этих интересов, в продвижении этих сфер влияния практически воссоздает границы Российской империи. То, что было завоевано Петром, Екатериной, Александром Первым и т. д. То, о чем мы с вами говорили во время первой лекции. Что касается Германии, то Германия претендует на доминирование в основной части Европы и обязуется не вмешиваться в дела Советского Союза. И когда в дальнейшем, через некоторое время Советские войска появились в Литве и мировое сообщество, западное сообщество и Литовское правительство, которое эмигрировало, закричало «спасайте-помогайте», из Германии, из Берлина ответили: это не наше дело, это дело Советского Союза. Вот вам смысл этого протокола. Я думаю, что мы должны его с вами оценить, поскольку о нем много говорили, много писали и до сих пор говорят и пишут. Одни говорят, что это безопасность советских границ, о том, что это возможность оттянуть войну на какое-то время, избежать войны напрямую с Германией, о том, что граница передвинулась на несколько сотен километров к западу – все это справедливо. Это все правильно, но не в этом смысл был секретного протокола.

Смысл секретного протокола был в том, что Сталинское руководство четко провело геополитическую линию, пользуясь ситуацией и пользуясь случаем, что с Гитлером это можно было сделать, с Германией можно это было сделать. С англо-французами этого сделать было нельзя. Сталинское руководство добилось крупнейшего геополитического приращения советских территорий. Жданов говорил, помните? На прошлой лекции я говорил: «Не воюя, получаем территории». И вскорее после этого начинается реализация этого секретного протокола. В чем она выражается? Что в течение 39 и 40 года Советский Союз практически без сопротивления подчинил себе, овладел рядом территорий. Это Бессарабия, вернул себе Бессарабию от Румынии, в дальнейшем уже, в ходе Второй мировой войны, Западную Украину, западную Белоруссию, вернул себе те районы, которые раньше принадлежали России. Затем в 39 – 40 году овладел Прибалтикой и, наконец, в 39 – 40 году в ходе Зимней войны попытался оказать давление на Финляндию, о чем я скажу ниже.

Вот смысл секретного протокола, я думаю, что главное – это не проблемы безопасности, не проблемы границ. Это проблема более важная, более крупная и более успешная для России – это проблема воссоздание прежних границ Российской империи. Хорошо это или плохо, морально это или не морально, я думаю, что об этом говорить не приходится. Ни о морали, ни о том, ни о другом, в политике такого рода, в дипломатии морали нет. Есть интересы, есть сила и, к сожалению, в течение долгого времени это было, к сожалению, это есть и какое-то время, видимо, это будет. Вот это те тайны, которые любое правительство, любое государство, любое руководство тщательно оберегает. И вот это те тайны, к которым историки попытаются проникнуть, порой успешно, порой не успешно. Проходят десятилетия, прежде чем мы, историки, начинаем прикасаться к этим неприкасаемым вещам секретным и начинаем говорить об этом. Только в 90-е годы Россия реально свободно говорить об этом пакте Молотова-Риббентропа, об этом секретном протоколе.

Несколько слов о его реализации. После протокола, через 7 дней, началась Вторая мировая война. Это значило, что, пользуясь этими договоренностями, фашистская Германия без объявления войны атаковала Польшу и вслед за этим тут же Англия и Франция, уже не в силах больше сдержать агрессора и понимая, что речь идет о судьбе Европы, о судьбе и самой Франции, и самой Англии, объявили Германии войну. Начинается Вторая мировая война. Многие сегодня – и на Западе историки-идеологи, и у нас некоторые коллеги наши историки – считают, что именно пакт Молотова-Риббентропа привел к развязыванию Второй мировой войны. Я думаю, что это абсолютно неправильно, мы должны искать истоки этой войны в Мюнхенском соглашении.

