Гринь А.В.: Системные принципы организации объективной реальности

Системные принципы организации объективной реальности

Оглавление

Введение   

Часть 1. Категории   

• Глава1.Почему онтология?
• Глава 2. Сущность и признаки системы
• Глава 3. Cистемы развиваются
• Глава 4. Парадоксы системного времени
• Глава 5. Некоторые классификации
• Глава 6. Неявная системная традиция  

Часть 2. Гипотезы   

• Глава 1. Гипотетическая модель начала системного мира
• Глава 2. Неяркие системы в биологии
• Глава 3. Начало системной эволюции жизни
• Глава 4. Основы системологии личности и духа
• Глава 5. Системные отношения в социумах

Заключение

Введение

Когда говорят о "системе" или "системном подходе" в традициях идей А.А.Богданова [1] и Л.Берталанффи [2], не во всякой ситуации бывает достаточно ясно, что должны эти понятия особенно формировать в нашем воображении по отношению к рассматриваемому предмету.

Обычно термин "система" употребляют в стремлении к познанию внутренней структуры какого-либо объекта, рассматривая затем функциональные взаимосвязи между элементами этой структуры и определяя функцию всего объекта в целом. При этом подразумевается, что в старый как мир методический прием, основанный на допущении "всякое целое состоит из...", вводится нечто особенное, для чего придумывается специальный термин. Почему же в иногда недостаточно изучения структуры объекта как особенного целого и надо применять именно "системный подход"?

Легко заметить, что если из сложившихся представлений о "системном подходе" удалить часть, относящуюся к элементарному познанию структуры целого, то остается весьма скромное туманное содержание, связанное с требованием умозрительной формализации функции или цели у объекта. Но даже в этом трудно разглядеть что-либо особенное, поскольку все то же самое можно отнести и на счет любого целого, эмержентные свойства которого можно принять за функцию системы. Тогда результаты теоретических построений в принципе могли бы увидеть свет и без применения какой-то особой системной терминологии. Однако создается впечатление, что гносеологическая ценность системного подхода, который, тем не менее, вызвал повышенный интерес теоретиков и даже оказался востребованным в некоторых прикладных исследованиях, может лежать за рамками сложившегося понимания системы только как структурно-функциональной целостности.

Несколько десятилетий назад "системный подход" был фактически выведен из плоскости структурно-функционального определения; Н.Винер представлял систему в виде т.н. "черного ящика", у которого изначально не известны ни структура, ни функция. При этом структура системы иногда оставалась не вполне ясной даже по окончании "системного подхода".

Последствия этих работ в виде тотальной компьютеризации ныне ощущает весь мир, однако, теория систем обогатилась немного, поскольку теоретический потенциал, заложенный в таком понимании, почему-то не был реализован в полной мере, и до сих пор структурно-функциональное определение системы переписывается из одного философского словаря в другой.

Системный подход иногда рассматривается как универсальный научный метод, позволяющий целенаправленно определять и формулировать общие принципы и законы, и который в перспективе должен облегчить "мучительный" процесс поиска взаимопонимания между представителями различных отраслей науки. С этой точки зрения общая теория систем - это путь формирования новой общенаучной парадигмы XXI века. Поскольку такая постановка задачи до сих пор не принесла каких-либо серьезных результатов, стали возникать серьезные сомнения в положительных перспективах этих претензий [42,9].

Несмотря на то, что "системный подход" пока не столь убедителен в статусе метатеории, тем не менее, его прикладное использование нашло самое широкое применение. По крайней мере, изучая структуру или динамику структуры у различных объектов, многие ученые считают, что применяют именно этот методический подход.

Однако общие методические принципы, к которым относится и познание структуры объекта, всегда необходимы в любых научных исследованиях. Поэтому не совсем понятно, что заставляет относить их к специфике "системного подхода", умножая при этом "сущности без необходимости".

Несмотря на то, что само понятие прочно вошло в обиход, известная идея системности оказывается выстроенной на довольно непрочном основании. Уместно предполагать, что истинная, может быть, неосознанная привлекательность этого принципа имеет некоторый скрытый источник, и, скорее всего то, что стоит за фасадом обычного понимания системы не полностью идентично понятию целого, но отражает какое-то важное, особенное, фундаментальное свойство окружающей нас природы. Поэтому мыслить и моделировать в системных категориях становится проще и удобнее, раз "системный подход" уже некоторым образом выбран самой природой изначально. Но, что это за особенные свойства и как они преломляются в нашем сознании?

Существование такой проблемы просматривается почти в каждой публикации, где заявляется системная тематика, что отражается в попытках обсудить или дополнить сложившееся понимание системы [3]. В совокупности этих определений проникновение в сущность категории "система" чаще всего осуществляется только со стороны допущений о базовом характере структурности. Но всевозможные и многочисленные вариации на эту тему, похоже, в значительной степени исчерпали потенциал методической эффективности.

Интересно взглянуть на проблему не только со стороны структурно-функционального определения. Поэтому мы попробуем проанализировать систему и другие близкие к ней категории в онтологическом ключе, приняв за основу подход Винера, с использованием несколько модифицированной гегелевской теории развития и некоторых моментов теории хаоса [4].

Следуя древним традициям жанра, попытаемся обосновать наши общие положения на простых примерах и предложим к обсуждению несколько гипотез, взаимосвязанных одним пониманием, которые затрагивают широкий спектр явлений бытия и интересы разнообразных наук от механики до социологии.

Все это - с надеждой сделать материал максимально доступным и интересным для всех, кого занимают проблемы фундаментального устройства окружающего нас Мира.

Часть 1
Категории

Глава 1
Почему онтология?

Принадлежность общей теории систем к онтологии требует некоторых пояснений, поскольку она выходит за рамки определения, совпадающего с известными признаками этого направления.

У Гегеля онтология это то, что остается от философии, если из нее удалить гносеологию. То есть онтология (наука о внешнем бытии) и гносеология (наука о внутреннем бытии - сознании) выглядят как составные элементы философии [3]. Нам представляется, что такое разделение не совсем удобно, если предусматривается именно категориальный анализ.

Говоря о закономерностях мышления, мы не можем рассматривать предмет в отрыве от внешних причин сознания, от явлений бытия, независимых от сознания. И наоборот, любая попытка понять внешний мир предусматривает рассмотрение закономерностей его отражения в сознании.

Получается, что предметом онтологии являются закономерности отношений бытия к сознанию, а предметом гносеологии - закономерности отношений сознания к бытию; в некотором смысле, это одни и те же закономерности, один и тот же предмет. Разделение тут может быть возможным скорее на уровне метода, чем на уровне предмета. Поэтому в таком понимании онтология и гносеология выступают не столько в качестве самостоятельных наук, сколько в качестве названий двух методов философских исследований.

Образец несколько иного понимания онтологии нам удалось обнаружить в сети интернет [43], что выглядит следующим образом: "Исторически, понятие онтологии появилось в одной из ветвей философии, называемой метафизикой, которая изучает устройство реального мира. Основной характерной чертой онтологического анализа является, в частности, разделение реального мира на составляющие и классы объектов (at its joints) и определение их онтологий, или же совокупности фундаментальных свойств, которые определяют их изменения и поведение. Таким образом, естественная наука представляет собой типичный пример онтологического исследования. Например, атомная физика классифицирует и изучает свойства наиболее фундаментальных объектов реального мира, таких как элементарные частицы, а биология, в свою очередь, описывает характерные свойства живых организмов, населяющих планету".

Данное определение допускает возможность построения множества "отраслевых" онтологий, несколько различающихся по предмету.

В этом случае, кажется, сложно определить ощутимую пользу от превращений теоретической биологии или теоретической физики в соответствующие "отраслевые" онтологии. Не вдаваясь в глубокую критику, мы просто объявим об использовании несколько иного понимания.

В приведенных и в других известных трактовках онтологии (часто маловнятных) при желании можно обнаружить одно общее основание, которое принимается нами единственно и в чистом виде в качестве самостоятельного определения.

Как в принципах древней метафизики, и в трансцедентальнай философии Канта, и в хайдеггеровской интерпретации, сообщающей "духу" характер объективной реальности, и в той онтологии, которая, согласно современному определению, занимается, главным образом, категориальным анализом главным для нас является осознание необходимости согласования всех рассудочных понятий и принципов и объединения их в нечто целое.

Например, устремление к непротиворечивому обобщению отчетливо просматривается в том же категориальном анализе, которым, в основном, занимается современная онтология.

Ведь "категория" как родовое понятие, обнаруживает в себе некоторый вектор, направленный к общей вершине самых объемных и абстрактных содержаний, организующих в итоге через использование некоторых общих понятий и принципов единую (хочется сказать систему, но мы пока не имеем такого права) картину бытия.

Примечательно, что Аристотель (основатель учения о категориях) насчитывал десять категорий (сущность, количество, качество, отношение, место, время, действие, страдание, обладание, самонахождение). Платон - четыре (идентичность, отличие, постоянство, изменчивость), Декарт и Локк различают три категории, Кант - четыре группы по три категории в каждой, у Гегеля взаимоувязанные категории сложны и многочисленны, Шопенгауэр исключил все двенадцать кантовских категорий за исключением причинности. По мнению некоторых наших современников, количество категорий не ограничено, и многие из них еще неизвестны. В чем же причина разногласий?

Конечно же, не в том, что Канту больше по душе число "двенадцать", а Шопенгауэру - число "один". Конкретный набор определенных категорий в каждом из этих учений или, проще говоря, совокупности обобщающих понятий представляет собой неявную попытку создания особенной целостной и логически законченной модели действительности, чтобы сформировать некоторое особенное онтологическое понимание бытия, без чего человеку трудно привести в порядок собственное мышление.

Объективный характер такой потребности можно отчетливо заметить, если пристальнее вглядеться в реакцию человека на какие-либо неизведанное, парадоксальное, необычное природное явление. Человек может сказать по этому поводу "не понимаю", но даже в этом его непонимании все равно содержится онтологическое понимание происходящего.

Например, для материалиста любое "не понимаю" есть понимание, что налицо еще непознанная закономерность, но в принципе материального мира. Для идеалиста за фасадом "не понимаю" будет скрываться проявление "абсолютного духа", которое в принципе может поддаваться причинно-следственному познанию. Религиозный схоласт в качестве причины укажет божественное провидение и может вообще успокоится по поводу поиска иных причин и механизмов. Даже не обнаружив очевидной причины явления все трое, тем не менее, могут организовать жесткую дискуссию, которая в конечном итоге сконцентрируется именно на различиях в онтологической интерпретации действительности. (Интересно заметить, что любые модификации онтологической картины Мира в индивидуальном сознании - это, часто, психически болезненный процесс. Отчасти этим объясняется то упорство, с которым люди пытаются сохранить свои фундаментальные представления о Мире даже в случае, когда какое-либо изменение в этой области непосредственно не связано с вопросами материального благополучия).

Особенность онтологической теории, как нам видится, это стремление к организации некоторой законченной модели бытия, которая, хотя и не всегда обнажает достоверные причины всех явлений, что, впрочем, не является самоцелью, но формирует некоторое целостное понимание действительности.

Ближе всего наша онтология в своем стремлении к первоосновам оказывается к метафизике, которая "сильно пострадала" от позитивизма в XIX, но стала вновь возрождаться несколько в новом качестве в начале XX века.

Однако, даже современное понимание метафизики не избавлено от груза некоторой "спекулятивной потусторонности", от желания описывать преимущественно "загадочные глубины бытия", хотя и положительно утверждает неизбежную устремленность человеческой мысли к простому, единому и целостному. Онтология должна крепко "дружить" с научным фактом, не перегружая себя чрезмерным обилием постулатов в ущерб позитивному естествознанию.

Учение о бытии не совсем совпадает и с естествознанием, которое "не любит" заниматься проблемами "духа" и сильно тяготеет к полюсу чистой эмпирики, скорее "вывешивая запретительные знаки" из частных теоретических интерпретаций достоверных научных фактов на далеких от истины и тупиковых путях развития познания, нежели целенаправленно формируя единую модель действительности.

Онтологическая модель бытия присутствует в любом индивидуальном сознании как теоретическая основа, вырабатывающая понимание. В самом примитивном варианте она почти полностью состоит из Бога или любого набора потусторонних духов, посредством которых, в принципе, можно объяснить любое сложное явление окружающей действительности.

Наблюдая, как познание, вооруженное постулатом об объективной причинности, отвоевывает онтологическое пространство у религии, уже древние греки пытаются выстраивать онтологию на принципах метафизики, помещая в первооснову бытия либо "воду" (Фалес из Милета), либо "воздух" (Анаксимен), либо "огонь" (Гераклит). Очень красиво выглядит мысль Анаксимандра из Милета; его "апейрон", пожалуй, впервые заполняет основу бытия (по аналогии с материей) чисто абстрактной сущностью, не связанной ни с одним чувственно воспринимаемым аналогом.

Там, где начинается философия, даже схоластического толка, начинается постепенное вытеснение богов из совокупности основополагающих причин. Схоластика вынуждена уже доказывать бытие бога, невыгодно для себя обнаруживая такую назревшую потребность. Классический идеализм, хочет он того, или нет, почти уничтожает религию (только в онтологической модели), заменяя богов на постулат о некотором идеальном абсолюте. Материализм вовсе выбрасывает идеалистические допущения из онтологии, заполняя все материей, как сущностью, обладающей свойством становиться объективной реальностью.

Однако, как оказывается, такой подход не может решить всех проблем понимания бытия, как это доказывал А.Ф.Лосев, рассматривая материю как категорию метафизики [5].

Киркегор, критикуя философию Гегеля, не замечающую существенность внутриличностного бытия, обнаруживает и такой "дух", который (не только как абсолют) может становиться объективной реальностью.

Эта онтологическая модель была подхвачена философией экзистенциализма, где была обильно и нерационально перегружена постулатами, допущениями и маловнятными категориями.

В этой исторической динамике онтология выглядит как относительно самостоятельная наука, которая посредством анализа самых общих категорий пытается согласовать все знания о действительности как о едином целом, в конечном итоге устремляясь к построению завершенных моделей бытия.

Через обобщения в рамках конкретной онтологической теории, различные гипотезы, постулаты и допущения, прямое эмпирическое доказательство которых затруднено по определенным причинам, начинают с пользой и для себя и для общего дела как бы доказывать друг друга, собирая в теоретическую ткань модели бытия "с миру по нитке" отдельные элементы экспериментально достоверного знания.

Онтологическое учение возникает из некоторого качественного гносеологического взаимоувязанного своеобразия, составляющего целостную онтологическую модель, которая в принципе, но в границах меры, невозможна без набора постулатов и допущений. Степень адекватности этой модели определяется, скорее, удобством ее методического применения, а в более широком смысле - эффективностью роли в качестве универсальной теоретической основы или некоторой метатеории, позволяющей конструировать и согласовывать теории в сфере любых научных интересов.

В понимании Л.Берталанффи системность приобрела настолько универсальный характер, что, в сущности, стала похожа на одну из основных форм бытия вещей. При этом "системный подход" положительно предусматривал и возможность перехода от чистых и всеобщих теоретических абстракций к отраслевому применению в частных науках, чем, собственно, в основном и занималась "общая теория систем" в последующие годы. (См., например [6].)

В своей "фундаментальности" и "общности", которая отчетливо просматривается у Л.Берталанффи, теория систем, на наш взгляд, приобретает характерные черты учения о такой закономерности, которая восходит к основным организующим началам бытия. Возможно, эта теория не объемлет бытие в целом, но способна внести существенный вклад в онтологическое понимание действительности, одинаково охватывая рамками единых понятий проявления свойств и материи и духа.

Глава 2
Сущность и признаки системы

2.1. Подробнее об известном

Может создаться впечатление, что термин "система" несет в себе какие-то магические свойства, если задуматься о причинах вдруг повально возникшей моды на его использование. Вместе с тем до сих пор не существует общепризнанного определения этого понятия, которое могло бы считаться действительным инструментом, помогающим обнаруживать и изучать закономерности бытия.

Упорные атаки на проблему системологических дефиниций предпринимались во многих работах, в которых заявлялась системная тематика, и это отражает действительное существование весьма актуальной проблемы в самой основе современной научно-теоретической мысли.

Даже поверхностный взгляд оставляет впечатление, что разногласия сосредоточены не в каких-то мелочах.

Например, в книге А.Н.Аверьянова, где обсуждается эта тема, обнаружено следующее заключение: "...Все совокупности являются системами. Этой точки зрения придерживаются многие авторы (В.Г. Афанасьев, В.С.Тюхтин, Е.Ф.Солопов, Н.Ф.Овчинников, А.Е.Фурман). Ряд исследователей, напротив, считают, что не все совокупности являются системами. Так, например, И.В.Блауберг, В.Н.Садовский, Г.Юдин считают, что не всякая совокупность есть система [3]. Существенная неопределенность уже на фундаментальном уровне порождает целый шквал разнообразных логических построений, составляющих почву для разногласий, при этом "анализ определений этого понятия содержится практически во всех работах, посвященной данной проблеме" (там же, стр.39).

Несомненно, ситуация неизбежно обязывает нас составить свое понимание сущности системы, для чего сначала предстоит разобраться в достигнутых в этом направлении успехов.

Сам термин "система" известен с давних времен. По-гречески "systema" - составленное из частей, соединенное. Использованием этого понятия в эпоху античности пытались подчеркнуть, что целое есть большее, чем простая сумма составляющих его элементов. Специфическим особенностям системного знания уделяли внимание Платон и Аристотель. В частности Платон уже на уровне созерцательной философии не мог не заметить фундаментальный характер системной ограниченности природных объектов, что концептуально отражено у него, например, в категории "единого". В его понимании "единое" есть нечто объединяющее, ограничивающее, склеивающее множественность в некоторое "Благо". Благо у Платона составляет функциональный аспект "единого", оно нечто даже более высокое, чем сущность самой вещи. Единое - формальный принцип ценности, обеспечивающий границы и пределы множественного, исполняющего роль субстрата. В проекции на современность мысль Платона некоторым образом увязывает принцип ограниченности, который явно просвечивает в категории единого и функциональную новизну ограниченного множества. Конечно же, все это имеет непосредственное отношение к нашему современному пониманию системы.