Что касается начала Второй мировой войны, это проблема совсем другая, которая связана с той большой игрой, которую затеял англо-французский блок. Вот в этом треугольники Англия и Франция с одной стороны, Германия со второй стороны и Советский Союз с третьей стороны. И Советский Союз очень реально, очень разумно это рассчитал и принял единственно правильное решение. Я думаю, что пакт Молотова-Риббентропа и секретный протокол были колоссальным успехом, колоссальным успехом Советской дипломатии. В то время действительно большие территории были практически без особых усилий присоединены к России и геополитические интересы России в том числе, проблемы, связанные с контактами с будущим агрессором, все это было уже второстепенно, вторично, но это уже было осуществлено. Я думаю, что это был большой успех. Но не более, чем на два года. Дело все в том, что советское руководство и Сталин считали, что этот пакт навечно или почти навечно, что это факт, который является непреложным и непересматриваемым. Гитлер и гитлеровское руководство считали совершенно по-другому, они считали, что это только возможность обеспечить себе тыл на востоке, потому что переговоры были, в том числе, и на военные темы между Советским Союзом и франко-английским блоком. Обеспечить себе спокойный тыл на востоке для того, чтобы сокрушить Польшу и начать наступления на западе на Францию, на Англию и т.д. А дальше, дальше эти вопросы уже стояли в иной плоскости. Гитлер не рассматривал этот пакт как пакт действительно стабильный, как пакт постоянный, который обеспечивает баланс сил, равновесие сил в Европе. Т.е. в этом смысле надо четко сказать, что да, да это был успех, блестящий успех Сталина на два года. Но в перспективе, конечно, это был в дальнейшем выигрыш Германии – с точки зрения конфигурации развития отношений и дипломатических, и военных. И вот я пытаюсь это сейчас показать: действительно, как только началась Вторая мировая война, немецкие дивизии двинулись к Польше 1 сентября. 17 сентября, через две с лишним недели, советские войска вошли на территорию Польши, в то время, когда польское правительство уже покинуло страну, после того, как сопротивление было сломлено и для того, чтобы, как было сказано в наших пропагандистских материалах, защитить братьев славян и украинцев и белорусов, тем более договоренность по секретному протоколу была. Советские части вошли на территорию Западной Украины, Западной Белоруссии. Эти части были присоединены к Украине и Белоруссии, потом вошли в состав этих республик и стали неотъемлемой частью этих республик, вплоть до событий 80 – 90-х годов уже конца этого столетия. Дальше последовала судьба Бессарабии, Прибалтики. Тоже под давлением Советского Союза Румыния отказалась от Бессарабии, что касается Прибалтики, то отношения там были довольно сложные и тяжелые переговоры шли. Советский Союз требовал от прибалтов уступки ряда портов военных, чтобы базировать свой флот, требовали еще ряд уступок. Прибалты отказывались, но потом под давлением, под силой обстоятельств они согласились. Забывается один момент очень важный в нашей современной пропаганде, как мы оправдываем это наше вторжение в Прибалтику в 39 – 40 году, забывается одно, что очень глубокие слои, большие слои, широкие слои Эстонии, Латвии и Литвы выступали за то, чтобы дать возможность советским войскам появиться на этой территории. Глубокие традиции отношений были между прибалтами и Россией, большое значение имело и то, что очень сильны были коммунистические партии, особенно в Латвии и Литве, которые активно содействовали процессам интеграции между странами Прибалтики и Советским Союзом. И когда, в конце концов, советские части появились в Прибалтики, их с цветами встречали – это было массовое явление, т.е. рабочие, крестьяне, как мы сегодня говорим, батраки – все вышли в поддержку этого появления советских войск в Прибалтике. Это было действительно всенародное торжество, но за этим последовало и другое. Очень быстро появились и отряды НКВД, появились списки тех, кто был противниками режима советского и противниками этого вторжения советских войск, присоединения этих республик к Советскому Союзу. И начинается совсем другая песня. Начинается то, о чем я говорил в начале лекции. О том, что наряду с геополитическими проблемами начинают решаться проблемы социально-политические, начинаются наступления на частную собственность, начинаются наступления на предпринимателей, наступление на свободных фермеров и т.д., и т.д. И постепенно, уже в ходе этих месяцев предвоенных и, конечно, уже после войны, жизнь в этих странах идет по другим рельсам совсем. Не по рельсам западного демократического мира, а по рельсам советским, тоталитарным рельсам, которые уже прокладывают туда совсем другие люди, другие органы и другие ведомства. Это тоже факт, который необходимо иметь в виду. Вот сочетание геополитических интересов, сочетание с социально-политическими интересами, с революционно-мессианскими проблемами, расширение социализма на Запад, в Прибалтику, то же самое было и на Украине, в западной Белоруссии. Все это сплетается в единый узел. Я думаю, что это более сложные проблемы, чем мы себе до сих пор понимали. Я думаю, что это правильно, вот так оценивать эти события, возможно, со мной и в этом смысле люди могут не согласиться, но я вижу эту проблему таким образом и особых возражений я здесь как-то не предугадываю, хотя они и могут быть.