К идее системности в свое время обращались Кант и Гегель. У последнего можно встретить утверждение, что "Философствование без системы не может иметь в себе ничего научного... Всякое содержание получает оправдание лишь как момент целого, вне которого оно есть необоснованное предположение, или субъективная уверенность..." [8]. Здесь говорится о необходимости систематизации знания. Примечательно, что "субъективная уверенность" не сразу становится систематизированной, но тоже может являться истиной, важность которой для человека или человечества в целом может быть самостоятельно высокой, даже если эта истина не вклеивается ни в одну из существующих систем знания (можно вспомнить Джордано Бруно). Тогда надо думать, что систематизация знания должна иметь ценность научности в получении дополнительного сверх знания, которое достигается при восприятии субъективной уверенности, как элемента более общей истины.

Ближе к современности развитие системной проблематики связано с именами Богданова, Л.Берталанффи, М.Месаровича, А.И.Уемова и др. Согласно подходу Л.Берталанффи "система есть любое множество элементов, любой материальной природы, которые находятся в определенных отношениях друг к другу" [2] Таким же образом определял систему С.Бир [10]. "Система - все, состоящее из связанных друг с другом частей". Именно такого типа определение используется сейчас как общепринятое, если верить философскому словарю: "Система - совокупность элементов, находящихся в отношениях и связях между собой и образующих определенную целостность, единство" [11].

В этом определении термин "система" имеет самое широкое истолкование, система выглядит просто как целое. По этому поводу известно весьма веское возражение: "Нетрудно заметить, что под такие определения подпадают все явления природы" [12]. Дополним, если учитывать, что всякое целое должно содержать составляющие его части, тогда уместен вопрос: чем указанное определение системы отличается от определения целого? Надо ли придумывать два различных термина для обозначения одного и того же? Скорее следует согласиться, что системой должно являться не всякое целое, а нечто особенное.

На проверку, вся задача сосредотачивается в разделении понятий "объект", "целое", "система", и она оказывается весьма не простой. Вот, например, одно из объяснений. "В настоящее время изучение объективного мира и законов его отражения в сознании людей такого уровня, что в процессе познания уже недостаточно оперировать такими понятиями, как "объект", "вещь", ибо они отражают нечто отдельное, нерасчлененное, единичное. Как заметил И.Клир [13], понятие "объект" всегда является до некоторой степени туманным, а относящиеся к нему проблемы - недостаточно ясными". Система, являясь объектом, вещью и знанием, в то же время выступает как нечто сложное, взаимосвязанное, находящееся в самодвижении. Поэтому и категория "система", будучи философской категорией, в отличие от понятий "объект" и "вещь" отражает не что-то отдельное и нерасчлененное, а противоречивое единство многого и единого.

Система, являясь конкретным видом реальности, находится в постоянном движении, в ней происходят многообразные изменения. Однако всегда имеется такое изменение, которое характеризует систему как отграниченное материальное единство, что выражается в определенной форме движения. От того, в какой форме движения находятся элементы системы, зависит ее место в иерархии систем. По формам движения элементов системы подразделяются на механические, физические, химические, биологические, социальные. Как отмечал Ф.Энгельс, "природа движущихся тел вытекает из форм движения" [14]. А так как высшая форма движения включает в себя низшие, то все системы помимо специфических свойств имеют общие свойства, не зависящие от их природы. Эта общность свойств и позволяет определять понятием "система" самые разнородные совокупности" [15].

В данном разъяснении действительно улавливаются некоторые различия между системой и объектом, системой и вещью, поскольку "объект" и "вещь", употребляемые в каком-либо контексте, чаще всего не несут в себе обязательности постулата о собственной структурности. Иначе говоря, если мы обозначаем нечто как объект или вещь, то совершенно не обязательно, что в наших целях присутствует его дальнейшее членение с целью познания внутренних закономерностей и механизмов. Иногда в исследованиях актуальны лишь внешние взаимодействия объекта.

В понятиях "целого" такой постулат присутствует обязательно, в "системе" - чаще всего. В данном случае терминологическое деление получается весьма проблематичным. Поэтому предпринимаются попытки ввести дополнительные признаки в определение системы.

Например, "система - объединение некоторого разнообразия в единое и четко расчлененное целое, элементы которого по отношению к целому и другим частям занимают соответствующие им места [16]. Здесь в качестве особенного признака выступает "соответствующее место".

Другой дополнительный признак системы предложил А.И.Уемов: "Системой будет являться любой объект, в котором имеет место какое-то отношение, обладающее заранее фиксированным свойством" [17]. Принципиальное значение "заранее фиксированного свойства" поддержано и другими исследователями [18].

Более строго в его понимании "система - это конечное множество элементов, объединенных динамическими и статическими отношениями, которые с необходимостью и достаточностью обусловливают наличие целенаправленных свойств, позволяющих решать системопорождающее противоречие в определенных внешних условиях" [там же с.66]. Первая часть этого определения преемственно подчеркивает целостный характер системы, а наличие "целенаправленных свойств" во второй заставляет учитывать, что оформление системы преследует строго определенное ее состояние. При этом оговаривается, что "не следует смешивать целевое состояние как объективную характеристику с понятием субъективной цели как опережающего отражения целевого состояния".

Целью в данном случае "называют как само состояние или предмет, которые должны быть результатом деятельности, так и их идеальные образы, проекты" [c.65]. Иначе говоря, цель - это не только то, к чему мы способны стремиться, а само, независящее от нас это состояние.

В третьей части указывается необходимость присутствия "системообразующего противоречия", по поводу которого дано следующее разъяснение. "Целевое состояние, непосредственно порождающее систему, отвечающее на вопрос, что должна представлять собой система, в свою очередь, обусловлено наличием объективной определенной ситуации.

Любой объект возникает, создается или осознается как система только при наличии таких объективных предпосылок, из которых вытекает необходимость возникновения, создания или осознания объекта именно как системы. Такой предпосылкой является системопорождающее противоречие или проблемная ситуация. ...За целью стоит смысл" [с.66]. То есть у каждой системы должна быть определенная тенденция, которой препятствуют внешние обстоятельства. Любая система является таковой, когда способна преодолеть эти обстоятельства и разрешить свою проблемную ситуацию.

Вокруг функции или цели систем вращалась мысль многих исследователей этой темы. В частности Дж.Милсум [18] пытался конкретизировать понятие системы подобным образом, связывая это понятие с выполнением функции, к которой она приспособлена.

Интересны попытки углубиться в понимание системы, которые предпринял П.К.Анохин [20]. Самостоятельную ценность имеют его критические замечания по поводу несовершенства существующих определений системы, что обозначает существование актуальной проблемы дефиниций в данной области знания. В сущности, пытаясь "расколоть" слишком общее определение системы, он вводит несколько дополнительных характеристик, представляя систему как "динамическую приспособительную организацию" на примере живого организма.

Система по этой версии формируется по сигналам о полезном результате собственной деятельности.

Известная концепция "функциональной" системы предполагает, что система происходит не из бесцельного "взаимодействия", а из целенаправленного "взаимосодействия" компонентов данной системы, которые организуются общесистемными свойствами. Признаки систем пытались также вывести из их свойства организовывать иерархические структуры.

Так по мнению А.А.Малиновского "система строится из единиц, группировки которых имеют самостоятельное значение, звенья, блоки, подсистемы, каждая из которых является единицей низшего порядка, что обеспечивает иерархический принцип, позволяющий вести исследования на заданном уровне" [21].

Признак иерархии введен в данном случае в качестве одного из следствий принципа всеобщей связи. Таким образом, определяя систему, мы некоторым образом выделяем ступеньку в шкале "состоит из", и называем эту ступеньку "системой". В принципе можно продолжить список цитат, отражающих классическое понимание системности, однако все главное, что повторяется в определениях уже сказано, и теперь можно просуммировать найденные признаки системы:

1. Наличие целостной структурности, то есть сочетания объектов, взаимосвязанных друг с другом, обеспечивающих системе новые интегративные качества.
2. Четко фиксированное положение элементов по отношению друг к другу и целому.
3. Существование цели или функциональной направленности.
4. Иерархичность структуры любой системы в теоретической конструкции - "состоит из".

Посмотрим, насколько удобен и достаточен этот набор признаков для объективного восприятия системы. Как уже понятно, просто поставить знак равенства между системой и целым, имеющим структуру, было бы нерационально. Поэтому использование единственно первого признака нельзя признать возможным.

Сомнительна также возможность дополнения этого признака требованием жесткой фиксированности составных элементов, в частности потому, что, например, биологическим и социальным системам, которые изучаются синергетикой, (например, биоценоз) свойственны постоянные внутренние изменения, которые интересны для изучения в динамике.

Элементы таких систем находятся в постоянном движении, меняются местами, рождаются и исчезают. Весьма сомнительно, что для них может быть справедлив признак фиксированности положения, если рассматривать такие системы в развитии. Жесткая фиксированность элементного состава чаще всего встречается лишь у механических систем или существует лишь как определенная модель в нашем воображении, что далеко не исчерпывает множество существующих системных форм.

Что касается "целевых" или "функциональных" признаков, то уместно заметить, что в исследовательской практике бывают случаи, когда о конкретных функциональных свойствах объекта ничего неизвестно, или известно лишь на уровне гипотезы. Тогда необходимо признать, что признак функциональности в определении системы не конкретен, а абстрактен. То есть, систему выдает "функциональность вообще", иначе говоря, способность что-то сделать.

То, что система обладает некоторой "активной" функциональностью, в принципе не вызывает никаких возражений. Однако функция, как и структура, вряд ли могут считаться основными системными признаками, поскольку не всегда способны оказать действенную помощь нашему сознанию в обнаружении конкретных систем. У таких систем как "человек" цели часто очевидны, а вот у двигателя внутреннего сгорания цели обнаружить весьма проблематично. Предположим даже, что цель в некотором понимании может не зависеть от субъективного восприятия системы. Однако в любом случае, пытаясь обнаружить цель у объекта, нам придется определиться с каким-то эталонным набором параметров данного целевого состояния. Именно по этим параметрам можно определить факт достижения заданной цели. Вот пример.

Представим сложный аппарат, в который мы три раза помещаем яблоко. В первом случае аппарат вырабатывает нам яблочное повидло, во второй раз после помещения в него яблока из аппарата выходит песок, в третий раз - просто воздух. Все, что получается, характеризуется принципиально разными параметрами.

Имеем ли мы право утверждать, что наш аппарат является сложной системой, если одной определенной цели мы у него не обнаружили? В данном случае нам придется считать, что цель нашего аппарата вообще переработка яблока во что-то постороннее. Теперь, если мы поместим в тот же аппарат батон хлеба, а получим яблоко, мы должны полностью запутаться относительно цели и считать, что изучение нашего аппарата не является системным. Только интуиция подсказывает, что такой аппарат все-таки можно назвать системой, и это заставит задуматься нас о принципах его структурного устройства.

Здесь система оказывается определенной, объективированной до того, как установлена ее цель или функция. К чему тогда эти признаки? Если они нужны для того, чтобы просто подтвердить уже признанное, следовательно, без них вполне можно обойтись собственно в определении системы как таковой.

Перейдем теперь к признаку иерархического строения систем. Заметим, во-первых, что не все системы образуют иерархию. Помимо вертикальных, существенны и горизонтальные системные связи, такие, как взаимодействие хищника и жертвы. Во-вторых, прежде чем выяснить иерархию подсистем, нам придется намучиться с элементным составом, а затем все те сложности, с которыми мы столкнулись, рассматривая понятие "система", благополучно перейдут теперь на понятие "ступенька в иерархии". Как теперь определить, что такое эта ступенька, ведь простая замена названий сути проблемы в данном случае не меняет.

Чтобы вся эта критика стала более понятной попробуем рассмотреть простенький пример системного исследования.

Представим себе процесс изучения телевизора человеком изначально несведущим в его устройстве и назначении, например, каким-нибудь первобытным обитателем джунглей. В русле известных принципов системного подхода исследование будет происходить, примерно, в следующем порядке:

1. Есть объект, называемый телевизор (стадия ограничения или объективирования).
2. Он показывает картинки и говорит слова (стадия "определения функции" или "цели" объекта по известному определению, а в сущности качественное определение выходного потока).
3. У телевизора вставляется вилка в розетку и нажимается нижняя кнопка, после чего он начинает функционировать (стадия определения условий или качества входного потока).
4. Телевизор - это такое животное, которое ест при помощи вилки из розетки, а общаться с нами может при помощи кнопки (стадия классификации или выявления закономерности, соответствующей уровню имеющегося, априорного знания).
5. Если телевизор ест, то вилка - это его рот, у него также должен быть желудок, а то, на чем появляются картинки находится спереди, значит это его лицо. Если заглянуть внутрь телевизора, можно заметить, что рот соединен с большой катушкой, которая, очевидно и является желудком. Значит телевизор состоит из рта, кнопки, желудка и лица и чего-то остального (стадия моделирования или структуризации, которую часто традиционно называют собственно системным подходом).
6. Теперь мы знаем, как телевизор нужно кормить и как с ним можно общаться, чтобы он показывал картинки и говорил слова (выводы о практическом применении).
7. Если телевизор заболеет, надо знать, как его лечить. Для этого надо подробнее исследовать его структуру, например, устройство желудка, а затем всего остального (стадия формирования направления дальнейших исследований в рамках "системного подхода").

Из этого примера можно видеть, сколь долог путь до пятой стадии познания нового в структуре неизвестного системного объекта. При этом предыдущие четыре стадии лишь подводят нас к "структурному восприятию" объекта, формируя в нашем сознании традиционные признаки системности.

Из этого же примера можно видеть, сколь далекими от совершенства могут быть наши представления о структуре неизвестного заранее объекта, и относительно неадекватны теории взаимосвязи составляющих систему элементов. Можно ли в этом отношении считать структурность признаком собственно системы, если структурируется лишь несовершенная модель объекта по нашей воле и в нашем сознании?

Можно ли сколько-нибудь изучить систему или спрогнозировать ее поведение, так ничего не узнав о ее истинной структуре, цели и функции?

Как это ни парадоксально, мы именно этим чаще всего и занимаемся. Несмотря на ложные представления о структуре, дикарь все равно сможет научиться пользоваться телевизором. Можно ведь управлять такой системой как лошадь, даже не вдаваясь в тонкости ее устройства.

Похоже, мы часто используем в практике закономерности, которые "добыли" в результате далеких от истины представлений о конкретной системной структуре.

Из приведенного примера вполне очевидна двойственность содержания понятия "система". С одной стороны под системой мы можем понимать объект как феномен, родственный понятию гегелевской "вещи в себе", а с другой стороны - это модель, которая формируется в нашем воображении в том виде, который наиболее нам приятен и полезен по нашему сиюминутному мнению для практического применения. Причем в последнем случае система - модель может быть и "замкнутой" и "открытой", с любым количеством составляющих элементов и предполагаемых отношений между ними и целью, доступной нашему пониманию.

Говоря о конкретной системе реальной или чисто умозрительной, допустимо предусматривать модель, но в рассуждениях о сущности реальных систем, состоявшихся как факт, нам приходится учитывать их специфику, независимую от сознания, которая, тем не менее, способна изначально формировать признаки системности в нашем воображении. Эти признаки должны объединять все системы в единое множество, а известные перечисленные выше признаки объединяют в такое множество лишь модели, которые по разным причинам уже сформировались в нашем воображении.

Нужны пояснения. Совершенно иначе представляет телевизор человек, создавший этот самый телевизор. Прежде, чем воплотить телевизор в реальности, его элементная схема должна полностью определиться в воображении. В этом случае определяется и "цель" телевизора, его элементный состав, а также жесткое, фиксированное положение элементов и их функциональное отношение друг к другу. Только в этом случае признаки системы совпадают с требованиями известного определения. Как следствие, мы должны признать, что не всегда структурность есть признак системы. Весьма скромные возможности наших способов субъективного отражения лишь иногда позволяют использовать структурность в качестве самостоятельного признака системы.

Совсем упрощая наши рассуждения, скажем, что и для дикаря, который ровно ничего не знает о телевизоре и для человека, знающего все о его структуре, телевизор должен являться системой, независимой от любого сознания. Это значит, что первоначальные признаки системности должны быть и для дикаря и для ученого по существу одинаковыми.

Если все детали телевизора просто свалены в мешок с целью их не растерять, то содержимое этого мешка неуместно называть системой, если только не иметь ввиду модель в нашем воображении. Равно и собранный, но не включенный телевизор мало отличается от простого скопища его элементов. Лишь только в том случае, когда после включения мы заметим, что электричество и радиоволны, поступающие в телевизор, превращаются в звук и изображение, тогда наше сознание получает доказательства системности содержимого данного объекта.

Наконец, как это не выглядит парадоксальным, мы это уже отмечали, несмотря на живучесть классического "структурно-функционального" определения, понимание системы на практике давно перешагнуло в новую качественную сферу благодаря стараниям Н.Винера в создании кибернетики. В его методической концепции "черного ящика" заявлена возможность изучения системы безотносительно к информации о ее структуре или составе (!). Системы в кибернетике иногда изучают исключительно по их реакциям на внешние воздействия, обозначая результаты этих реакций как конкретные функции данной системы. Если признать допустимость такого подхода, то создается противоречивая ситуация, в которой "структурно-функциональный" подход к определению набора признаков системы перестает охватывать все множество объективных ситуаций.

В подходе Н.Винера структура системы лишь предполагается. Тогда получается, примерно, следующая ситуация. Предположим, нам известно, что все рыбы имеют жабры. Увидев впервые в жизни, скажем, слона, мы предполагаем наличие у него жабр. Основываясь на этом допущении, признаем слона рыбой. Аналогично, увидев некий объект, мы постулируем наличие у него структуры. Основываясь на этом допущении, признаем объект системой. Признав последнее, начинаем изучать этот объект при помощи системного подхода, в частности метода "черного ящика".

Конечно, постулат о структурности объекта чаще всего подтверждается, поскольку любой материальный объект имеет, как минимум, молекулярную структуру. Но тогда уместно заметить, что любой материальный объект может рассматриваться как система. При этом системность, дублируя объектность, теряет самостоятельность и вообще методическую ценность.

Признав камень системой, приходится согласиться, что все есть система. Но ведь, слова уместно придумывать лишь для того, чтобы они отражали различия между множествами, а не констатировали, что множество равно самому себе, ведь это и так ясно.

Если согласиться с тем обстоятельством, что категория "система" есть отражение некоторой объективной реальности, независимой от нашего сознания, тогда перестает быть уместным акцент на структурном содержании системы, как ее основного признака, по которому система объективируется нашим сознанием.

Любая неизвестная система, если она существует независимо от нашего сознания, вторгается в сферу наших интересов и внимания до того, как мы формируем представление о ее структурном содержании. Стало быть, сам процесс познания ее структуры - это уже стадия собственно изучения системы, иначе говоря, - стадия применения системного подхода, но не основной признак.

Таким образом, если признаком системы представляется лишь "целостность", тогда придется поставить знак равенства между целым и системой. Очевидно, лучше этого не делать, поскольку некоторые предположения заставляют нас надеяться, что в данном случае правильнее не экономить на терминах. Тогда попытаемся разделить эти понятия. Для этого попробуем, поставить вопрос в форме одной простой задачи, и затем попытаемся определить, какая неуловимая логика подталкивает нас на конкретное решение.

Рассмотрим два простых предмета. Первый - это 1 кг песка в мешочке из материи (простой, не философской). Второй предмет - двигатель внутреннего сгорания. Предположим мы берем по одной песчинке из мешка и бросаем в оконное стекло, а затем бросим в стекло и пустой мешочек. Таким образом нам стекла не разбить. Теперь поместим песок в мешочек и бросим его в стекло, да посильнее. Вряд ли нас теперь похвалят за полученный результат, который обнаружится лишь потому, что в этом случае объект проявил свойства целого. Теперь возьмем двигатель, разберем его на части, и будем пытаться подвести как-нибудь к этим частям горючее, чтобы получить работу. Однако, для этого надо собрать все части как полагается и уж тогда подвести горючее. Тогда и этот объект проявит свойство целого.

Мешочек с песком и двигатель - оба эти объекта проявляют свойства целого, не равного качественно сумме составляющих их элементов. В то же время между ними есть и принципиальные отличия: одно целое качественно перерабатывает поступающие в него потоки, а другое целое - нет. Если читатель сразу догадался в чем тут дело, то можно далее пол-книги не читать. Если же еще не догадался, то далее нас ожидает долгий путь "к истине".

2.2 Что же такое система?

2.2.1 Древний и эффективный прием мышления

Попытаемся утвердиться в понимании, что проникновение в сущность неизвестного происходит однообразным в общих чертах способом. Сначала из всей совокупности вещей выбирается нечто, обладающее некоторой определенностью. Затем выбирается другое определенное "нечто", существующее рядом, остается выяснить возможную взаимосвязь между ними, для чего все это собственно и затевается. Если поднести руку к огню, то можно обжечься. Боль есть закономерное влияние огня на руку - вот элементарный пример такого открытия.

Механизм взаимосвязи различных явлений может представляться вполне очевидным, как очевиден механизм действия обыкновенного рычага человеку даже с самым неразвитым воображением. Но вряд ли наука достигла бы больших успехов, ориентируясь лишь на поиск такого рода элементарных закономерностей.

Во многих случаях приходится представлять влияние одного на другое опосредованно, то есть с участием третьего "нечто". Необходимость обозначения объекта - посредника чаще возникает там, где невозможно проследить однозначно и сразу все причинно-следственные связи между закономерными явлениями, но очень хочется использовать сами закономерности в интересах практической деятельности. Таким образом люди обозначили Бога, который непонятно как устроен и каким образом влияет на действительность, но утвердив взаимосвязь между молитвой и положительными для себя ее результатами. То есть, неявное применение методики "черного ящика" происходило задолго до работ Н.Винера практически с начала цивилизации. Этот прием удобен тем, что не требует точного знания структуры преобразователя, хотя, конечно, к тому надо сильно стремится (надеясь на лучшее).

Бывает структура преобразователя известна до мельчайших подробностей. Примером может служить тот же двигатель внутреннего сгорания, который опосредует закономерную взаимосвязь расхода топлива и получения полезной работы, или компьютер преобразующий информацию в соответствие с заложенной в нем программой и т.п. Случается и промежуточный вариант, когда о преобразователе кое-что известно, но не полностью. Это, прежде всего, следует отнести ко всему разнообразию живых организмов. В любом случае, в стремлении изучить "влияние", иногда приходится сталкиваться и с чем-то, что его опосредует или обеспечивает. Именно такого рода объекты - посредники часто и называют системами, интуитивно предполагая, что в данном случае приходится иметь дело не просто с объектом, имеющим признаки целого, а с некоторым особенным "активным" целым - феноменом, играющим важнейшую роль в реализации влияния или закономерности. Когда возникают подозрения (различной степени обоснованности), что этот объект может являться системой, кажется, что одновременно свершилось моделирование и изучение его структурного устройства. Но это только кажется. Изначально признак структурности часто выступает лишь в теоретическом предположении, из-за чего он выглядит второстепенным для собственно определения системы.

Здесь термин "система" представляется нам категорией, прежде всего, гносеологического отношения. В этом случае совокупность систем выглядит подмножеством совокупностей объектов, то есть не всякий объект может являться системой, поскольку не всякий объект может играть существенную роль в опосредовании зависимости или влияния, которые нам хочется познать. Тут можно признать правоту тех исследователей (И.В.Блауберг, В.Н.Садовский, Г.Юдин), которые считают, что не всякая совокупность является системой.

Однако как указывалось, существует и противоположная точка зрения (В.Г. Афанасьев, В.С. Тюхтин, Е.Ф.Солопов, Н.Ф.Овчинников, А.Е.Фурман), которая также не лишена смысла, если рассматривать систему как категорию онтологии. В последнем случае система рассматривается как сущность, независимая от сознания. Нам кажется, что в этом содержится несколько иное понимание системы, отличающееся от предыдущего. В аспекте онтологии, совокупность объектов выглядит иначе - подмножеством совокупности систем.

Не исключено, что проблема относительности в системном восприятии Мира глубока, и на сегодняшний день не осознается даже как теоретическая задача. Поэтому методологически используется одно название для обозначения, в сущности, двух различных вещей.

Например, в рамках гносеологического подхода обыкновенный камень не будет являться системой, поскольку в данном отношении может не участвовать в опосредовании интересующих нас закономерностей (а также не иметь различимой структуры и понятной функции, если используется традиционное структурно-функциональное определение). Однако, уже только то, что камень существует как потенциальный объект онтологии может считаться признаком системы, поскольку существование невозможно без отражения. Тогда сам факт отражения можно рассматривать как переработку внешних потоков в качественно отличающийся результат. Стало быть, позволительно говорить о существовании особенной целостности, даже независимой от нашего сознания, поскольку способность к отражению присуща всей Природе, а не только человеческому сознанию.

В наших поисках признаков системности, предстоит обратиться, прежде всего к первому пониманию, поскольку проблемы дефиниций - это проблемы, прежде всего, гносеологического толка.

Попытаемся же определить признаки, которые позволяют обозначить систему вне зависимости от степени изученности ее структурно-элементного содержания.

2.2.2 Должны быть границы

Ограниченность вещей, как философский принцип, была обнаружена еще в глубокой древности. Например, уже у Анаксимандра из Милета еще в YI веке до н. можно найти абстрактное понятие ограниченности, которое противопоставляется безграничности "апейрона" и вырастет некоторым образом из него. Несмотря на видимую тривиальность утверждения принципиального характера ограниченности в конкретных случаях все указывается далеко не простым для его адекватного применения.

В истории есть хороший пример, когда систему перепутали с несистемой, не усмотрев принципиального характера ограниченности. Можно вспомнить известный парадокс о возможности тепловой смерти Вселенной, который всерьез обсуждался физиками после открытия второго начала термодинамики, утверждающего необратимость перехода любой замкнутой энергетической системы в равновесной состояние с течением времени. Распространяя этот принцип на Вселенную, Клаузиус и Томсон утверждали, что постепенное рассеивание и необратимая деградация энергии обусловят невозможность поддержания любого движения в Мире в целом, что можно уподобить концу света. Если у Мира есть окончание, то должно быть и начало. Но что было до этого начала, и где оно тогда размещалось?

Налицо явный парадокс, просто разрешить который можно не прибегая к метафизике, если учесть, что второе начало термодинамики справедливо лишь для систем, имеющих границы, и ни в коем случае не может быть перенесено на Вселенную, обладающую свойством безграничности. Бесконечная Вселенная не является системой, а поэтому должна подчиняться иным законам в своих метаморфозах. Здесь должна действовать иная физика, соответствующая внесистемным, безграничным объектам. (Некоторые рассуждения об этом увидели свет благодаря стараниям Больцмана, в попытках преодолеть парадоксы, связанные с идеей "тепловой смерти Вселенной.)

Следует оговориться, что Вселенная может изучаться и как система в определенной, обязательно ограниченной своей части (например, Солнечная система), что позволит распространить на такой объект и второе начало термодинамики. Но, тем не менее, необходимо всегда отдавать отчет о какой Вселенной идет речь в каждом конкретном случае.

Границы в определении системы имеют всеобщий характер; они могут охватывать систему не только пространственно, но и во времени, а в информационных или в идеальных системах окружают соответствующие элементы различных множеств. Очевидно, могут быть ограничения по самым различным основаниям.

Здесь со всей очевидностью отмечается действие закона отрицания отрицания, которое может дополнить понимание сути ограниченности систем. Начиная движение от бесконечно малого микромира субатомных частиц к ограниченному, мы должны замечать и качественное изменение общих закономерностей, присущих изучаемым объектам. Дальнейшее движение с расширением границ к бесконечно большому, к мегамиру также по закону отрицания отрицания уводит нас от привычных для ограниченных систем представлений. Начинают сказываться релятивистские отношения, которые усиливаются по мере изменения границ, и которые также справедливы для бесконечно малого, как и для бесконечно большого.

Схожесть свойств глубокого микромира и глобально больших объектов Вселенной известна физикам. В этом можно отчетливо разглядеть повторение начального на новом уровне, то есть и отрицание, и отрицание отрицания. За порогом первого отрицания перед конечным отрицанием отрицания размещаются системно ограниченные объекты, подчиняющиеся законам классической физики. Именно здесь расположено царство систем, в котором мы находим более привычное для себя существование.

Принцип всеобщей связи иногда делает границы систем весьма трудно различимыми, что можно проиллюстрировать на примере биологического паразита.

Переход к паразитическому образу жизни в процессе эволюции часто сопровождается редуцированием органов чувств, например, зрительных органов у паразитирующего вида. Но это только в том случае, если мы рассматриваем паразита как систему, границы которой совпадают с внешними покровами этого животного. Это наиболее очевидно, но не обязательно. Ведь в аспекте кибернетического устройства паразит превратился в систему, использующую органы чувств животного - хозяина. Эта система также реально существует, как и та, которую мы обнаружили изначально.

В этом отношении становится принципиальным вопрос, существуют ли вообще системы независимо от нашего сознания. Можно предположить, что поскольку границы обозначаются умозрительно, то системы это просто игра нашего воображения. Но это не так. Здесь, скорее всего, появляется сложная диалектика разделенного и связанного. Это одно из фундаментальных свойств реальности (в частности и материи) - именно стремление мира разделиться на системы, связанные воедино той же самой реальностью. Категория "система" лишь удачно отражает продукт этой вечной деятельности, который в принципе существует независимо от нашего отношения к нему.

Возможность объективного пространственного ограничения системы для целостного восприятия реализуется при помощи органов чувств, но далеко не во всех случаях. Мир систем сложен и разнообразен, а возможности органов чувств весьма ограничены. Именно поэтому нам не дано воспринимать непосредственно границы многих природных систем.

Наши далеко не совершенные органы чувств могут в некоторых случаях запечатлевать некоторые системы в форме конкретных предметов машина, собака, часы т.п. Стоит, однако, чуть-чуть отойти от традиционно бытовой сферы, которая формирует самые простые, необходимые для жизни образы, как тут же сознание натыкается на систему, границы которой в принципе не могут быть объяты органами чувств.

Поэтому по отношению к субъекту системы можно классифицировать по основанию заметности. Системы, границы которых отчетливо различимы, можно классифицировать как "яркие".

Например, наши глаза способны помочь сознанию в обнаружении такой системы, как муравей, но одновременно объять всех муравьев в особенной - "неяркой" системе "муравейник" органам чувств уже не под силу. Вполне очевидно, что каждый отдельно взятый муравей является самостоятельным живым существом. Границы этой системы очевидны для каждого конкретного муравья. Но и муравейник в целом также можно рассматривать как некое особенное интегрированное живое существо. Вместе с тем практический учет всех насекомых конкретного муравейника вряд ли можно осуществить, но, впрочем, и ненужно, поскольку как систему муравейник можно обозначить и изучать лишь на основе гипотезы о ее ограниченности на определенном множестве, которая находит доказательства не без применения чисто логических операций.

Более сложно формируется образ "скрытых" систем, подобных таким системам как "популяция", "биоценоз", "этнос", "субъективное я".

Если у неярких систем абстрактное восприятие границ затруднено, хотя и возможно в виде очевидного феномена, то определение скрытых систем может формироваться лишь интеллигибельно, через посредство умозрительных моделей, как продуктов мыслительной деятельности. Наше сознание воспринимает систему всегда как модель, которая имеет лишь приблизительное отношение для данного случая.

Например, образ "муравейник" может возникать в сознании как куча мелкого хлама на земле, собранного муравьями. Но это всего лишь знак - образ полной системы, ограниченной фактически вне нашего сознания.

Наш мозг лишь с какой-то утилитарной целью создает модель этой системы, также обладающую свойством ограниченности.

Например, для освоения нескольких закономерностей типа - "нельзя садиться на муравейник даже в случае сильной усталости". Столь упрощенная модель муравейника вполне уместна для усвоения и закрепления простеньких зависимостей.

В научном исследовании роли муравейника в биоценозе, модель должна быть более полной и более приближенной к действительности, а понятие "муравейник" должно быть более глубоким, включающем не только образ "муравьиной кучи", но и представления о питании в общественной жизни муравьев. Хотя полного соответствия оригиналу такая модель может не достигнуть никогда.

Невозможность чувственного улавливания ограниченности некоторых скрытых систем хорошо иллюстрируется существованием чисто информационных систем.

Например, кто скажет, где начинается и где заканчивается наше субъективное "Я"?

Легко почувствовать, что человеческое "Я", парадоксально неуловимое в своей уникальности и то является системой ограниченной, поскольку человек этим выделяет себя из окружающей действительности, являясь вместе с тем ее частью. Про любой орган во мне, даже про головной мозг я могу сказать "мое", но моя голова это еще не "Я". Весь мой организм - всего лишь оболочка, где локализовано мое субъективное содержание. Но ограничить и выделить его невозможно. "Я" как система непространственная и виртуальная, конечно, имеет границы, но попробуйте дать им какое-нибудь строгое описание. Вряд ли что из этого что-то может получиться кроме скучных мемуаров.

По-видимому, неяркие и скрытые системы можно изучать именно как системы просто на основе постулата об их ограниченности, к которому надо относиться с определенной осторожностью, как к постулату. При этом следует учитывать, что возможность восприятия системных границ часто существует лишь в некотором приближении модели к оригиналу, которые не могут слиться воедино, как по форме, так и по содержанию.

Истина о невидимых системных границах, а, следовательно, о существовании неяркой или скрытой систем, может быть лишь относительной, примеряемой к специфике познаваемой закономерности. В процессе познания осуществляется движение мысли к более глубокому, многостороннему восприятию системных границ, которые существуют реально, доопытно и независимо от нашей воли и нашего сознания.

Невозможность непосредственного чувственного охвата неярких и скрытых системных границ, конечно, во многих случаях затрудняет использование признака ограниченности в качестве одного из основных в процессе идентификации объектов системного типа.

Однако такое препятствие не кажется столь серьезным по сравнению с теми принципиальными неудобствами, которые возникают при попытках использованию только признака структурности отчасти из-за того, что стадия объективирования неизбежна в любом исследовании и основана на императиве различий между объектом и субъектом.

Восприятие структурности конкретного объекта почти всегда специфично и требует не одного, а множества частных допущений, адекватность которых проверить трудно или невозможно, если данная система изначально и целиком не придумана самим человеком.

Необходимо заметить, что граница реальной системы всегда вероятностна.

Попытка провести какую-то идеальную линию в процессе ограничивания системы заведомо обречена на провал. Идеальная граница системы - это всего лишь необходимый прием нашего мышления. Процесс уточнения местоположения границы даже самой яркой системы в пределе уводит в микромир, где, как известно, точное определение местоположения частиц, из которых состоит система, в принципе невозможно. Таким образом, хаос является необходимой составной частью и условием системной определенности, в свою очередь система является одним из вместилищ хаоса.

Здесь со всей очевидностью проявляется закон единства и борьбы противоположностей, что не исключает ни саму системную определенность, ни существование границы системы как свойства реальности, независимого от сознания.

Следовательно, рассматривая любую реальную систему, нам приходится явно или неявно учитывать уровень точности в определении ее границ в любом измерении.

В условиях макромира вероятностные пределы многих наиболее стабильных систем чаще всего приближаются к идеальной линии, из-за чего именно эти системы преимущественно попадают в поле зрения и жизненных интересов человека. Однако следует учитывать, что такая ситуация не является единственно возможной.

Согласимся пока, с тем, что система - это нечто ограниченное и рассмотрим следующий ее признак.

2.2.3 Потоки

Достаточно ли определять систему лишь по признаку ограниченности? Взяв любой объект, например камень, и указав его границы, допустимо ли утверждать, что мы имеем дело с системой? Если - да, то системой становится принципиально любой объект, на который нам вздумается указать пальцем. Но тогда следующий логический шаг, как уже отмечалось, заставит нас признать, что системой будет являться все ограниченное, за исключением бесконечной Вселенной и бесконечно малых частиц. В этом понимании системой станет любая вещь из бесконечного множества любым образом ограниченных элементов. Тогда нам понятие системы не потребуется вовсе. Зачем просто любую вещь называть еще и системой? Очевидно, требуется разделить понятия "система" и "целое", которые согласно существующей от античных времен традиции часто неявно смешиваются друг с другом.

Рис.1

Обозначения: 1- входной поток, определяющий возбуждение системного содержания, 2- выходной поток.

Изначально мы позволили себе представить систему, как посредника в реализации некоторого влияния. То есть изменение "А" (совокупность параметров) должно в нашем случае вызывать изменение в "В" (совокупность параметров) не напрямую, а через некоторое изменение в объекте "С", то есть в системе. Само собой разумеется, в объект "С" должно нечто поступить в связи с изменением в "А", так чтобы система "С" обеспечила закономерное изменение "В". Схематично изобразим все это на рисунке 1.