Наконец, несколько слов надо сказать о Финляндии, Финляндия тоже значилась в этом секретном протоколе. Финляндия тоже значилась в сфере влияния Советского Союза. Финляндия же была частью Российской империи, и была довольно долго, 100 с лишним лет, и жила неплохо в составе Российской империи. Теперь Финляндия была страной враждебной, которая в 20-е годы воевала с Советским Союзом, отбивалась от попыток вернуть ее в лоно советского государства. И вот теперь такая возможность представилась. Позднее, когда уже Финляндия была «замирена», был подписан мир, Сталин говорил на заседании Политбюро: «Конечно, мы понимали, что зимой 39 и 40 года, декабрь месяц, не время наступать на Финляндию, не время. Это не то время когда надо воевать с Финляндией на Карельском перешейке, но у нас выбора не было. Момент был очень хороший. Момент подобрался такой, что другого не придумаешь». Началась Вторая мировая война, опять противники сцепились друг с другом и финны оказались практически беззащитны. Бери их голыми руками. И начинается война 30 ноября. Советские части вошли на территорию Финляндии, начинается так называемая «Зимняя война», которая продолжалась до марта месяца 40 года. Любопытно, что мы себе обычно сейчас представляем картину: огромное советское государство, огромная военная машина, несколько фронтов, десятки дивизий обрушились на маленькую Финляндию и, в конце концов, сокрушили эту линию Маннергейма на Карельском перешейке, порвали ее и заставили Финляндию заключить мир. Дело заключается немножко в другом. Финляндия действительно была одним из форпостов антисоветских в Европе. Финляндию поддерживали, вооружали, с одной стороны – Германия, фашистская Германия в 30-е годы, а с другой стороны англо-французские союзники, Швеция, Канада. Все было сделано для Финляндии: и продовольствие, и вооружение, и инженеры, и все, что необходимо было для военного соперничества с Советской Россией. Финляндия готовилась к этой войне, больше того, недавно мы опубликовали рассекреченные материалы финского генштаба, где говорилось о том, что, начиная с 29 года, финны готовились к этой войне. И готовились к войне именно на Карельском перешейке, готовились именно в зимних условиях. Т.е. мы, когда вторглись на территорию Финляндии, мы получили то, что нам готовили финны уже до этого примерно 10 лет. И конечно, это дало о себе знать, война была крайне неудачной, потери были колоссальные – 125 тысяч человек потеряла советская армия и только 23 тысячи потеряли финны. Это была война, которая показала неготовность советской армии, Красной армии к серьезным систематическим сражениям, а в зимних условиях – особенно. И вот последние материалы, которые мы опубликовали в томе «Зимняя война», показывают, какая была неразбериха, какая плохая связь была, какая была плохая координация, плохая подготовка командного состава. Очень много было сделано ошибок – стратегических, тактических. И все это за полтора года накануне войны с фашистской Германией. Причем немцы внимательно следили за событиями на советско-финском фронте, делали определенные выводы. И, в конце концов, сделали такой вывод, что советская армия, Красная армия не готова к большой войне. И это засело в головах руководства немецкого вермахта. Так они и считали, что Красную армию разгромить будет…учитывая то, что она еле-еле справилась с большим перевесом сил с Финляндией, будет сделать очень легко. Но финны устояли. И вот в то время было подготовлено здесь, в Советском Союзе правительство. Народное правительство Финляндии, просоветское правительство, которое должно было заместить после победы, после блестящего марша в Хельсинки, должно было заместить старо-буржуазное. Правительство во главе с Куусиненом, видным деятелем Коминтерна, но это правительство до Финляндии так и не добралось. Оно так и осталось в обозе Красной армии. Финляндия был обязана спасением своему мужеству, своему упорству, которое проявил финский народ в то время и который отстоял свою независимость, это факт.

Т.е. этот протокол практически был осуществлен, но не до конца. Наступил 40-й год. Практически Сталин добился всего, что было подписано по секретному протоколу, кроме Финляндии. В это время, пользуясь спокойной для Германии ситуацией, немцы обрушились на Францию. Франция была к 40-му году к лету, к осени разгромлена и немецкие войска вступили в Париж. Ситуация в Европе резко изменилась: теперь Германия практически доминировала в Европе и, кажется, протокол сработал и в пользу Германии. И вот эта ситуация в 40-м году, она поставила вопрос, а что дальше? Что дальше? Советское руководство считало, что дальше все, остановка. И надо осваивать захваченные территории. Немецкое руководство считало, что это только начало. Это только начало. Франция – это начало. И стало дальше осуществлять свои претензии экспансийные в Европе. Нацелилось на Балканы. Часть балканских территорий была захвачена. Нацелились на Скандинавию и т.д., и т.д. И вот в этих условиях министр иностранных дел Советского Союза Молотов появляется в Берлине. Для того чтобы выяснить ситуацию. Как действовать дальше. Потому что не все условия протокола были осуществлены и аппетиты у советского руководства отнюдь не уменьшились.