В простейшем примере поступление горючего, определяемого сторонним наблюдателем по совокупности параметров "А", в двигатель "С" (систему), обеспечивает получение теплоты и работы, также определяемых по совокупности иных параметров "В". Или это может быть поступление информации от компьютера в компьютер, откуда переработанная информация поступает на дисплей и т.п. Представленная схема иллюстрирует, что систему должны обнаруживать еще и некоторые потоки, которые разнонаправленно проникают сквозь ее границы, и это выглядит принципиальным.

Можно предвидеть некоторые сомнения по поводу этого утверждения, поскольку, например, физики привыкли иметь дело с так называемыми "замкнутыми системами" в классической термодинамике. В эти системы, якобы ничего не проникает и из них ничего не выделяется. В них может что-то происходить внутри и только.

В действительности здесь нет логического противоречия. Для каждой системы можно указать определенную последовательность событий, которая соответствует ее собственному особому системному времени. И эту последовательность событий, как обязательное свойство реальности никогда не следует упускать целиком из виду в системных исследованиях.

Очевидно, что все события, которые могут иметь место в замкнутой системе, составляют лишь часть всего системного времени, которое может объективно не рассматриваться в полном объеме в каком-то конкретном исследовании.

Достаточно спросить у скептиков, а что же было с вашей замкнутой системой раньше и что будет дальше? И тут же обнаружится какой-нибудь поток, какое-нибудь возмущающее воздействие, которое привело систему в конкретное состояние, а также какой-нибудь внешний результат, что-то изменяющий в окружающей среде в результате реализации функциональных свойств рассматриваемой системы. Но случается, что в некоторых исследованиях это просто не является интересным, а интересно лишь то, что происходит в процессе переработки проникающих потоков вещества, энергии, информации, - всего, что способно к такому проникновению. Тогда-то и принято говорить о замкнутых системах, которые в лишь принципе должны быть проницаемы.

Здесь с необходимостью затрагивается довольно сложный вопрос о временной продолжительности системного бытия, который будет рассмотрен позже. Сейчас нам требуется заявить лишь о существенности системообразующих потоков, для чего рассмотрим следующий пример.

Предположим, исследуется компьютер, решающий определенную задачу. При этом одна информация, которая содержится в его оперативной памяти, превращается в другую оперативную информацию, которая также будет размещена в его оперативной памяти. Никакая информация его оперативную память не покидает и не приходит извне. Вот она - замкнутая система, в изучении которой нам интересны лишь закономерности процесса внутреннего превращения информации. Но справедливости ради следует заметить, что первоначальная информация не возникла в компьютере сама по себе.

Следуя по исторической цепочке, можно обязательно обнаружить внешнюю по отношению к оперативной памяти компьютера причину, которая предшествовала всем рассматриваемым в данном случае событиям. В данном случае можно добраться до процесса ввода первоначальной информации в оперативную память компьютера.

Даже компьютер обнаруживается как система, когда результаты деятельности попадают либо на дисплей, либо на принтер. Иначе, например, человек не сведущий в компьютерах, просто ничего не обнаружит достойное собственного интереса и применению системного подхода.

К аналогичному пониманию системы подошли Пригожин и Стенгерс, которые высказывали мнение, что "большинство систем открыты" [4]. В последнее время можно обнаружить еще более решительные шаги в этом направлении. По мнению И.С. Добронравовой "Неравновесные системы принципиально открыты, поскольку и энергетически малое воздействие, если оно резонансно характеристическим особенностям системы, может привести к существенным изменениям. В этом смысле понятие замкнутой (не обменивающейся со средой веществом), а тем более изолированной (не обменивающейся со средой энергией) системы соответствует лишь некоторым искусственно созданным и специально поддерживаемым ситуациям (термостат, например), а по отношению к природным объектам оказывается основанным на идеализации" [37].

Нам же хочется показать, что системы принципиально все открытые, но, к тому же их "открытость" через чувственное восприятие потоков может быть использована для собственно идентификации самих систем даже в том случае, если границы самой системы не могут быть обнаружены как факт. При этом представление о замкнутой системе соответствует всегда всего лишь умозрительной модели, которая относится к действительности лишь как удобный символ для проникновения в относительную истину.

Человеку бывает необходимо знать, что происходит с давлением в стволе, когда пуля, вылетев из патрона, доходит до конца дульного отверстия. Поэтому нам удобно назвать ружье системой, хотя, казалось бы, и патрон уже был в стволе и пуля в этой схеме пределов ружья не покидает. Вроде замкнутая система. Но в реальности - то и патрон в свое время в ружье поместили, да и пуля может улететь очень далеко за границы рассматриваемой системы. Даже если что-то ее в стволе и задержит, то образующуюся теплоту удержать в стволе практически не представляется возможным. Самый идеальный термостат, о котором говорит И.С.Добронравова [37], "равновесен", "замкнут" и "закрыт" фактически лишь в нашем воображении.

Реальные системы, независимые от нашего сознания, в рамках их естественных границ, обязательно охватывающих и временное измерение, всегда открыты, лишь только потому, что тот принцип движения, о котором в свое время рассуждал Гегель, обладает характером универсальной, всеобщей природной закономерности.

Уместно задаться вопросом, является ли системой, скажем, двигатель, который не работает, если никакие потоки сквозь его границы в данный момент не проникают. Чтобы на него ответить следует сначала четко уяснить для себя, какой двигатель представляется объектом (сложности системного ограничения).

Если мы представляем двигатель как модель, а не тот конкретный двигатель, который сейчас перед нами, то проникновение потоков сквозь границы двигателя осуществляется в нашем воображении и к фактическому включению (выключению) двигателя мыслимые потоки отношения не имеют. Если же это конкретный, не работающий, но способный к работе двигатель, для которого включение и выключение существенны как системные события, то в отношении к безучастной ко всему природе, у которой нет воображения, он уже не система. Он подобен просто камню. (Следует, однако, заметить, что в том же двигателе может "присутствовать" и другая реально осязаемая система, для которой включение (выключение) не значимы как системные события. Такое явление будет подробнее рассмотрено в главе о системном времени).

Потоки сквозь границы объективно обнаруживают систему и являются составной частью системных событий, но все события в системах этим не ограничиваются. Пока мы остановимся на этом кратком объяснении.

В живых и социальных системах потоки часто обнаруживаются в форме так называемых обменных процессов. Применительно к общей теории систем, термин "обменный процесс" не представляется нам достаточно удачным для обозначения этого явления, поскольку традиционно применяется в отношении биологических и близких к ним социальных систем. Обмен, в сущности, подразумевает всего лишь двух партнеров по принципу "ты мне - я тебе". В качестве первого партнера выступает собственно система, а в качестве второго вся "окружающая среда". В таком смысле системный подход вполне будет уместным для этого узкого круга указанных выше систем.

Могут случаться ситуации, когда принципиально учитывать, от какого конкретно образования внешней среды проистекает нечто, попадающее в систему, и куда конкретно поступает продукт ее деятельности. Например, когда в компьютер поступает информация с дискеты, а результаты ее переработки поступают на принтер, плохо будет называть этот процесс обменным. В тех случаях, когда структурируется "внешняя среда", термин "системообразующий поток" кажется более удачным. Такая системная категория включает в себя также и понятие обменного процесса, хотя нелишне повториться, что применение термина "обмен" во многих случаях будет справедливым и оправданным. В процессе изучения природных систем информацию о проникающих в систему потоках часто обозначают термином "фактор".

Например, изучая воздействие температуры на пойкилотермных животных, обнаружено, что интенсивность обменных процессов находится в экспоненциальной зависимости от этого фактора. В обнаружении этой закономерности заключено несколько важных молчаливых условностей, которые учитываются с явной или неявной необходимостью.

Конечно же, пойкилотермный организм, например, рыба, мыслится объектно, т.е. гранично выделяется из окружающей среды. Кроме того, обязательно подразумевается, что в любом реальном случае на нее воздействует большое количество "факторов", имеющих различную степень влияния на состояние организма в целом.

Совершенно очевидно также, что каждый исследователь понимает, что "фактор" обозначает такие причины, которые чаще всего можно лишь измерить, но нельзя воспринимать как атрибут бытия.

Например, бытие не содержит градус, который используют как меру кинетической энергии молекул. Градус менее "принадлежит" реальности, чем тепловая энергия, проникающая в организм и изменяющая при этом свое качество согласно второму началу термодинамики. Поэтому, надо думать, что энергия, которая проникает в организм в конкретном научном опыте - есть системный поток, независимый от нашего сознания, а отражение его в нашем сознании в виде измеренного градуса представляется "фактором" зависимым от состояния субъекта, в частности, от цели, которую преследует субъект в организации эксперимента.

Например, в случае, когда необходимо прогнозирования темпа роста рыб в прудах можно измерять температуру воды. Но может в каких-то редких случаях в качестве "фактора" будет удобнее выбрать высоту солнца над горизонтом или меру яркости солнца, которые функционально увязаны с температурой воды. Такой фактор, измеренный определенным способом, может дать более четкую зависимость и более точный прогноз темпа роста рыб, что необходимо для организации технологического процесса рыбоводства. В этом случае "фактор" - высота солнца над горизонтом (или яркость солнца) так же, как и градусник будет отражать интенсивность теплового потока в организм рыбы, хотя, конечно, градусником пользоваться гораздо удобнее.

(Часто в находках, представляющих иное представление "факторов", как параметров входных потоков, вопреки сложившимся традициям, состоит творчество в научном познании).

Таким образом, наличие системообразующего потока через границы системы, является необходимым условием ее существования и функционирования. Система в нашем понимании уже выглядит не просто целым, а действующим, активным целым, причем, напомним, даже безотносительно к его структурной организации.

2.2.4 Качественные изменения системообразующих потоков

Вообразим себе простую ситуацию; предположим нам вздумалось поместить в "черный ящик" яблоко. Затем мы достаем это же яблоко обратно. С яблоком ровным счетом ничего не произошло. Можно ли в этом случае признать наш ящик системой? Если да, то, стало быть, системным может оказаться любое движение, любое перемещение материи через любые реальные или мыслимые границы. В таком случае какое-либо посредничество в реализации влияния нам не разглядеть, поскольку с яблоком не произошло ничего закономерного.

Получается, если нам вздумается пройти в лесу между двух деревьев, мы можем тем самым родить систему?

Определять столько систем, сколько деревьев в лесу, между которыми произошло наше перемещение - значит не разглядеть ни одной. Так понятие системы расплывается и обесценивается в нашем понимании.

Хочется думать, что в природе существует еще некоторая характеристика, которая формирует систему.

Еще одно присуще всем без исключения системам. Системообразующий поток всегда изменяет качество на выходе из системы по отношению к его качеству на входе.

Если в ЭВМ помещается одна информация, то после переработки получается качественно иная. В двигатель входит горючее, а образуется теплота и работа. В живую клетку поступают питательные вещества и кислород, а выделяются продукты метаболизма.

Этот список можно продолжать до бесконечности, и везде при желании можно видеть одно и тоже. Для реальных систем параметры потока на входе качественно не совпадают с параметрами на выходе. Именно это явление должно выступать той путеводной нитью, которая помогает нашему воображению правильно выделить систему целиком из общей совокупности объектов окружающей среды, а затем искать ее отдельные элементы.

Возвращаясь к сложившемуся пониманию сути системного, следует отметить, что именно качественная неповторимость и конкретность выходного системообразующего потока представлялась в воображении исследователей как "цель" системы, а сам процесс преобразования потоков, как разрешение "системообразующего противоречия".

Качественное несовпадение потоков на входе и выходе некоторым образом характеризуют деятельный, "активный" характер самой системы, который хочется назвать ее "целью", а сам процесс преобразования - "разрешением некоторого системообразующего противоречия". В "потоковом" представлении указанные особенности систем выглядят, на наш взгляд, более корректно.

Идентификация потоков в системных исследованиях, также как и определение системных границ, часто не является тривиальной задачей. Иначе говоря, объективировать поток бывает также сложно, как и определить системные границы. В этом отношении системный подход лишь задает общую задачу, что собственно надо искать, а определение потоков в конкретных ситуациях становится конкретной задачей соответствующего этой проблеме специалиста.

Скажем, потоки в двигателе очевидны; здесь поступает горючее, а вырабатываются теплота и работа. Так в нескольких словах можно охарактеризовать системообразующие потоки для этой конкретной системы. Но словами или формулами, мы задаем лишь некоторую модель природной системы, которая полностью никогда не может соответствовать конкретной природной системе, независимой от нашего сознания.

Возможно, что для решения какой-то простой задачи (для объяснения ребенку, почему машина едет) такая модель будет достаточно адекватной. Но в других случаях, например, на занятиях по курсу вождения автомобиля, необходимо более сложное обозначение системообразующих потоков. Тут следует обозначить входной поток не просто как "горючее", а - как "бензин", причем определенной марки, а работу - как "крутящий момент" на оси коленчатого вала или нечто подобное.

Таким образом, степень адекватности обозначения как самой системы, так и системообразующих потоков должна соответствовать характеру той закономерности, которую мы намереваемся познать или разъяснить окружающим.

Приведенный пример достаточно прост и нагляден, но в научной практике часто встречаются ситуации, когда подобного рода обозначения имеют характер критической стадии.

Сказанное о потоках относится и к виртуальным системам, образующимся исключительно в нашем сознании, например, когда систематизируется какое-либо знание.

Если сравнивать двигатель с такой системой, как таблица Менделеева, бросается в глаза явное отсутствие какого-либо материального потока. В данном случае необходимо понимать, что та картинка под названием "таблица Менделеева", которая висит в каждой школе в кабинете химии, сама по себе системой не является. Это всего лишь картинка, на которой нечто нарисовано. Для человека несведущего в химии, это вообще не система. Таблица Менделеева - это информационная система знания, которая образуется в нашем сознании в связи с изучением таблицы Менделеева. Но где здесь системообразующий поток?

Никакая система знаний не является замкнутой. Система знания необходима нам для того, чтобы из одного знания получить другое знание. Поэтому таблица Менделеева необходима, чтобы из знания об атомной массе получить информацию о конкретном химическом элементе, его химических свойствах, валентности, способности соединяться с другими элементами, образовывать вещества с определенными свойствами и, наоборот, в любых комбинациях.

В любом случае, помещая в систему знания (или модель) одно знание (входной) поток, мы стремимся получить качественно иное знание (выходной поток). В случаях, подобных изобретению таблицы Менделеева приходится иметь дело с изначально структурированной по элементам моделью, поскольку наш разум любит раскладывать все по полочкам. Отсюда происходит не совсем удачная традиция использовать структурность и жесткую элементную фиксированность в качестве общих базовых системных признаков и считать "системный подход" способом познания на основании глубокого знания структуры объекта.

Поэтому еще раз напомним, что это все хорошо, но, часто, не обязательно, если некоторые системы настойчиво прячут собственную структуру от наших несовершенных органов чувств и даже более совершенных научных приборов.

2.2.5 Система - это потоковый преобразователь

В итоге мы попытаемся представить систему как объект, имеющий границы и способный качественно преобразовывать проникающие через него потоки.

Все, что способно к такому преобразованию будет являться системой с количеством составляющих элементов от единицы (Бог - как гипотеза единой Мировой системы) до "N", где "N" - любое целое число. Мы представляем систему также как проявление сложного диалектического единства разделенного и связанного.

Структурированный Мир не может существовать постоянно не разделяясь, но принцип всеобщей связи никогда не позволит сделаться этому разделению абсолютным.

Существенным моментом субъективного восприятия реальных систем является стремление к познанию их структурного содержания с целью изучения как посредника в реализации интересующей нас закономерности.

Полученное определение слишком непохоже на известное, поскольку не содержит признаков структурности и "преобладания внутренних связей" между элементами системы в качестве основ, поэтому может возникнуть сомнение в корректности использования термина "система" применительно к обозначенной совокупности признаков.

Если по известному определению, "система" - это изначально нечто структурное, которое может быть открытым или замкнутым (т.е. проницаемым или непроницаемым для внешних потоков), то в нашем понимании "система" - изначально и принципиально незамкнутое, у которого не обязательно, но можно определить структуру с целью внедрения в сущность интересующей нас закономерности.

Таблица 1

Чтобы проиллюстрировать это, в таблице 1 классифицированы некоторые объекты, исходя из традиционного и предлагаемого определений.

Как можно видеть, использование известного определения не всегда дает результат такой же, как при использовании потокового определения системы. При этом из примеров 2-5 видно, что определение системы традиционным способом в принципе исключает возможность отношения к системе, как к вещи, существующей независимо от нашего сознания. Кроме того, примеры 6-8 показывают, что ориентация потокового определения также и на строгую фиксацию объектных границ, позволяет избежать путаницы с подменой смыслового содержания термина.

Двигатель по традиционному определению системы не мыслится однозначно, воспринимаемый как модель объекта и собственно объект. Но это разные вещи, ведь, как мы уже отмечали, неработающий двигатель для равнодушной Природы, не содержащей субъекта, подобен просто камню или капле воды. Но для нашего неравнодушного сознания он - система, способная потенциально к переработке потоков. Но эта система есть не более чем система знания о двигателе.

В таком понимании система больше похожа на так называемый "черный ящик" Н.Винера, явное или неявное использование которого как самостоятельной научной категории нашло полезное применение.

Краткая суть этого метода состоит, во-первых, в определении замкнутого объекта с неявной структурой, во-вторых, в анализе внешних результатов работы данного объекта, которые обозначаются как функции данной системы и, в-третьих, в моделировании на основании этого анализа процессов, происходящих внутри.

Определение "черного ящика", которое заключено в данном методическом подходе, на наш взгляд, более обобщенно соответствует сущности системы за исключением одной детали; представляется полезным в свете всех наших предыдущих рассуждений заменить признак наличия цели или функции у системы на признак качественного превращения системообразующего потока.

Полезность такой замены заключается в возможности идентификации системы без необходимости подбора параметров цели. Применение терминов "цель" или "функции", кажется, уместно ограничить более узкой сферой интересов синергетики, поскольку они удобны, скажем, для логических операций с представлениями об "эквифиналитете" разумных систем.

В процессе идентификации систем человеческая мысль может использовать несколько приемов в зависимости от "яркости" основных системных атрибутов.

Если система "яркая", она может быть обнаружена по всем трем атрибутам, входному и выходному потокам и системным границам, а в некоторых случаях дополнительно и по составляющим структурным элементам, если к этому приспособлены наши органы чувств.