Во время переговоров в 40-м году в ноябре в Берлине стало ясно, что пакт Молотова-Риббентропа больше не работает, что он закончился. Пакт Молотова-Риббентропа развел сферы влияния в Европе, когда же Молотов появился в Берлине, то немцы предложили этот пакт расширить и обратить на весь мир, развести сферы влияния в мире. И если советское руководство требовало от немцев, чтобы они согласились на дальнейшее давление Советского Союза на Финляндию, согласилось с усилением интересов Советского Союза на Балканах, в частности в Болгарии, Молотов даже заикался о проливах Босфор и Дарданеллы, об этой мечте, старинной мечте советского руководства пробиться к проливам и сокрушить Турцию. Немецкое руководство ответило на это полным молчанием, это было совершенно немцам не интересно, потому что они сами уже в это время нацелились на Балканы, они сами уже стремились овладеть этими территориями. Им вовсе было не интересно, чтобы Финляндия, которую они считали своим потенциальным союзником против Советского Союза в будущей войне, чтоб она была сокрушена Красной армией. В этом смысле Молотов натолкнулся на глухую стену. Что предлагали немцы? Они предлагали начать экспансию Советского Союза в южном направлении, пробиваться к Индии, тем самым ослабить британскую колонию и нанести удар по Англии. Предлагали, в конце концов, ввести советские войска в Иран, т.е. отвлечь Советский Союз и Красную армию на юг, в те районы, которые, в общем-то, для Советского Союза были совершенно не интересны. И интересы Германии и Советского Союза столкнулись. И было ясно, что компромиссного выхода здесь быть не может, что два крупных, мощных соседа в конце концов столкнулись на общих интересах. Вот вам и сравнение Германии и Советского Союза. Вот вам и сравнение двух тоталитарных режимов. Абсолютно разные подходы не только внутри страны, не только со стороны политического, национального и пр. в своей политике, но совершенно разные подходы и внешнеполитические, совершенно разные понятия о будущей судьбе мира. Немцы хотели делить мир, в Советском Союзе хотели иметь дальнейшее преимущество в Европе и на этом все ограничилось. Молотов вернулся в Москву ни с чем, стало ясно, что война с немцами неизбежна.