Двигатель внутреннего сгорания - хороший образец яркой системы особенно для тех, кто знает структуру и принцип его устройства.

Неяркая система с неопределяемыми границами могут обнаруживаться по качественным изменениям системообразующих потоков.

Если начать разрушать муравейник, то поступление информации об агрессии на входе приведет к вырабатыванию комплекса оборонительных мероприятий на выходе (муравьи начинают кусаться соответственно заложенной в них программе).

Еще более усложняется дело в случае необходимости идентификации скрытых систем, когда даже сами потоки с трудом поддаются объективному восприятию (следует еще раз напомнить, что это проблемы специфики устройства органов чувств у человека). Но и в этом случае систему можно обнаружить путем "исключения выходных остатков".

Таким образом открываются системы, подобные "ноосфере". Смысл в том, что ни люди в отдельности, ни отдельно взятые природные силы не могут обусловить некоторые наблюдаемые ныне глобальные изменения планетарного масштаба, механизм которых состоит в эмержентном взаимодействии природных сил с деятельностью человечества в целом. Данная система поглощает вещество и энергию, а производит продукт, который не свойственен ранее известным системам.

Таким же способом современная наука вплотную открытию специфических систем, управляющих некоторыми эволюционными процессами.

Через исключение возможности чисто случайного мутационного процесса, способного приводить к появлению огромного количества нежизнеспособных уродов, прямой путь к доказательству существования систем, ограничивающих возможность неблагоприятных мутаций и способствующих развитию по одному из наиболее эффективных направлений дальнейшего видообразования.

Другой пример, - мы не можем определить структуру собственного "Я" (скрытая система), все равно стремимся относится к нему как к некоторой системе, обнаруживая постепенно (например, путем изучения теорий З.Фрейда) структурное строение этого объекта. При этом изначальные признаки системности возникают в нашем сознании из-за понимания разнокачественности входного и выходного информационных потоков, которое наше "Я" перерабатывает подчиняясь собственной системной природе.

Наблюдая насыщенность Мира объектами системного типа, конечно, хочется заглянуть в глубинный механизм этого принципа организации материи.

Попробуем это сделать пока на уровне гипотезы, поскольку такое исследование, если жизнь покажет его необходимость, должно быть предметом иных исследований.

Можно предложить следующую концепцию системной модели строения Мира, которая не будет противоречить нашим дальнейшим логическим построениям, но сильно облегчит понимание их сути.

Локально стабилизированный Мир (не бесконечный) структурирован и всевозможными разностями потенциалов (разнородные электрические, магнитные, гравитационные, информационные и прочие поля). Между областями с различными, но однородными потенциалами неизбежно формируются потоки. В некоторых местах пространства может происходить пересечение и взаимодействие разнородных потоков с образованием новых качественно особенных производных потоков.

В некоторых из этих случаев взаимодействия потоков, путем их частичного задерживания, порождают особенные "катализаторы" - "системные сгустки", проще "системы", которые локализуясь в этих местах пересечения, обусловливают специфические преобразования проникающих сквозь них потоков.

Эти преобразования осуществляются за счет особенностей структуры, познание которой часто составляет цель исследования системы, а не ее признак. Таким образом, системы, являясь преобразователями потоков, одновременно являются и следствиями этих потоков. Перекрестие потоков есть место и предпосылка образования ограниченной системы.

Например, если из крана течет вода, следует предположить наличие потока из-за гравитации. Если поперек струи пустить луч света, то мы получим два независимых потока, если пренебречь малозначащими результатами такого взаимодействия. Но если теперь луч света превратить в мощный луч лазера или плазмы, то в месте пересечения может начаться кипение воды.

Тогда мы получаем взаимодействующие разнородные потоки. Несмотря на смену их качества в процессе прохождения данной точки пространства, здесь еще не присутствует система. Для ее возникновения необходимо присутствие посредника, который сможет обеспечить специфическое превращение потоков.

В место пересечения может быть перенесено вещество в виде какой-нибудь конструкции, включающей прозрачный цилиндр и поршень. Если этот "поток" несколько "задержится" в месте взаимодействия, то может получиться двигатель, внутри которого плазма, превращая поступающую воду в пар, будет вырабатывать полезную работу на поршне. При этом поток полезной энергии, превращаемый, например, в работу, составит особенный выходной поток, который происходит по причине присутствия в месте взаимодействия колбы с поршнем, которые в совокупности и будут представлять ограниченную систему, подпадающую под основные признаки нашего определения.

Некоторые сложности могут возникнуть на пути понимания, что значит "поток несколько задержится" в применении к этапу существования системы. В нашем примере можно периодически извлекать колбу с поршнем из перекрестия потоков и помещать обратно в это перекрестие.

Будет ли всякий раз рождаться новая система или каждый новый цикл будет продолжением старого этапа функциональности все той же системы? Является ли всякое включение двигателя рождением новой системы, или это включение принадлежит старой системе, которая продолжает находиться в состоянии функциональности?

Дело, думается, в том, что независимая от сознания природа в принципе лишена механизмов качественного распознавания, которые участвуют в акте субъективного восприятия действительности и обеспечивают различения старого и нового состояний.

Природа рождает системы, но не следит за их качеством. Ей также безразличны понятия дискретности и непрерывности, которые помогают нашему сознанию познавать природные закономерности. Безотносительны, основательны и внесубъективны в Природе лишь события, которые соответствуют понятию "диалектический скачок". Поэтому, если рассматривать двигатель в промежутке времени, от включения до выключения, то это будет система "А", а если рассматривать в промежутке времени от установки двигателя на автомобиль до полного износа этого двигателя, то это будет система "В". При этом возможность поставить знак качественного или иного равенства между "А" и "В", это определяет уже субъект, и ставит или не ставит его в зависимости от собственной практической пользы в освоении Мировых закономерностей.

Для Природы системы "А" и "В" просто событийно разграничены, поэтому понимание того, что "поток несколько задерживается", имеет смысл только при обозначении граничных событий, которые знаменуют начало и окончание этапа системной функциональности.

Применение термина "система" мы осуществляем сознательно в попытке подчеркнуть, что представленные признаки жестко увязаны с теми объектами, которые принято считать системами по сложившейся традиции. А раз так, то и позволительно использовать этот известный термин в несколько новом представлении, если из этого будет выводиться практический смысл.

Глава 3
Cистемы развиваются

Выбранная тема с необходимостью подводит нас к анализу развития как категории, принадлежащей к основам ограниченного мира и отражающей самый общий результат всех системных превращений. Сейчас необходимо рассмотреть развитие хотя бы до той степени, чтобы до необходимых в дальнейшем пределов расширить наш методологический арсенал.

Заглянем в философский словарь. "Развитие", также эволюция, генезис - закономерное изменение материи и сознания, их универсальное свойство; собственно "развертывание", до тех пор "свернутого", выявление, обнаружение вещей, частей, состояний, свойств, отношений, которые имелись и прежде, уже были подготовлены, но не были доступны восприятию, особенно в смысле от низшего и малозначащего к высшему и полноценному. Развитие бывает или экстенсивным (в смысле эволюционизма 18 в.), т.е. проявлением и увеличением уже имеющегося, или интенсивным (эпигенез), т.е. возникновением качественно новых форм.

С другой стороны, развитие бывает экзогенным, т.е. ненастоящим, неподлинным развитием, определяемым только извне, окружающим миром, или эндогенным, т.е. настоящим развитием, источник которого находится внутри самого развивающегося.

В противоположность "творению", появлению из ничего, а также в противоположность спонтанному формированию из хаоса, или "Hylе", понятие "развитие" употребляется для обозначения поступательного движения, перехода из одного состояния к другому."

Такое широкое определение развития в разговоре о системах нас не устроит. В этом понимании развитие неявно смешивается с некоторым множеством изменений, что вряд ли можно признать логичным и оправданным. По данному определению простое надувание воздушного шарика можно строго признать разновидностью развития (экзогенным). Не будем пока погружаться в глубокую критику предмета, для экономии времени попытаемся определить собственное, необходимое в дальнейшем понимание. Развитие - это, несомненно, изменение, о чем убедительно свидетельствует наш элементарный жизненный опыт.

Однако не всякое изменение мы называем развитием. Изменения бывают обратимыми и необратимыми. Собрать двигатель - значит изменить его, разобрать двигатель - тоже изменить его, но это не развитие, а примеры обратимых изменений. Если сжечь спичку, это - пример необратимого изменения, которое вряд ли можно назвать развитием согласно известному определению, поскольку вид почерневшего и скрюченного огарка вряд ли соответствует нашим представлениям о "высшем и полноценном" по сравнению с целой спичкой. Развитием принято называть, например, возникновение нового биологического вида животных. В чем тут принципиальная особенность?

В случае подлинного развития происходит некоторое "разворачивание ранее свернутого" и "переход из одного состояния в другое", когда один вид дает начало качественно иному виду животных.

Очевидно, размышляя над этой темой, Гегель пришел к идее диалектического скачка, который в его понимании стал неотъемлемым атрибутом развития. Диалектический скачок был представлен границей нового состояния, а развитие - последовательностью диалектических скачков. Напомним, что развитие по Гегелю представляется в виде так называемой "диалектической спирали", включающей три этапа развития - положение, отрицание и отрицание отрицания.

Эти этапы хорошо иллюстрируются в примере с метаморфозами зерна.

Зерно, как положение, дает растение, первый раз отрицая свое качество. Растение снова дает зерно еще раз изменяя качество, через "отрицание отрицания". Но не старое зерно, а рождается объект лишь "подобный" первоначальному. В этой модели насчитывается три качественных состояния и два качественных перехода.

Диалектический "закон отрицания отрицания" считается имеющим, если не всеобщий, то весьма общий характер, поскольку его действие обнаруживается даже на уровне логических схем. Например, в десятиричной системе счисления ноль увеличиваясь до девятки снова "приходит" к рубежу десяти, давая начало развитию нового цикла.

В последнем случае мы имеем дело с чисто умозрительным - "абстрактно-модельным" объектом. Но сейчас наши интересы и внимание будут касаться реально-временных систем, которые существуют способом, известным из классической философии как "вещь в себе", то есть независимо от нашего сознания.

В примере с двигателем внутреннего сгорания имеется ввиду, что эта система существует как единичная данность вне зависимости от нашего сознания, поскольку природе вне нашего воображения не свойственно объединять совокупности двигателей в один абстрактный образ.

В известных концепциях развития существует одна до сих пор нерешенная проблема, актуальность которой наиболее ярко проявляется в социологии. Она состоит в понимании сути направленности развития.

В этом отношении теоретики разделились на два лагеря, один из которых считает принципиальными явления "эволюционизма", утверждающего объективность развития, другой склоняется к теориям круговорота или циклического развития, критикуя эволюционизм за неспособность объяснять явления регресса и затухания цивилизаций (Н.Данилевский, О.Шпенглер, А.Тойнби).

Основные противоречия обнаруживаются в решении задачи о теоретическом объединении наблюдаемых явлений общей необратимой изменчивости Мира и широкого разнообразия иных исходов объектных природных превращений.

Наблюдаемые случаи неэволюционных качественных изменений должны по логике вещей отрицать всеобщий характер развития в русле однонаправленного вектора эволюции Мира.

Критические замечания против теории эволюционизма, понимаемого как всеобщность развития выглядят вполне обоснованно. Возьмем, скажем, такую систему - двигатель внутреннего сгорания. Это конечно же система, которая перерабатывает горючее в теплоту и работу, но можно ли разглядеть в ней какое-нибудь развитие, где здесь диалектическая спираль? Проще признать двигатель системой неразвивающейся, "мертвой", что исключает вроде бы всеобщий характер развития. Попробуем поразмыслить об этом.

Начнем с представления развития как свойства изменчивости мира. Говоря "мир развивается", мы имеем ввиду наблюдение постоянных качественных изменений, которые не встречались ранее в том же месте пространства и не воспринимались нами чувственно. Возвращаясь к примеру с зерном, попытаемся определить, а где здесь собственно сам объект, развитие которого мы рассматриваем. При этом с удивлением обнаружим, что мы его вообще не обозначили как единичную определенность. Три разных слова обозначают нам три разных объекта: "первое зерно", "растение", "второе зерно". Который из этих объектов, собственно говоря, развивается?

С точки зрения классической философии этот вопрос не является принципиальным, поскольку закономерная смена содержания и формы разнообразных объектов становятся вполне очевидны, а того, что уже сказано - достаточно для иллюстрации данной закономерности. Но с позиций требований системного подхода изначально полностью и однозначно ограничить объект, а затем проследить его метаморфозы. Вся суть вопроса сконцентрирована в сложностях системного ограничения.

Самый первый объект "первое зерно" будучи конкретной системой с определенной пространственной конфигурацией и уникальным сочетанием структурных элементов, во второй стадии меняет свое качество и форму.

Если дело представить так, что "растение" это есть "первое зерно" просто в измененном качестве, тогда придется признать, что и "второе зерно" есть "первое зерно" в измененном качестве. Вроде бы все объяснилось, но тогда по рыцарски служа ее величеству логике необходимо, скажем, продолжить этот ряд. "Первое зерно" снова превращается во "второе растение", затем в "третье зерно" и так до бесконечности. Но тогда не диалектическая спираль должна возникнуть в нашем воображении, а ступеньки великой бесконечной лестницы, которая отражает превращение первого зерна, а точнее "первоначала всего сущего", соответствуя древней проблеме первичности курицы или яйца. Непонятно тогда, для чего такая модель может быть востребована, поскольку она может объяснить только то, что процесс развития скачкообразен и бесконечен.

Видимо правильнее объяснить дело другим образом.

Развивающимся объектом в данном примере является не зерно, а растение. Точнее конкретное растение в "безучастной ко всему природе".

Ограничив объект позволительно представить "первое зерно" как растение в качестве своего условия или предпосылки, реализованной в другом объекте - в зерне.

В этом состоянии некоторые структурные элементы будущего растения уже содержатся в виде совокупности условий для закономерного возникновения конкретного растения.

Растение в этой фазе не функционально в смысле невозможности к особенному качественному преобразованию системообразующих потоков. Далее все закономерные совпадения условий приводят к тому, что на этапе отрицания возникает собственно растение, как система, способная к биологическим обменным процессам, к необратимому качественному преобразованию системных потоков с изменением значений энтропии.

Затем наступает момент, когда новое стечение обстоятельств на этапе отрицания отрицания исключает возможность этой специфической преобразовательной деятельности.

Растение как система, элементы которой все еще присутствуют как данность и объект в природе и в частности в новом зерне, уже не способна специфически своим образом преобразовывать потоки как конкретная система. Это состояние системы на этапе отрицания отрицания именно своей нефункциональностью подобно состоянию на первом этапе и тоже составляет условие или предпосылку, реализованное в другом объекте, который закономерно возник в связи со свершенностью всех процессов преобразования системообразующих потоков. Таким образом представляется действие закона отрицания отрицания в аспекте "системного подхода".

С этих позиций непротиворечиво обосновывается всеобщность развития, поскольку подобная смена качественных состояний присуща всем без исключения системам, функционирующим в пространственно-временном континууме, и тогда свойство развиваться обусловливается просто системным способом существования Вселенной в некоторой локальной своей части.

Например, тот же двигатель внутреннего сгорания прежде, чем начать преобразование системообразующих потоков должен возникнуть как предпосылка конкретной системы, из которой закономерно следует сама система, а затем исчезнуть, оставив после себя результат - след собственной структурно-функциональной уникальности в общем Мировом движении, необратимость которого обеспечивается его энтропийным характером.

Такое представление развития в схеме диалектической спирали на более общем уровне вбирает в себя процессы системных превращений в живой и неживой природе. Даже несистемы, подобные инертному камню, если их объективировать обособленно, могут в принципе не развиваться, но являясь частью какой-нибудь системы или каких-нибудь систем, которыми насыщен материальный мир, могут являться участниками всеобщего развития как последовательности мировых изменений.

В этом рассуждении остается серьезная проблема понять, когда начинается развитие конкретной системы. От вечности в прошлом, от сотворения Мира, от нашего участия в осмыслении начала существования объекта или от какого-то момента, независимого от нашего сознания? И когда заканчивается развитие конкретной системы? Никогда, поскольку его результат обусловливает все дальнейшие Мировые процессы, или когда-то, зависимо или независимо от нашего сознания?

Решение этих принципиальных для нас вопросов мы попытаемся отыскать в популярной сейчас в естествознании теории, основанной на представлениях о существенности флуктуаций в образовании диссипативных структур [15].

Как известно, предпосылка предшествует следствию. Иногда предпосылка это один или несколько легко определяемых факторов, что позволяет предвидеть совершенно определенный результат.

Например, в случае применения рычага для поднимания тяжестей, когда нажатие на одно плечо рычага детерминирует строго определенное перемещение другого плеча. Поэтому на основании знаний механики Ньютона можно рассчитывать и прогнозировать поведение несложных механических систем.

Однако в природе повсеместное распространение имеют случаи, когда предпосылка определяется столь большим равносильно действующим количеством факторов и сопутствующих им закономерностей, что их невозможно учесть в полной мере. Тогда явление приобретает вероятностный характер; возникает "флуктуация".

В особой точке "бифуркации" флуктуация может привести к разрушению всей сложившейся структуры системы. Тогда невозможно предсказать: станет ли состояние системы хаотическим или она перейдет на более высокий уровень организации, который называется диссипативной структурой.

Для поддержания новой диссипативной структуры требуется больше энергии, чем для поддержания более простых структур, которые были заменены новым, более организованным состоянием.

В этой известной теории, кажется, требуется преодолеть одно небольшое препятствия, которое несколько мешает попыткам перемещения принципа флуктуаций в основу теории развития. С этим же противоречием, мы уже сталкивались при рассмотрении Гегелевской спирали развития. Оно заключается в необходимости объективирования системы.

Возникновение новой диссипативной структуры в точке бифуркации, несомненно, опосредуется диалектическим скачком и сменой качества. Уместен вопрос, является ли эта смена качества моментом рождения новой системы (или нескольких систем) или смена качественного состояния происходит всякий раз в старой системе.

Из-за отсутствия ясного ответа и возникает вышеупомянутое препятствие, сущность которого хорошо проявляется в попытках решить и следующие вопросы. Является ли полное разрушение системы единственно возможным исходом ее бытия, или возможны другие варианты? Если все существующие системы диссипативны по отношению к предкам, то когда происходит новообразование систем? Что непротиворечиво происходит с уровнями диссипации у регрессирующих систем?