Несколько слов я хотел бы сказать о Японии. В то время, когда шли вот эти перипетии дипломатические с англо-французами и немцами, пакт Молотова-Риббентропа заключался, в это время постоянно маячил японский дипломатический фактор. Куда повернет Япония? Япония уже показала себя в 30-е годы как противник Советского Союза. Это бои на Хасане, это очень серьезные столкновения армейские на реке Халхин-Гол, когда будущий маршал Жуков разгромил японские части в Монголии на реке Халхин-Гол. Япония могла пойти двумя путями: либо, помогая Гитлеру, ударить с востока по Советскому Союзу, либо, это было очень сильное лобби в японском правительстве, повернуть оружие на юг, на теплые моря – на Филиппины, Сингапур, на английские владения на Тихом и Индийском океане и, в конечном итоге, нанести удар по Соединенным Штатам Америки. Чтобы сделать Японию владычицей всего Дальнего Востока и всех теплых морей. Вот эти две тенденции в японском руководстве боролись. И вот, когда был заключен пакт Молотова-Риббентропа, после этого появилось в Москве посольство, представительство Японии для зондирования почвы и ведения переговоров по поводу дальнейших отношений между двумя странами. Как я уже говорил, две тенденции в Японии боролись и постепенно верх брала тенденция не просоветская, но, во всяком случае, тенденция, которая не грозила нападением Японии на Советский Союз с востока, а устремляла Японию на юг, на теплые моря. В конце концов, в ходе переговоров сложных, трудных и тяжелых, в апреле 40 года, за год с лишним до начала войны с Германией, Япония и Россия подписали договор о нейтралитете. Это означало, что если, условно говоря, Германия нападет на Советский Союз, Япония будет в состоянии нейтралитета. В то же время, если Япония столкнется с кем-то на востоке, Советский Союз не окажет военного давления на Японию. Это было в условиях нарождающегося противоборства с Германией для Советского Союза достаточно выгодно. Молотов говорил по этому вопросу: «Пакт дает все необходимое для того, чтобы развязать Японии руки для ее деятельности на юге». Если переводить на русский язык, на простой язык обывателя, это значит, если японцы увязнут на юге в борьбе с Соединенными Штатами, для нас это будет прекрасно. Это значит, японцы не нападут на Советский Союз с востока. Вот о чем мечтали в то время в Кремле, это факт, факт исторический и факт дипломатический, который мы не можем отрицать, плохо это или хорошо. Я думаю, что это не плохо и не хорошо. Это нормальная дипломатия, опять-таки, тайная дипломатия, только сейчас становятся известными вот эти тенденции в Кремле и этот пакт, который действительно был объективно на руку советскому руководству в ожидающейся войне с Германией. События надвигались с калейдоскопической быстротой. Уже весной 41 года было ясно, что Германия нацелилась на войну с Советским Союзом, на границе с СССР увеличилась группировка войск немецких, дивизия перебрасывалась за дивизией. На западном фронте военные действия практически закончились – Франция была сокрушена, Англия была недосягаема и теперь Гитлер нацелился, используя военный потенциал практически все Европы, в том числе и Австрии, и Чехословакии, и других стран Балканского полуострова и Скандинавии, он собрался направить этот потенциал против Советского Союза. В этот момент как раз встал вопрос о том, как готовиться к войне, как вести эту войну. Здесь есть момент один спорный, дискуссионный, нашим слушателям тоже будет интересно как-то к нему прикоснуться, к этому моменту. Это вопрос, мог ли Сталин нанести упреждающий удар Гитлеру, как об этом многие пишут на Западе идеологи-пропагандисты, или это было невозможно? Или это просто был повод для Гитлера, чтобы напасть неожиданно на Советский Союз.

Дело все в том, что в течение долгого времени Советский Союз исповедовал так называемую наступательную доктрину, об этом я вам говорил. Это была доктрина Фрунзе, доктрина и других военачальников советских. Накануне же войны советское руководство постоянно говорило, что мы должны вести наступательную войну. Мы должны начать с обороны, а дальше перейти в наступление – драться на территории противника и пр., и пр. Короче говоря, «разгромим врага малой кровью на его территории». Такая была концепция. И вот в этом смысле необходимо обратиться к ряду документов весны 41 года, когда постепенно, постепенно вызревала в советском военном руководстве и в политическом руководстве альтернатива действительно наступательного удара и даже упреждающего удара. Причем об этом противники этой версии и слышать не хотят. Как так, Советский Союз, миролюбивая держава, держава, которая является коммунистической, гуманистической, интернациональной – и вот такой коварный шаг могла совершить. Я хочу сказать, что никакого отношения, опять таки, к рассуждениям о морали, о гуманизме эта версия не имеет. Речь шла о том, что Советскому Союзу грозит страшная агрессия, кулак немецкой армии, 5 миллионов солдат стояли под ружьем уже под восточными границами. Совершенно очевидно было, что нападение неизбежно. И в этих условиях в мае месяце Жуков и еще ряд военных подали записку Сталину о необходимости, возможно, нанести первыми удар. Направить этот удар на юго-западе. Направить его, в конце концов, на Румынию, отсечь румынскую нефть от Германии, с тем, чтобы лишить немцев нефти, масла и т.д.,и т.д., чтобы немецкая техника задохнулась без горючего. А на западном фронте в районе Белоруссии и Украины сдерживать фронт от наступления немецких дивизий. Есть сведения о том, что на первых порах Сталин начисто отверг этот план, но потом оказалось, что в реальности он начал, начал осуществляться. Началась переброска войск на юго-западный фронт, стали совершенствоваться переброски других частей артиллерии, аэродромы начали разворачиваться. Короче говоря, появилась такая ситуация, когда это могло бы быть, но эта ситуация осложнялась тем, что Красная армия в то время – и руководство, и хозяйство – вот к такой превентивной войне, упреждающему удару, наступательным действиям было совершенно не готово. И Финская война это прекрасно показала: ни связи не было, ни организации не было, ни хорошего командного состава не было, потому что старые командные кадры, которые проверены были, скажем, в 30-е годы в в Испании во время гражданской войны, были уничтожены. Тухачевский был расстрелян, Якир, Корк, другие были все репрессированы. Новые кадры еще не поднялись как следует. С кем воевать? С кем совершать этот упреждающий удар? Необходимо было время, но все наши специалисты сегодня, в том числе, и противники вот этого понятия «упреждающий удар», они согласны с тем, что да, через полтора-два года надо было такой удар нанести и можно было бы нанести такой удар. И дело все в том, что только такими путями и таким образом можно было совладать с Гитлером. Таким образом, можно было, упреждая развертывание его частей, можно было замедлить агрессию. Подорвать ее в зачатке. Возможно, тогда бы Красная армия дралась бы не под Москвой в конечном итоге, в 41 году, а где-то на западных границах. Может быть, может быть. Но вся ситуация – и хозяйственная, и ситуация с командными кадрами, и с опытом борьбы с врагом, это показала Финская война. Это было совершенно, к сожалению, невозможно. Я считаю, что это одна из главных ошибок и просчетов Сталина и руководства страны, что они не сумели подготовиться к этому, не сумели сами этому коварному противнику, этому хищнику, человеку, который плевал на все договоры, на все и вся… что они не сделали этого раньше. И вот это было, конечно, тяжким таким стратегическим, историческим, может быть, просчетом, который восполнить было невозможно. И я полагаю, что в это время как раз и решалась судьбы практически всей будущей войны, поскольку вот такой удар не был нанесен и 22 июня немцы обрушили всю свою мощь на территорию Советского Союза, на западную границу.

И есть еще один момент, который совсем недавно выявился в нашей историографии. Как так, что Сталину без конца говорили, что вот уже 5 миллионов стоит на западной границе, перебежчики немецкие докладывают, что 22 июня будет нападение, Зорге из Японии сигнализирует что вот-вот нападут на Советский Союз… И все-таки Сталин медлит, Сталин не отдает приказа о решительном противодействии противнику, о подготовке, о мобилизации и пр. Многие очень недоумевали и до сих пор недоумевают, считают, что это колоссальный просчет. Возможно, это просчет и был, возможно, он не верил. Может быть, считал, что и Пакт работает, возможно, не верил, что немцы сумеют на два фронта воевать. Но есть еще один момент: Сталин запросил у советских разведчиков данные об обмундировании германской армии, о теплом обмундировании и разведка донесла руководству страны, что у немцев нет теплого обмундирования, только летнее. Нет ни теплых шинелей, нет ни теплого белья, ни теплой обуви. И тогда в руководстве встал вопрос, как же будут воевать немцы в России в ноябре, декабре, январе без теплого белья, без теплой одежды. Гитлер считал, что к октябрю месяцу война будет закончена. Т.е. вот один авантюрист просчитал так, а второй человек посчитал, что это большая стратегическая недоработка, потому что полагал, что не может нормальный человек отдать приказ пятимиллионной армии двигаться на Россию без теплой одежды и без теплой обуви. Поэтому во многом Сталин полагал, что не начнут немцы наступление в этом году, не сумеют, пока не сошьют себе теплые одежды. И запросил в разведке, сколько нужно времени, чтобы обмундировать немецкую армию, ему ответили полтора-два года. Полтора-два года, вот это тот срок, который был нужен для подготовки тех планов, которые вынашивало военное руководство с точки зрения ответного или упреждающего удара. Так что эти вопросы необходимо нам тоже иметь в виду и тоже их продумывать и не отмахиваться, потому что это все история, это все новый материал, новые документы и об этом надо тоже думать.