Чтобы преодолеть это препятствие, попробуем соединить теорию флуктуаций с Гегелевской концепцией развития, подвергнув и то и другое некоторой модификации.

Классическая диалектическая спираль в аспекте ее системной интерпретации представляется в виде последовательности трех состояний: "положение", которое соответствует существованию системы в виде предпосылки, "отрицание"- этапу функциональности, "отрицание отрицания" - этапу нефункциональной предпосылки-следствия - уникальному результату свершения всех специфических системных процессов.

Представляя развитие не как простое превращение, а более как рождение и смерть систем, что несколько отличается от сложившейся традиции, можно попытаться приблизиться к фундаментальнейшим свойствам Мировой динамики событий. Для этого попробуем еще раз взглянуть на закон отрицания отрицания, но уже с позиций наших системных представлений.

Термины "положение", "отрицание", "отрицание отрицания" кажутся слишком тесно связанными с субъективно-логическими схемами нашего сознания, направленными на созерцание только факта свершения качественных преобразований, оставляя "за бортом" требование системно-объектной ограниченности. Для наглядности попробуем ввести особую терминологию, более точно отражающую сущность именно системного развития.

Начиная с события - флуктуации, возникновения системы предпосылки до начала функционирования обозначим как дофункциональный этап развития, когда система, уже элементно существуя, закономерно подходит к своей функциональности.

Например, конкретный двигатель, ранее не существующий как система, способная к переработке горючего, образуется через флуктуацию, стечением случайностей сначала в конкретных (именно в этих, а не в каких других таких же) деталях, которые по очереди поступают на конвейер для сборки.

Далее после скачкообразной смены качества и начала преобразовательной деятельности до прекращения функции - как функциональный этап. На этом этапе двигатель преобразовывает горючее в тепло и работу с необратимым увеличением мировой энтропии.

Наконец, последний этап, когда свершаются все преобразования системообразующих потоков, до полного стирания результатов уникального существования системы - как "деструктивный" или постфункциональный этап развития. Соответственно полный износ системы - "двигатель" полностью прекращает его системное существование, но качественные изменения, которые произошли в Мире в связи с актом энтропийного преобразования являются отражением и следом уникального системного существования данного объекта. На этом этапе система представляется реализованной предпосылкой иных сущностей, что составляет тождество начального и конечного состояний похожее на принцип диалектической спирали. Последним событием в акте системного развития является флуктуационное "стирание" системной определенности.

Возвращаясь к вопросу о начале и окончании процесса развития природных систем, уместно предположить, что на определенном реально-временном этапе, когда "сплетение" закономерностей полностью выводят событие из под контроля малозначной определенности, случайность создает систему, сначала как предпосылку для развития по рассмотренной выше схеме.

Последующее погружение системы в небытие определяется такими же флуктуациями, которые полностью стирают системную определенность во времени, порождая иные системы, которые полностью "забывают" изначальное состояние.

В таком представлении закон отрицания отрицания как основа сущности развития становится всеобщим лишь в силу возникновения самой системы и включает в себя эволюционные исходы типа "прогресс", "регресс", "затухание" в качестве одного из возможных вариантов развития.

Заметим, что скорее всего флуктуации, как явления случайные, не могут иметь единственного направления в аспекте оценки этого явления по шкале прогрессивности. Объектные изменения, могут выглядеть направленными в различные стороны; как "прогрессом", так и "регрессом", так и принимать циклический, но всегда обязательно локальный характер. В любом случае развитие будет свершаться как "рождение" и "смерть" конкретной системы в ее качественной определенности независимо от сущности этой качественной определенности. Если в этих всегда локальных метаморфозах, обусловленных свойством системной ограниченности, отдельные исходы и будут нам казаться куда-то направленными, то о направленности изменений во всем безграничном Мире говорить не имеет смысла, поскольку такой Мир не является системой уже в силу своей неограниченности по определению. Но функция развития будет всегда наблюдаться в любой системно ограниченной части безграничного Мира.

Представив развитие системы как процесс ее зарождения в результате флуктуации в виде детерминированной предпосылки с последующим прохождением дофункционального, функционального и постфункционального состояний, мы вплотную приблизились к необходимости обсудить временную или событийную ограниченности бытия систем, а заодно решить и другой не менее важный для нас вопрос о соотношении понятий "развитие" и "эволюция"

Глава 4
Парадоксы системного времени

Чувственное восприятие времени привычно сопровождает нас в течение всей сознательной жизни. Поэтому, как это часто случается со многими привычными вещами, весьма сложно понять, что такое время и какое отношение оно имеет к нашему системному образу существования. В обиходе мы привыкли смотреть на часы, которые сами же придумали и заставили тикать в удобном для нас режиме. Само же время воспринимаем с позиций общечеловеческих интересов. Так позволяет делать природа в наших специфических условиях, но сама то она часов в нашем понимании не имеет.

Возможно, никакое понятие сущности времени не может считаться абсолютной истиной. Однако выбранная тема не оставляет нам путей для отступления.

Принцип системной ограниченности затрагивает не только пространственные, но и временное измерения. Многие метаморфозы систем заставляют рано или поздно, так или иначе, пользоваться какими-то часами, которые, бывает, даже не могут стать ощутимым предметом, например, для измерения "относительности одновременности". Нам остается определиться в приближенном понимании, чтобы иметь достаточно надежный инструмент для дальнейшего предметного обсуждения.

Сначала еще раз повторимся, что природа наших обычных часов не имеет. У нее есть только последовательность событий, что было замечено еще Лейбницем, и никакой шкалы для измерения этой последовательности. В мире существует бесконечная последовательность событий, что делает всю эту последовательность несистемной категорией. Но в развитии систем нам часто удается наблюдать начало и окончание. Может какое-то свойство самих систем способствует этой возможности, позволяющей нам структурировать события по некоторым основаниям?

Заметим для начала, что ощущение времени приходит, когда становятся очевидными какие-либо изменения, - заметное окончание одного явления сопровождается заметным началом другого. В давние времена человек обнаружил, что некоторые из этих явлений имеют явно выраженный ритмический, цикличный порядок. Циклично меняются фазы Луны, времена года и времена суток. В соответствии с этими ритмами заведены биологические и социальные процессы.

Если проследить истоки этой взаимной синхронизации, то можно легко догадаться, что в ее основе лежат ритмы, свойственные некоторым физическим объектам. Здесь находятся истоки идеи равномерной, удобной для практической нашей жизни шкалы часов, которой мы пользуемся до настоящего времени.

Цикличность мировых процессов и является той основой упорядоченности, которая воспринимается нашим сознанием как "время". Очевидно, нам предстоит заглянуть в некоторые основные принципы цикличности.

Давайте для упрощенного понимания представим фантастическую картину, что на Земле мигом исчезли все часы, конечно же, при этом исчезла и цивилизация. Изобретать часы надо заново. Что и как при этом делать? Сначала надо придумать принцип часов.

Сколько и каких минимальных событий нам необходимо, чтобы зарегистрировать временную продолжительность?

Чтобы ответить на этот вопрос необходимо понять следующее. В каждых часах должно существовать, как минимум, три события, которые должны отчетливо различаться для их чувственного восприятия.

Сначала должно осуществляется событие - первый "тик", который должен иметь хорошо определяемые параметры. Затем наши часы должны произвести второе событие "так", в котором эти параметры должны иметь иные значения.

Но это еще не все. Остается задача обнаружить, какие именно это параметры.

Необходимые нам изменения в ряду множества всех мировых изменений, конечно, во втором "таке" уже произошли, но какие они мы еще не знаем. Ведь одновременно в Мире произошло огромное количество событий, и не все, что мы при этом смогли почувствовать имеет отношение к нашим конкретным часам. Без уже существующих часов нельзя понять, второй "так" - это "второй так" или это продолжение первого "тика", или вообще что-то не имеющее отношения к делу.

Вряд ли только из таких событий как случайный порыв ветра и падение метеорита можно сформировать элементарные часы, если эти события не сфункционированы и не строго ритмического свойства. Нельзя также ощутить время, если утро сменится ночью, когда мы не знаем, наступит ли новое утро. Без наступления нового утра череда утра и ночи будет для нашего сознания составлять единое целое.

Чтобы иметь точку отсчета для решения этой задачи и почувствовать событийное течение времени, третье событие - новый "тик", похожий на первый позволит нам сформировать событийное множество по единому основанию, поскольку повторение параметров сразу выделяет их из общего шума для субъективного восприятия.

Последний "тик" не равен первому, поскольку каждое событие производит необратимые энтропийно-качественные изменения в ограниченном пространстве. "Тик", "так", "тик" образуют минимальное множество для упорядочивания событий, иначе говоря - "минимальные часы", по которым возможно регистрировать временные свойства окружающей нас природы.

В конкретном примере рассмотрим маятниковые часы.

Качающийся маятник, достигая крайнего положения, теряет скорость до нуля. Это крайнее положение соответствует первому состоянию - "начальному тику", затем начинает движение и переходит в динамическое состояние "так", затем снова теряет скорость до нуля в противоположном крайнем положении, что соответствует третьему событию - новому "тику". Повторение этой последовательности в той же системе принципиального значения уже не имеет, поскольку мы все уже про наши часы знаем, затем привыкнем и забудем навсегда, с чего все это собственно началось.

Упорядочив, таким образом, события из "атомов времени", наше сознание получает возможность сопоставлять найденные ритмические события с другими событиями, последовательность которых становится очевидной при использовании найденного принципа. К примеру, утро должно смениться ночью, а после ночи - опять наступить утро следующего дня. Тогда можно будет определить, что смена дня и ночи есть события ритмического свойства, и пользоваться этими самыми примитивными часами.

Все три обнаруженных события сильно напоминают диалектическую спираль развития, где также чередуются три состояния объекта, причем первое и последнее подобны. Эта "святая троица" выглядит также как элементарный, основной и общий принцип, благодаря которому наш разум вообще способен ощущать движение и качественные различия в окружающем мире, поскольку лишь повторение тождественных параметров в новом качестве несет в себе относительную точку отсчета для отражения в сознании любых изменений.

"Минимальные часы", таким образом, составляют элементарную информационную систему, способную перерабатывать внешние энергетические потоки в информацию. Течение времени, таким образом, увязывается с актами развития в интегральной совокупности возникновений и исчезновений этих элементарных систем.

Иначе говоря, часы основаны на чреде актов развития одинаковых систем (минимальных часов), в которых время осуществляется как некоторая событийная разновидность развития. В этом отношении вида к роду состоит сущность взаимосвязи времени и развития.

Если рассматривать множества событий вообще, которые существуют в том числе и в нашем сознании, можно заметить, что "тик-так-тикание" может происходить не только в системах типа реальных осцилляторов (часах). Довольно несложно убедиться, что всякое "диалектическое тиканье", которое в некоторых случаях равно "развитию", может относиться к одному из двух возможных типов.

Один тип представляет совокупность событий, имеющих отношение к реальному времени. То есть в этом случае любые два системных события разделены реально, природно, независимо от нашего сознания. Это можно видеть в простейшем примере с маятником.

В другом примере возникновение растения в виде зерна в дофункциональной фазе составляет первое системное событие, которое совершается в определенный срок в реальном времени, затем зерно может несколько лет просуществовать в этом состоянии до полного сочетания всех условий перехода в функциональную фазу, когда зерно превращается в растение.

Естественно это превращение - тоже системное событие, которое свершается в реальности. Растение некоторое время остается растением, не изменяя своего качественного системного состояния, а затем производит опять зерно, переходя в деструктивную фазу, что является также реально-временным событием.

Другой тип составляют события, которые совершаются в нашем сознании; мыслимые системы - модели способны менять качественные состояния, не соприкасаясь с реально временной последовательностью, что хорошо прослеживается, если, например, мысленно моделировать метаморфозы зерна и растения. Все состояния могут предстать перед нашим воображением в принципе одновременно.

Разделение множества системных событий на два типа на первый взгляд может казаться малополезным, но дело оказывается не таким простым при использовании этого принципа как методического приема. Часто наша мысль неочевидно смешивает отражение реально-временного события и события в модели, которая нарисована в нашем воображении. Эти события соотносятся как отражение реальной "вещи в себе" с субъективной моделью этой вещи, что не одно и то же.

Например, наблюдая за зерном, наше сознание выстраивает системную последовательность событий как модель и способно объять эту последовательность одновременно, в то время как конкретное превращение зерна в растение можно отразить в сознании лишь тогда, когда это превращение будет иметь место в действительности.

Несколько разобравшись с часами, можно заметить, что временная событийность есть следствие общего принципа системной ограниченности. Ранее в главе, посвященной системным границам, это уже упоминалось. Сейчас - как раз удачный случай, чтобы несколько углубиться в эту проблему.

Событийность функционально связана с понятием диалектического скачка. Если происходит событие, значит, произошла какая-нибудь смена качества объекта. Если зерно превратилось в растение, значит, произошло событие, имеющее отношение к качеству растения как конкретного объекта. Это же событие не относится таким же образом, скажем, к порыву ветра.

Событие может быть либо значимым, либо незначимым в смысле смены качества для конкретной системы. Самим диалектическим скачком одно из состояний системы отграничено от другого состояния системы, а, следовательно, сам диалектический скачок является разновидностью границы. При этом событийное ограничение системы в отличие от логического или пространственного чаще всего составляет самую сложную задачу в деле идентификации систем. Если наше сознание частенько ошибается в определении местонахождения пространственных системных границ, путая, скажем, муравья с муравейником, то с временными системными ограничениями дела обстоят еще труднее.

Все это происходит из-за того, что независимая от сознания Природа столь щедро "плодит" разнообразнейшие системы, что функция разума стала бы невозможной без его способности к абстрагированию.

Разум, идентифицируя систему, чаще всего, объединяет несколько систем, различающихся временными событийными рамками. Именно отсюда, в частности, происходят и неадекватные представления о возможности существования неразвивающихся систем, если ограничивать это существование только началом и окончанием этапа системной функциональности. Поясним примером.

Если взять уже известный нам двигатель, то естественно ограничить период его системной жизни началом системной определенности, когда, скажем, все детали собраны на конвейере воедино, а окончание - моментом полного износа или поломки, когда данная система становится полностью нефункциональной.

Сборка или функциональная поломка двигателя, безусловно, являются событиями, отграничивающими одно качественное состояние системы от другого. Для нашего сознания в данном случае самым важным является понимание того, что при помощи этого приспособления можно привести машину в движение.

Однако просто выключенный, не работающий двигатель можно уподобить несистеме, поскольку в этом состоянии какие-либо потоки он качественно не перерабатывает.

Тогда уместно предположить, что период системной жизни знаменуется просто включением и выключением двигателя.

В данном случае для нас остается важным понимание, что при помощи двигателя можно ехать на машине.

Если же рассматривать наш двигатель не просто как конкретный набор железных деталей, а как абстрактный двигатель внутреннего сгорания, то системную жизнь этого двигателя следует ограничить сначала моментом изобретения принципа такого движителя, а окончание - моментом замены этого типа движителей чем-то качественно иным, что, конечно, должно произойти в будущем.

Но даже в таком восприятии двигатель не перестает пониматься как средство для приведения автомобиля в движение. Поэтому, если в разговоре нам сообщают, что нашему автомобилю нужен двигатель, то, даже не конкретизируя, что говорящий под этим подразумевает, мы способны с большой долей уверенности предположить, что в ближайшее время нам никуда уехать не получится.

Для этого понимания в принципе пригоден любой уровень абстракции.

Во всех трех случаях все эти три системы, независимые от нашего сознания, в сущности, не равны друг другу.

Ведь сборка двигателя, как событие, не значимо для системы, функциональный этап которой ограничивается включением и выключением, а эти события в свою очередь не имеют отношение к изобретению бензиновых движителей вообще. Только сознание все это объединяет и смешивает все качества, с одной стороны обеспечивая себе возможность быть сознанием, а с другой стороны постоянно ошибаясь в ситуациях, когда указанные различия принципиальны, и какие-то закономерности интересны лишь для конкретного случая.

В нашем примере мы можем и ошибаться, если сообщенные нам сведения о необходимости двигателя имеют смысл необходимости замены работающего, но безнадежно устаревшего двигателя, который все-таки способен привести автомобиль в движение. При этом следует отметить, что та система, которая мыслится в границах от сборки до окончательной поломки, выглядит не развивающейся, поскольку рассматривается лишь в состоянии одного качества. В то же время в процессе многочисленных включений и выключений двигателя другие параллельные системы рождаются и умирают. И даже внутри этих включений и выключений в отдельных тактах двигателя природа плодит системы, независимые от нашего сознания, которые, однако, не столь интересны нашему ленивому и корыстному сознанию в большинстве конкретных случаев.

Сознание предпочитает объединять их в модель и иметь дело с этим отражением. Поэтому, если кажется, что какая-то система в данный момент не развивается, это еще не значит, что в данных пространственно-объектных рамках развитие отсутствует вообще.

Этот пример с двигателем хорошо иллюстрирует и то обстоятельство, что одни и те же элементы могут являться частями различных систем, причем таких, которые только системно-временными рамками и различаются. Назовем эти системы "параллельно существующими", или еще проще "параллельными".

Самое важное, на это следует обратить особое внимание, смена циклов развития различных систем могут происходить на элементах множества, организованных в параллельную систему, находящуюся в этот период на одном определенном этапе развития. То есть, многочисленные включения и выключения двигателя, рождающие специфические системы, происходят исключительно на функциональном этапе развития двигателя, как системы организованной в процессе сборки на конвейере.

Получается, что системы могут выстраиваться в иерархию не только в пространственно-элементном отношении, но и в направлении событийного вектора времени. Так, например, система "двигатель от сборки до окончательной поломки" будет иметь более высокий уровень временной системной иерархии, чем система "двигатель от включения до выключения".

Эти соображения позволяют провести разделение между понятиями "развитие" и "эволюция". Как-то так повелось, что эти слова чаще всего представляются как синонимы [21].

Нюансы их практического применения показывают, что они не полностью совпадают.

Например, довольно часто приходится слышать, что "ребенок отстает в развитии", но почти никогда - "ребенок отстает в эволюции". Такое сочетание несколько режет слух. При этом "эволюция биологической природы на Земле" кажется более правильным употреблением, чем "развитие природы на Земле".

Если пристальнее взглянуть на эту ситуацию, то можно вывести определенную закономерность, которая показывает, что дело не только в случайно сложившейся традиции.