Итак, 22 июня немцы перешли в наступление и с этого момента дипломатия меняет свой характер. Уходят в прошлое эти геополитические игры, уходит в прошлое деятельность советских дипломатов, разговоры о том, о сем, о революционном продвижении наших интересов на Запад, в другие страны, о мировой революции, о всепобеждающей мощи и необратимости социализма. Все забыто, ни звука больше нету, ни о мировой революции, ни о геополитических интересах, появляется стремление во что бы то ни стало собрать все силы и выйти из изоляции, в которой оказался Советский Союз к этому времени, для борьбы с очень мощным и опасным противником. Начинаются контакты с польским эмигрантским правительством, начинаются контакты с чехословацким правительством, которые раньше были совершенно не в поле зрения советского руководства. Идут контакты с англичанами, с французами, которым не доверяли еще вчера, но к которым сейчас обращаются. Кстати говоря, и французы, и англичане тоже начинают искать контакты с советским руководством, поскольку ситуация очень тяжелая, очень сложная. И все это меняет общую ситуацию и дело идет уже к тому, чтобы постепенно союзники наши оказывали нам более действенную помощь. Речь идет уже о формировании, поисках формирования антигитлеровской коалиции. В советской столице, в Кремле, начинают говорить о преданности демократическим ценностям. Советский Союз признает Атлантическую хартию, которая говорит о проблемах демократии, о проблемах личности и пр. Это было совершенно невероятно для нашей риторики. Наконец, позднее Сталин распускает Коминтерн, вот эту мощную организацию коммунистического интернационала, которая занималась действительно подрывной работой во всех странах в пользу социализма, в пользу Советского Союза. Она распускается для того, чтобы как-то вызвать доверие в западном мире. Все это тоже совершенно иной уровень дипломатии в ходе войны. И в этих условиях, конечно, основой всего этого является совершенно беспримерный героизм Красной армии, солдат, работников тыла. Немцы рассчитывали действительно до октября месяца появиться уже где-то в Москве, Ленинграде, но все планы были сорваны.

Очень мы потеряли много в этот период, но, тем не менее, все-таки задача была выполнена. Больше того, Япония, в конце концов атаковала Соединенные Штаты. Как только известие об этом дошло до Москвы, даже до этого советская разведка узнала, что японский кабинет склонился в пользу нападения на Соединенные Штаты. Дивизии сибирские были сняты с Восточного фронта и двинулись под Москву. Это определило во многом и победу под Москвой в 41 году. 43 год явился в этом смысле годом решающим: Сталинградская битва, Курская битва показали, что война уже клонится к победе Советского Союза, что конец Гитлера необратим и, начиная с 43 года, вновь появляются эти мотивы геополитики, расчетов. Появляется стремление делить территории.

Уже в Тегеране договариваются о том, каковы будут сферы влияния у Англии, Франции и у Советского Союза. Теперь вместо Гитлера этими проблемами с Советским Союзом занимаются наши союзники, кто где будет доминировать. Очень любопытна в этом смысле беседе Черчилля со Сталиным в 1944 году в Москве. Они на бумаге расписали, какой процент влияния после окончания войны будет иметь Западный блок и Советский Союз на освобожденных территориях. И вот они говорили, что вот Болгария, Болгария – 50% вам, 50 нам. Сталин говорит, нет 90% нам, 10% - вам. Скажем, Югославия – тоже проценты, Румыния, в Чехословакии… вот так, по процентам делили, договаривались о будущих влияниях. О Греции, о Венгрии и т.д., и т.д.. Это уже был возврат к старым, довоенным геополитическим играм, интересам, в том числе, и социально-идеологическим: где социализм продвинется, где социализм не продвинется это прекрасно понимали и наши западные союзники. Кстати говоря, проблема второго фронта была тесно связана с проблемой не только геополитического противодействия Советскому Союзу прежде всего, но и противодействию продвижения социализма на Запад. В 42 году союзники отказались открывать второй фронт, в 43 году отказались открывать второй фронт, но когда в 44 году советские армии появились в Европе, тут появился и второй фронт – дальше союзники этого потерпеть не могли. Вот вам вся история закулисной дипломатии того периода.

Советские армии вошли в Европу. Они вошли как освободители или как поработители? Вопрос один из тех, которые сегодня тоже обсуждаются, дискутируют с пеной у рта. Я скажу коротко, про свою точку зрения. Красная армия вошла в Европу как освободительница, ее встречали цветами и объятиями, это была одна сторона проблемы. Фашизм был свергнут, концлагеря были освобождены от узников. Это сделала в основном Красная армия. Что было потом, это уже была другая песня, это была другая уже эпоха, уже появились другие органы, появились другие структуры, которые превратили эти страны, в конце концов, в сателлитов Советского Союза. А что в итоге, а что в итоге? В итоге в 45 году Советский Союз вернул себе то, что потерял в 30-е годы и во время войны. Все вернул. Это были очертания, контуры бывшей Российской империи. Что дальше? А дальше наступил 91 год, 89 – 91 годы наступили, когда все эти расчеты, все эти великие победы, все эти великие жертвы рухнули. По причинам совсем другим, чем те, о которых мы сегодня с вами говорим.

Я заканчиваю свою лекцию на том, что политики должны были бы в то время думать не о двух годах успеха, не о 20 – 30 годах доминирования в Европе, как это делал Советский Союз, а о перспективном развитии человечества в целом. Вот до этого у многих политиков мозги не доходили. Думаю, что в этом заключается смысл тех перемен и тех катастроф, которые постигли и нашу страну, и Европу на исходе 20 века. Спасибо.