Практика применения терминов "развитие" и "эволюция", конечно, в характере тенденции, представляет их как отличающиеся друг о друга разновидности каких то изменений с объектом нашей мысли. Тема эта весьма глубока, и ее вряд ли можно раскрыть с достаточной очевидностью в нескольких словах. Нам необходимо дать некоторые определения для того, чтобы в дальнейшем употреблять эти термины именно в том смысле, который достаточен для исключения множественности их истолкований.

Для начала заметим, что конкретный способ существования системы на функциональном этапе может сопровождаться реализацией некоторого набора актов развития в параллельных системах низшего временного уровня, при этом внутренние изменения параллельных систем могут не менять качества высшей системы.

В живой или разумной системе, процесс возникновения и исчезновения параллельных систем может не менять качества высшей системы.

Так, например, биопсихологическая система человек на функциональном этапе от рождения до смерти (которая отлична от систем этот же человек в детстве и этот же человек в старости, этот же человек в минуты гнева, этот же человек, как гражданин и пр.) в процессе взросления и старения множество раз меняет, качество отдельных физиологических подсистем, но остается все тем же конкретно однозначно качественно идентифицируемым человеком. Следовательно, надо бы признать, что система, не меняя своего качества посредством событий, разделяющих этапы собственно системного развития, может все же включать в себя развитие, понимаемое как череда событий - рождений и смертей параллельных систем низшего уровня.

Именно этот процесс мы чаще всего называем "эволюцией", стараясь при этом подчеркнуть, что имеем дело, прежде всего, с объектом, качественность которого нами определена, и может изменяться, но может и не изменяться при рассмотрении той закономерности, которая нас в данный момент интересует.

Высказывание "эволюция биологической природы на Земле", с одной стороны, настраивает нас на осознании, что "биологическая природа на Земле" есть нечто особенное в своем эпохальном качественном постоянстве и отличное от живой природы на другой планете, а, с другой стороны, - что это есть нечто, в чем все же присутствуют принципиальные и интересные для говорящего временные качественные изменения, например, возникновение и исчезновение отдельных видов животных.

Этим "эволюция" отличается от "развития", которое жестко ставит сознание перед фактом актуальной смены качества у всего рассматриваемого объекта.

В живых системах, которым свойственны явления адаптации, принципиальное значение имеет обеспечение определенной длительности функционального этапа. Иначе говоря, живая система всегда стремится функционировать в пределах, обозначенных генотипическими ограничениями.

Достигается это за счет полных циклов актов развития параллельных систем низшего временного уровня, которые возникают и исчезают в зависимости от конкретных обстоятельств.

Так, например, популяция как система существует в частности за счет рождения и смерти составляющих ее особей.

Сама популяция животных может функционировать как однозначно качественная определенность многие тысячи лет, в то время как могут много раз смениться поколения составляющих ее животных.

Выживание отдельной особи, в частности человека связано, с реализацией актов развития различных систем, среди которых можно обозначить, скажем, системы навыков (умение плавать, водить автомобиль и т.п.), систем личных знаний, состоящих, например, в систематизации закономерностей ведения бизнеса, сочинения музыки и т.п. В этом отношении можно говорить об определенном состоянии систем на этапе функциональности. То есть состояние системы высшего уровня - "конкретный человек" или "конкретное животное" на этапе функциональности может не быть постоянным, и определяться набором существующих систем низшего уровня, находящихся в любых из трех этапов развития. В этом смысле понятие этапа развития не совпадает с понятием этапа эволюции системы.

Система может находиться в различных эволюционных состояниях на этапе функциональности. Но само качество этой высшей системы может быть неизменным, несмотря на динамику качества систем низшего временного уровня, локализованных на том же множестве пространственных элементов.

Если обозначить этап функциональности как промежуток между рождением и смертью конкретного человека, то собственно состояние этой системы в какой-нибудь конкретный момент можно характеризовать параметрами, отражающими интегральную совокупность систем, организованных к данному моменту.

Например, система "человек в юности" качественно не равна системе "человек в старости". Но и в том и в другом случае это одна и та же высшая система, которая обозначается как "конкретный человек от рождения до смерти". К этой последней системе "старение организма" не имеет значения, как акт событийности, меняющий качество, но имеет отношение для оценки состояния.

В обобщенном понимании не всякое изменение состояния системы имеет отношение к изменению ее качества.

О человеке можно сказать "юный человек в состоянии душевной радости". Такое высказывание будет смешивать как минимум три независимых от сознания природных системы: "человек от рождения до смерти", "человек в юности", "человек в состоянии радости".

Вполне очевидно, что первая система имеет более широкий уровень временного событийного ограничения, чем две других. Но эти две другие системы в данный момент времени могут необходимым образом характеризовать нынешнее состояние первой, находящейся на этапе функциональности.

Перемещение человека в состоянии грусти соответствует деструктивной фазе развития третьей системы и одновременно означает изменение состояний первой и второй.

Конечно же, одновременно на данном пространственном ограничении актам развития или смене состояний подвержено большее количество систем в соответствии с конечным количеством всевозможных событий, но наше сознание выделяет и обозначает лишь некоторые из этих систем, которые в данный момент жизненно интересны.

Но, следует помнить, что Природе наши интересы совершенно не интересны, поэтому общесистемная последовательность событий может натурально включать любое необходимое количество актов развития и смены эволюционных состояний. Понимание данного свойства систем особенно важно, когда приходится разбираться с явлениями разумной жизни. К этой теме мы обратимся чуть позже.

"Системное время" может казаться не совсем удобным термином для обозначения системной последовательности событий. Все-таки в привычном понимании время прочно ассоциируется с часами. Остановимся пока на этом, поскольку для нас важнее подчеркнуть, что реальное время и системные события вообще относятся друг к другу как подмножество к основному множеству.

Иначе говоря, сознание способно использовать "тик-так-тикающее" развитие некоторых удобных для этого реальных систем для регистрации других мировых изменений.

Все эти рассуждения о времени показывают, что наш способ измерения последовательности мировых событий в секундах, часах, годах и тысячелетиях это чистое изобретение человеческого разума, который целенаправленно использует синхронизированные осцилляторы для решения "корыстных" задач в процессе организации гуманоидной цивилизации. Однако безучастная ко всему Природа наполнена, в том числе, развивающимися системами, события в которых могут свершаться в различных ритмах, не синхронизированных с нашими обычными часами и даже не совпадающими с нашими бытовыми ощущениями времени.

Такие "тик-так-тики" часто проскальзывают мимо нашего инертного сознания, обусловливая некоторые сложности системного ограничения; затрудняя обнаружение развивающихся систем, которые могли бы войти или уже незаметно вплетены в сферу наших жизненных интересов.

Сейчас мы остановимся на этой интригующей ноте, чтобы вернуться еще раз к данной теме позднее с багажом особенного понимания сущности времени.

Глава 5
Некоторые классификации

5.1. Механическое, живое, разумное

Весьма интересно, чем живые системы отличаются от неживых, и чем все они отличаются от систем разумных.

Приступая к этой теме, напомним, что изначальный анализ любой системы на созерцательном уровне доставляет нашему сознанию информацию о трех принципиально различных объектах, которые несут в себе признаки систем. Это, во-первых, входной поток, во-вторых, преобразованный выходной поток, и, в-третьих, собственно сама всесторонне ограниченная система. Очевидно, какие-то особенности внутри этих трех объектов должны нести в себе признаки, по которым системы могут быть классифицированы по наличию жизни или разума.

Рассмотрим систему неживую. Будь то уже известный нам двигатель внутреннего сгорания или компьютерная программа, любая неживая система настроена на преобразование конкретного заранее заданного входного потока в заранее заданный выходной поток. Причем все характеристики данных потоков в виде "отражения" заложены внутри самой системы и неизменны. Никакие внутренние механизмы не могут заставить двигатель работать на топливе, которое качественно отличается от бензина, если двигатель не запрограммирован на другое. Только воздействие извне может как-то видоизменить двигатель в этом отношении. Равно и компьютерная программа будет перерабатывать конкретно структурированную информацию, к переработке которой она специально предназначена. "Бездушный" компьютер должен всегда получать информацию, образ которой отражен и однозначно определен в его внутреннем содержании, в то же время двигатель должен получать топливо, характеристики которого "отражены" и определены в конструкции карбюратора, объемах камеры сгорания и вообще в количественных мерах соотношения всех составляющих его механизмов. Надо думать, что неживая система качественно изменяет только выходной поток.

Рис.2 Механическая неживая система.

F - входной поток, S - система, F^ - модифицированный выходной поток, Н - неадекватный входной поток делает систему нефункциональной.

Картина заметно меняется при переходе в сферу интересов синергетики, изучающей царство самоорганизующихся систем. В процессе эволюции видов животных, да и в повседневной жизни приходится замечать явления адаптации.

Живые системы способны "подстраиваться" под внешние потоки, причем несут в себе развитой механизм такой настройки.

Жизнь отличается от отсутствия жизни желанием выжить, поэтому ей необходим особый механизм для стабилизации собственного существования.

Рис.3 Живая система способна к адаптации.

В процессе адаптации происходит создание новых систем.

В случае неадекватного входного потока "Н" система "А" может качественно переработать себя в систему "В", которая способна усваивать ранее неадекватный поток "H". При этом "А" изначально не содержит конструкции "В". Система "В" изготавливается посредством направленной флуктуации. Поток "H" становится адекватным. Поясним это следующей сравнительной схемой (рис.3).

Пунктиром обозначен характерный потоковый признак живой системы - "ступенька адаптации". Живое системное "созидание" отличается от простого "качественного превращения", которое случается в неживых системах.

Любой компьютер способен перерабатывать целые программы согласно некоторой иной программе, заложенной в его память. При этом одна программа через проникновение сквозь границы системы, содержащей другую программу, может стать качественно иной программой. Но все это превращение целиком определено в перерабатывающей программе.

В данном случае до того как входная программа качественно преобразовалась на выходе из системы, она целиком была "отражена" в перерабатывающей программе и изготовлена целиком исходя из этого отражения.

В живой системе перерабатывающая программа не содержит исчерпывающей информации о необходимом превращении.

Частично процесс качественного превращения случаен. Живая природа только тем и отличается от мертвой, что научилась целенаправленно эксплуатировать случайность, флуктуабельность. Иначе говоря, живая система содержит набор правил, которые накладывают определенные ограничения на некоторую область адаптационных вариантов перед тем, как допустить случайность в процессы изменений собственных стабилизационных механизмов, обеспечивающие приспособляемость организма к условиям окружающей среды.

Еще Дарвин заметил, что изменчивость видов в общем и целом подчиняется некоторым случайным механизмам, обеспечивающим наряду с естественным отбором процесс биологической эволюции. Много раз его теория подвергалась справедливой критике, которая отмечала невозможность чисто случайного мутационного процесса, который в этом случае должен создавать огромнейшее количество нежизнеспособных вариантов.

Между тем природа действует очень экономно в процессе видообразования. Это происходит потому, что случайность в видообразовании несомненно дозируется и направляется специальными ответственными за это механизмами, присутствие которых обязательно в каждом живом организме.

Именно случайная составляющая, организованная рамками специализированных живых систем, обеспечивает возможность эволюции, поскольку неоднозначно закономерное, новое, неожиданное адаптационное решение способно вывести организм за сложившиеся рамки как видовой, так и межвидовой конкуренции, обеспечивая процесс биологического развития, при этом все же не растрачивая понапрасну энергию на образования нежизнеспособных уродливых форм.

Отражение действия подобных механизмов можно увидеть на графике любого биологического процесса, на котором, как правило, общая тенденция просматривается на фоне вариабельности конкретных значений и параметров.

Как ни парадоксально, допустимость направленной флуктуации для созидания систем используется живой природой практически во всех биологических процессах как основное средство в арсенале способов системной стабилизации.

Возвращаясь к теме развития отметим, что такая направленная биологическая флуктуация начинает отсчет конкретного развития новой системы, знаменуя как событие начало дофункционального этапа.

Весьма иллюстративно системные преобразования просматриваются, например, у малярийного плазмодия, который способен видоизменяться в борьбе с имунными системами организма.

Защитные системы плазмодия обеспечивают для него новые качественные состояния, до поры не известные организму хозяина, что позволяет плазмодию существовать. При этом всегда стоит задача создать незнакомое состояние для того, чтобы не быть замеченным организменными механизмами уничтожения инородных белковых тел.

Плазмодий приспособился выживать за счет быстрого использования флуктуации. Но в плазмодии, хоть и есть жизнь согласно принятому определению, но ее (сравнительно!) немного. Иное дело многоклеточные организмы, в которых функционирует великое множество живых систем, постоянно созидающих себе подобных по мере необходимости и даже без нее, опережая развитие событий.

Существенной и особенной находкой живой природы является также "догадка" о том, что непосредственное реагирование на изменение внешних условий системным видоизменением является весьма дорогостоящим занятием. Гораздо более эффективно вызывать некоторое количество видоизменений до того, как в этом назреет крайняя необходимость, в порядке профилактики обеспечивая конкурентноспособность организму в режиме опережения событий. Если такое видоизменение оказывается неблагоприятным, организм, естественно рождается нежизнеспособным и ветви эволюции не получается. Но если такая находка случается в верном направлении, то в этом верном направлении прогрессирует и дальнейшее видообразование.

Создается впечатление, что для закрепления опережающего формообразования достаточно даже небольшой и малозаметной пользы или хотя бы отсутствие явного вреда.

Похоже, именно этим объясняются такие явления эволюционного процесса, как образования странных органов, которые не приносят животным внешне заметной, явно выраженной пользы. Это относится к хвосту павлина, длинному зубу кита нарвала, широкому и неудобному носу рыбы веслоноса и некоторым другим подобным явлениям. Такие крайности случаются довольно редко, чаще опережающее видоформирование менее выражено и малозаметно.

Особенно эти процессы усиливаются в случае явного давления изменившихся внешних обстоятельств на сложившуюся адаптационную форму; генетика знает много случаев усиления мутационного процесса, когда внешние факторы приближаются к порогам видовой толерантности. Несомненно, столь полезный механизм, направленный на опережение событий, обеспечивающий организму большие преимущества в конкурентной борьбе за выживание, должен был закрепиться генетически. Поэтому практически вся живая природа содержит в себе некоторую направленность на развитие в форме внешней экспансии.

Настроенность на развитие тоже является основным, хотя и необязательным признаком жизни, в частности жизни биологической, осуществляющейся в той форме, к которой мы привыкли в бытовом представлении. Иначе говоря, если хочешь жить - скорее эволюционируй, такой девиз хорошо отражает специфику биологической природы. Эта тема сама по себе интересна, но мы не будем останавливаться на ней, иначе сильно отклонимся от поставленной задачи.

Просто в живом организме видообразование случается всегда предметно. Совокупность условий и правил, отражающая внешнее и внутреннее состояние организма, регулирующая процесс системообразующей флуктуации и закрепленная в генетическом и ином внутриорганизменном материале, организована так, что новая система возникает всегда в натуральном виде. Лишь затем реальное стечение жизненных обстоятельств показывает, насколько этот эволюционный шаг эффективен. Но даже в режиме опережающего системообразования такой процесс энергоемок, поскольку требует всегда реального воплощения и последующего закрепления последствий модифицирующей флуктуации.

Гораздо проще, имея дополнительный набор информации об условиях окружающей среды, провести модификацию под себя непосредственно входного системообразующего потока. Именно такие явления можно наблюдать в процессах реализации разумной жизни. Например, в ответ на уменьшение естественной освещенности человек изобретает и делает лампу, или просто включает ее, если она уже изобретена, обеспечивая себе постоянство светового потока на входе, вместо того, чтобы в течение многих биологических поколений модифицировать глаза для лучшего восприятия плохо освещенных предметов. В реализации подобных случаев организм получает сверхпреимущества в борьбе за существование. Подобная ситуация имеет место в организации разумных систем, которые в лице одного из представителей гуманоидного типа добились особенного эволюционного расцвета.

В ситуации неадекватного входного потока разумная система "А" может перерабатывать его изначально как информацию, образуя затем до того неизвестную систему "N". Система "N" перерабатывает поток "H", добиваясь адекватного изменения входного потока до "F". Качественную переработка потоков в разумной системе можно проиллюстрировать следующей схемой.

Пунктиром обозначен характерный признак разумной системы - "петля разума".

Рис.4 Разумная система.

В данном случае существенным моментом также является то, что система N заранее не содержится в системе A, а изготавливается посредством той же направленной флуктуации. Таким образом, в разумной системе входной поток поэтапно обрабатывается как бы два раза. Сначала обязательно в форме информации, а затем в форме сущности, порожденной отчасти действием самой системы.

Действие системы A изначально основано на устремлении к F. В данном случае система стремится изготовить нечто похожее тому, что уже установлено изначально. Поэтому N должно содержать отражение F в виде модели, только тогда в итоге получится необходимый результат, и мы фактически приходим к понятию т.н. "эквифиналитета". Эту известную современному естествознанию категорию используют в качестве одного из основных признаков разумной жизни, утверждая подобие начала (проекта) конечному результату.

Здесь как бы следствие некоторым образом опережает причину, когда разумный организм творит по заранее установленному образцу, чтобы добиться конкретной определенной цели.

Разум изготавливает сначала внереально-вневременную модель входного потока, воспринимаемого как объект, - будь то модель реально-временной системы, либо системы последовательности операций (программы), имеется ввиду любой объект даже несистемной организации. В принципе это такой же процесс, который типичен для переработки любого системообразующего потока, но отличается лишь наличием двух этапов переработки входного потока, разделяющихся во времени, когда на предварительном этапе разумная система преобразует всегда информацию.

Похоже системный подход способен привнести в данном случае некоторую пользу, встраивая, в частности, известное понятие эквифиналитета в некоторую классификацию систем. Но самое важное в нашей попытке подобной классификации состоит в возможном объяснении наличия всего трех основных способов существования систем в виде: неживого (физический и химический и т.п. способы), живого (биологического) и разумного (духовного), и никаких других. Стоит задуматься над весьма интересными вопросами. А почему, собственно, нет и не может быть в этом списке больше трех составляющих? (Почему эта совокупность представляется конечным множеством из трех элементов?). Если это естественно сложившаяся классификация, то по какому основанию?

Думается, это происходит по той причине, что в общесистемной организации Мира изначальную данность имеют всего три системных атрибута: собственно сама система, а также входной и выходной потоки, проникающие через нее. При этом способ существования неживых систем акцентирован на качественное изменение выходного потока и только, живых систем - не только, но и на изменение самих систем, разумных систем - не только, но и на изменение входного потока.