Вопрос: Андрей Николаевич, на первой лекции Вы упоминали о том, что в 45 году, после капитуляции Японии и присоединения Курил и Сахалина, И.В. Сталин сказал, что людям старшего поколения пришлось 40 лет ждать возврата этих территорий. И вот с распадом СССР, как раз в 90-е годы мы потеряли значительные территории, которые отсоединились. Стоит ли людям нынешнего времени, может быть, будущего поколения ждать возврата вот этих территорий в состав Российской Федерации? И как долго?

Ответ: Это вопрос очень, очень опасный, и для лектора, и для общества. Как историк могу сказать, что такого рода откаты, отпадения, в российской истории были регулярны на протяжении чуть не тысячи лет. И на огромной Восточно-Европейской равнине неизменно доминирующий государственный этнос эти территории опять собирал. После падения Татаро-монгольского ига Иван Третий, Петр собрали эти территории. Это все развалилось в 1917 году. Ленин, Сталин и там еще Брежнев, не знаю, Горбачев, кто еще, собрали эти территории, в 89 – 91 году развалилось это дело. Мы с вами не будем жить через 100 лет, через 200 лет, но у меня надежда, что законы Восточно-Европейской равнины уже в новых, может быть, условиях демократических, гуманистических, в каких-то других иллюзорных условиях, они будут работать. Все, что могу вам сказать.

Вопрос: Андрей Николаевич, у меня вопрос по всей лекции. В самом начале Вы сказали, что большое количество документов по войне все еще остается засекреченным, однако в дальнейшем они будут раскрываться. Как Вы думаете, можно ли избежать в дальнейшем политических спекуляций в связи с открытием новых документов? Благодарю.

Ответ: Я думаю, что документы в основном действительно рассекречиваются, все больше и больше будут просачиваться на страницы истории. Но политических спекуляций избежать никогда не удастся, потому что политические спекуляции – это сегодняшний наш политический день, это политическая борьба, это электоральные проблемы, это какие-то разногласия в обществе, которые кое-кто считает фатальными, а на самом деле они нормальные для любого общества. И в этих условиях люди недобросовестные и недоброкачественные, конечно, будут использовать эти документы в своих целях. Но я думаю, что основной массив документов, система фактов, оценка этой системы фактов, она все-таки рано или поздно будет давать вот ту совершенно неопровержимую, четкую картину событий, к которой рано или поздно история приходит.

Вопрос: Скажите, пожалуйста, Вы говорили что Финляндии под руководством СССР жилось неплохо, тогда почему они 10 лет готовились к войне? Их что-то не устраивало?

Ответ: Почему Финляндия в своих планах предусматривала будущую войну с Советским Союзом. Что их не устраивало? Их не устраивал Советский Союз, их не устраивала система ценностей в Советском Союзе. Отсутствие частной собственности, отсутствие рыночных отношений, отсутствие прав и свобод граждан и многое другое. И понятно, агрессивность определенная, революционная агрессивность, о которой я говорил, и революционно-мессианское направление во внешней политики, которое присутствовала в Советском Союзе. А Финляндия входила в состав России, вы знаете, и финны постоянно дрожали, боялись за свою вот эту недавно обретенную хрупкую независимость. Они боялись этого и они укрепляли Карельский перешеек, они брали займы, они брали оружие для того, чтобы в случае чего, а такой случай наступил, отразить нападение могущественного соседа. Вот и все.

Вопрос: Есть такая информация, что Адольфу Гитлеру удалось как бы скрыться после падения Третьего Рейха в Антарктиде и в 47 году была экспедиция организована американским правительством, под руководством генерала Бернса… И что там была организована секретная база нацистов под названием «Новая Швабия». Как Вы к этому относитесь?

Ответ: Об Антарктиде ничего не слыхал. Но в отношении Аргентины действительно была версия, что он скрылся в Аргентине и жил там, и спокойно скончался. Но эта версия неверная, потому что серия исследований и фактического материала, и документов показывает, что действительно Гитлер покончил собой во дворе Рейхсканцелярии и что останки его были обнаружены, и что сейчас они находятся здесь, у нас, по-моему, частично в Русском Государственном Архиве, частично в ФСБ. Во всяком случае, челюсть его находится здесь, может, он сам находится в Антарктиде, но челюсть его находится здесь и это точно.