Идентифицируя окружающие объекты, сознание человека неявно использует именно эти принципы для разделения множеств живых, неживых или разумных объектов, что можно показать на примере.

Для этого подойдет любой простенький случай, например, рассказанный одним владельцем собаки .

Фокстерьер обнаружил на прогулке длинную свежую говяжью кость, которой решил "заняться" в укромном месте, чтобы исключить посягательства конкурентов.

Взяв кость за середину, собака понесла ее к отверстию в заборе, чтобы пролезть в него и там спрятаться от посторонних глаз. Но при попытке это сделать, длинная кость поперечно уперлась в края узкого отверстия, препятствуя одновременному проникновению и кости и собаки. После нескольких неудачных попыток фокстерьер положил кость на землю, несколько секунд посидел, разглядывая отверстие, а затем сначала пролез в отверстие сам, просунул сквозь него морду и взяв кость за один конец свободно протащил ее за собой продольно через отверстие. Наблюдательный хозяин собаки идентифицировал это поведение как проявление "разума".

В сущности фокстерьер изобрел из внешних предметов, а именно кости, забора с узким отверстием и собственного тела, систему-устройство для обеспечения сохранности кости. Помещая в эту систему кость, питательная ценность которой носила вероятностный характер (может отберут, а может - не отберут) собака в итоге получила качественно иную кость, питательная ценность которой стала практически детерминированной (теперь не отберут).

Данная система по разумному типу сначала анализирует информацию о ситуации, идентифицируя внешний поток как неадекватный, а затем вырабатывает нечто, что направлено на изменение этой внешней ситуации. Так обеспечивается поддержание адекватности внешних потоков. Мы бы не признали наличие разума в ситуации, когда собака отказалась бы от попыток пронести кость через отверстие, потеряла бы ее из-за агрессии более сильных собак-конкурентов, а затем приспособилась бы питаться травой. Но признали бы наличие в такой системе жизни, поскольку наблюдали бы явление "адаптации". Соответственно, мы бы не признали наличие жизни в объекте "собака", если попытки пронести кость через отверстие продолжались бы одним и тем же способом вплоть до исчерпания энергетических ресурсов системы, например, полного израсходования батареек, если бы имели дело с механическим псом, который может качественно перерабатывать внешний поток информации только исходя из заложенных в него алгоритмов поведения (в данном случае не сам пес должен был придумать способ). Но и в этом случае признали бы объект некоторой системой и затем попытались бы выяснить его структурно-элементное устройство, если эту неизвестную систему придумали инопланетяне (которые заложили в него этот способ). Наконец, мы бы вообще не подумали о существовании какой-либо системы, если бы рядом с отверстием в заборе лежал просто камень.

Этот пример наглядно иллюстрирует, что жизнь и разум принципиально могут быть определены с позиций системологии. При этом выделение системологических атрибутов позволяет переместить спонтанно сложившиеся алгоритмы классификации объектов неживого, живого или разумного системного типа в область явных научных методов.

Предлагаемые здесь принципы классификации систем порождают огромный спектр весьма интересных следствий и вопросов, которые никогда явно не замечались как имеющие отношение к познанию общих закономерностей.

Например, вряд ли у кого может вызвать сомнение, что живой или разумный организм может состоять в конечном итоге системного дробления из неживых и неразумных элементов (отдельные химические вещества, молекулы и т.п.). Разумный организм (человек) может быть также теоретически разложен на совокупность неживых и живых систем. Здесь мы имеем восходящий принцип системной организации, от механического разумному.

А может ли случаться обратное явление, - нисходящий принцип системной организации, когда живые системы образуют механическую систему, а разумные системы образуют систему механического типа или только живую?

Как это ни выглядит парадоксально, но и такое встречается довольно часто.

Самый простой пример - механической системы, организованной из разумных элементов, это строй солдат на плацу, точно выполняющий команды вышестоящего начальника. Чтобы ни думал каждый солдат в отдельности, строй, как механическая система перерабатывает строго определенные команды (входной поток) в строго определенные алгоритмы поведения каждого элемента (выходной поток). Любой акт адаптационного поведения или изобретения нового алгоритма поведения немедленно ломает всю механическую систему.

Интересно привести более сложный пример. Как оказывается социальная система "семья" может принимать любой из трех названных типов в системной классификации.

Особенности семьи механического типа, например, анализируются Н.Островским в драме "Гроза". Жесткий "домострой", насаждаемый насильственно почти полностью регламентирует поведение индивидов настолько, что лишь самоубийство героини является единственно возможной формой борьбы с этой унылой механистичностью, основанной на социальной и материальной зависимости.

Просто живой тип представляет из себя семья, которая исследуется Л.Толстым в "Крейцеровой сонате". Здесь чувствуется, что семья в большей степени подвержена вероятностной динамике, адаптационные решения складываются спонтанно в рамках общепринятых закономерностей, но минуя этап предварительного моделирования. Главный герой этого романа может ревновать, а может и не ревновать свою жену, это его выбор. Последствия выбора не просчитываются. Когда выбирается нечто (в данном случае ревность), система "семья" сразу предметно начинает эволюционировать в новом направлении, пусть даже и к собственной гибели (эволюционный тупик).

Разумный тип семьи - это семья дядюшки главного героя "Обыкновенной истории" Гончарова. Этот персонаж исключает для себя возможность внешних проявлений ревности. Наоборот, старается пригласить понравившегося жене кавалера в гости и всячески его облагодетельствовать.

Таким приемом дядюшка расчетливо снижает вероятность супружеской неверности по причине направленной активизации комплекса внутриличностной морали. В сущности, овладев в результате жизненного опыта некоторыми закономерностями психологии, он изобретает алгоритм стабилизации системной структуры семьи по отношению к внешним обстоятельствам.

Данная разумная мысль дядюшки в большей степени принадлежит внешней системе "семья", нежели личностным амбициям; он, таким образом, частично "делегирует" собственную мыслительную способность во внешнюю систему, которая при этом сама становится как бы разумной.

Аналогично можно показать, что государство является чаще всего разумной системой, когда его руководитель может мыслить как угодно, но вынужден создавать и реализовывать алгоритмы поведения, хотя бы внешне не нарушающие (естественно, по его мнению) интересы этой надиндивидуальной внешней системы. Иначе она быстро погибнет или произойдет смена лидера.

Например, система "этнос", судя по исследованиям Л.Н.Гумилева, тяготеет к полюсу механистичности, определяя стойкие стереотипы реагирования индивидов на стандартные жизненные ситуации, и лишь в периоды "пассионарных напряжений" приобретает живые свойства, адаптирующие социум в новой эволюционной эпохе.

При этом в состоянии пассинарного напряжения новые этнические черты никем не изобретаются и не оформляются изначально в качестве модели, что и заставляет нас причислить этнос к живому типу в системной классификации. В эти периоды выделяются лидеры, задающие пример для подражания, но затем система возвращается близко к механическому типу.

Система "нация", как и этнос, чаще всего механистична в стационарном состоянии.

Опасны состояния, когда она приобретает разум. В этом состоянии любая система "нация" часто - разумный агрессор, нарушающий сложившийся баланс межсистемных взаимодействий.

Если нация приобретает разум в лице национального лидера в процессе борьбы за национальное равноправие, то это, конечно, можно считать положительным явлением с точки зрения принципов общечеловеческого солидаризма. Ключевое, оценочное значение для этой борьбы должны играть принципы гуманоидной морали.

Но в условиях отсутствия национальной и расовой дискриминации активизация этой системы по разумному типу соответствует возникновению опасного социального хищника, способного "поглотить" миллионы жизней. В качестве хорошей исторической иллюстрации можно рассматривать германский фашизм. Это яркий пример того, что нация в целом способна при определенных обстоятельствах превращаться в опасного социального хищника. Поэтому любой лидер нации (не государства) в условиях национального паритета чаще всего должен восприниматься как преступник, нарушающий существующий межнациональный баланс, который государство часто стремится закрепить при помощи законодательного запрещения крайних проявлений национализма.

Из этих примеров становится понятным, что системы могут обладать смешанным типом переработки системообразующих потоков, обнаруживая то механический, то живой, а то разумный тип функционирования. Кроме того, могут возникать и смешанные типы с преимущественным уклоном к любому из названных базовых типов. При этом на отдельных этапах такие системы могут выглядеть то как механические, то как живые, то как разумные. Тогда может возникать вопрос о количественном соотношении типов классификации в рамках одной системы.

Такая количественная оценка, конечно, составляет весьма сложную проблему, которая в некоторой своей части издавна вызывала у познающего мир человека самый живой интерес и даже приобрела несколько решений. Тому свидетельствует, например, методика определения IQ -т.н. коэффициента интеллектуальности.

В этой методике заложен постулат, что люди, являясь одинаково живыми существами, кроме того могут различаться по степени разумности. Эти факты доказывают, что система может оцениваться не только как принципиально разумная или нет, но и по содержанию определенного количества разума.

Аналогичный подход просматривается и по отношению количества содержания жизни в биологических системах. В данном случае "количество жизни" почти полностью совпадает с нашим представлением об уровне сложности биологического организма.

Например, в нашем понимании вирус в пределах своей наблюдаемой организменной границы может быть проще устроен, чем теплокровное животное, поскольку в вирусе содержится меньше систем, способных к адаптации по сравнению с их обилием у теплокровных, хотя их меньшее количество, отнюдь, не означает их меньшей эффективности для обеспечения жизнедеятельности вируса в специфических для него условиях существования. Поэтому биология делит весь животный или растительный миры на "низший" и "высший", понимая, конечно, запрятанную здесь условность.

В данном случае принципиально, что наше сознание пытается не только отнести объект к механическому, живому или разумному типу вообще, но и экспертно расположить объект в соответствующей количественной шкале уровня содержания жизни или уровня содержания разумности. Этим наши научные представления как модель отражают фактическую природную системную специфику.

Эти несколько примеров хорошо иллюстрируют сложность и диалектичность мира социальных систем. Создается впечатление в этом мире можно обнаружить много интересного, используя указанные принципы системной классификации.

5.2. Типы взаимодействий

Межсистемные отношения весьма многогранны и, порой, также сложны для обнаружения и понимания как и устройства самих систем.

Здесь попытаемся отметить самое важное, приведя примеры некоторых возможных классификаций, что поможет нам использовать выработанное понимание этой проблемы в дальнейших исследованиях.

В начале отметим, что существуют системы не взаимодействующие друг с другом, то есть никак не влияющие друг на друга, как не влияет существование какой-нибудь бабочки в Северной Америке на существование муравья в африканских джунглях.

Факт этот кажется очевидным, но, как ни странно, строго доказать это утверждение для возможных скептиков совсем не просто. Если некоторые люди твердо верят, что ни один волос с головы не падает помимо воли Бога, то почему не верить и в последствия предельно слабых системных воздействий, передающихся по внешним каналам. Не вдаваясь в такого рода сложности просто сразу примем постулат, что, если воздействия системы на окружающую среду меньше определенной интенсивности, то она не может обусловливать изменения состояния другой системы.

Любая цепь закономерностей прервется по дороге по причине флуктуаций, которые "скушают" эту цепь тем скорее, чем слабее и отдаленней это начальное воздействие.

Гораздо интереснее для нас результативные взаимодействия, в которых различные системы выступают в роли субъектов различных отношений. В этом случае интенсивность выходного потока достаточна для передачи воздействия на другую систему.

Начнем с самого простого. Системные отношения могут быть классифицированы по основанию положения относительно собственных границ.

Давно подмечено, что системам свойственно организовывать иерархически упорядоченные множества. Так обыкновенный автомобиль помимо несистемных элементов (отдельно: болт, коленвал, колесо и пр.) содержит несколько типично системных объектов: двигатель, карбюратор, бензонасос и пр. Некоторые из этих систем сами содержат системы. Например, карбюратор включает в себя экономайзер. Экономайзер - необходимая часть карбюратора. Карбюратор, двигатель и бензонасос - необходимые части автомобиля и т.п. В данном случае мы имеем дело с отношением систем в вертикальной иерархии.

Отношение горизонтального типа случается, когда, например, двум оленям пришла охота противоборствовать в турнире за обладание самкой, или нападение леопарда на оленя - примеры горизонтального взаимодействия, когда элементы этого отношения не находятся в отношении согласованного подчинения.

Иерархические множества систем могут быть организованы по принципу механической зависимости или органической зависимости.

В первом случае подчиненный элемент системы не является самостоятельным субъектом отношений, как не является двигатель самостоятельным субъектом отношений в системе "АВТОМОБИЛЬ". Механическая система в данном случае не несет в себе никакого активного начала, которое можно уподобить специфической системной воле. Представляется, что в основе любой активной субъективности (функционально связанной с проявлением воли) лежит способность к осуществлению направленной флуктуации. Так двигатель - не субъект отношений, поскольку не содержит механизм реализации направленной флуктуации, которая реализуется в рамках ограничений, накладываемых системными отношениями более высокого уровня. В то время как живые или социальные системы чаще всего устроены по органическому принципу, основанному на иерархическом объединении субъектов.

Так, например, человек, как субъект правовой системы, может реализовывать любое волевое решение, но в рамках законов, диктуемых государством, и только в этих рамках его поведение может быть непредсказуемым, то есть случайным. Аналогично поведение пчелы с одной стороны подчиняется ограничениям, установленным для общей системы пчел, составляющих улей, а с другой стороны может быть непредсказуемым внутри рамок этих ограничений.

Еще одна плоскость классификации может быть проведена на основании типа противостояния, что выразим гипотетической шкалой отношений.

Вполне понятно, что такая классификация распространяется только на полноценных субъектов системных взаимодействий, относящихся к области синергетики. Наглядные примеры таких взаимодействий можно во множестве обнаружить в сфере биологии, откуда мы и позаимствовали термины для обозначения классов, хотя разнообразие природных явлений, стоящих за этой классификацией имеет характер весьма общей закономерности и выходит за рамки собственно биологии.

Рис.5 Классификация системных взаимодействий

Например, "конкуренция" может соответствовать "антагонизму", "видовой конкуренции" в биологии, "экономической конкуренции", а "хищничество" в частном проявлении может соответствовать "геноциду", или "терроризму", "паразитизм" - "диктатуре пролетариата" или "диктатуре буржуазии" или "диктатуре бюрократии" и т.п.

Но поскольку в биологии эта проблема изучена наиболее полно, то для обозначений в формализации общих закономерностей мы будем использовать термины биологии. Кратко рассмотрим эти классы по отдельности.

Выше оси "безразличия" расположены классы "солидаризма".

Понятие "симбиоз" охватывает явления взаимовыгодного сосуществования типичных субъектов в рамках общей системы. Так устроен любой биологический организм, органы которого специализированы на отдельных функциях. Примером такого отношения является и государство, обеспечивающее существование своих специализированных подсистем на основе их взаимодополнения. В данном отношении субъекты обречены на совместное существование часто в условиях жесткого распределения системных функций, определяемых общесистемными интересами.

"Комменсализм" - или "сотрапезничество". В данном случае организация внешней системы привносит условную пользу субъектам взаимодействия, при этом подсистемы в принципе остаются способными и к самостоятельному существованию.

Так, например, организованы некоторые стаи животных. С одной стороны, сосуществование в стае обеспечивает дополнительные шансы на выживание, но с другой стороны, отдельная особь принципиально способна к самостоятельному выживанию.

Также устроены и некоторые общественные системы у людей. Например, участие в профсоюзе важно для обеспечения стабильности общественного статуса индивида, но и отсутствие членства в профсоюзе в принципе не ведет к гибели индивида.

"Сожительство" несколько отличается от "безразличия", основанного на полном игнорировании совместного существования. "Сожительство" может случаться и у взаимодействующих систем. Так, например, пассажиры автобуса стихийно взаимодействуют, поскольку связаны необходимостью согласованно располагаться внутри автобуса, но их совместное отношение не предполагает получение конкретной пользы, но и не содержит признаков ущемления интересов, если автобус не переполнен.

"Конкуренция" через ось "безразличия" переносит нас из области солидаризма в область противостояний.

"Конкурируют" и животные за природные ресурсы, фирмы за потребителей, политики за власть. В данном классе присутствует взаимное ущемление жизненных интересов взаимодействующих субъектов.

"Паразитизм" - выживание одного субъекта за счет частичного ущемления жизненных интересов другого субъекта. В таком отношении находится не только, скажем, клещ или блоха, или болезнетворный микроорганизм по отношению к организму хозяина, но и вор, взяточник, фальшивомонетчик по отношению к системе государства или его подсистеме.

"Хищничество" заключается в выживании одного субъекта не просто за счет ущемления интересов, но за счет фактического уничтожения другого субъекта взаимоотношения. Классический пример взаимоотношение хищника и жертвы в биологической природе. Это также "война" или "геноцид" в области общественных отношений.

Стоит обязательно заметить, что взаимодействие систем носит относительный характер в зависимости от уровня системного ограничения.

Например, отношение льва к одной жертве, например, к оленю является хищничеством, поскольку отдельная жертва этого взаимоотношения уничтожается. Отношение льва к стае оленей подпадает под определение паразитизма, поскольку стая не уничтожается львами полностью, а страдает частично, как страдает тот же лев от блохи, как кожного паразита. Но, что парадоксально, отношение всей популяции оленей к популяции львов принимает характер типичного симбиоза, поскольку львы преимущественно уничтожают старых и больных оленей, препятствуя распространению болезней и генетическому вырождению данной популяции оленей. Именно поэтому, насильственное уничтожение хищников человеком приводит не просто к гибели популяции данных хищников, но и уничтожению неяркой системы, базирующейся на естественном отношении между популяциями. Вне этой симбиотической системы популяция оленей может проигрывать в межсистемных противостояниях, например, в таких, как популяция оленей - совокупность патологических бактерий.

Следует напомнить, что в данном случае термины системных отношений "паразитизм", "симбиоз" и пр. не являются чисто биологическими в их традиционном понимании на столько, насколько биология не совпадает с философией. Мы их понимаем как знаки системологических отношений.

Таким образом, одни и те же элементы систем, могут находится в различных взаимоотношениях в зависимости от статуса в рамках конкретного системного ограничения. На каждом уровне ограничения эти элементы составляют всякий раз иную, особенную систему, которая также особенно относится к окружающему миру. В сущности переходя от уровня к уровню системного ограничения, мы имеем дело всякий раз с особенной системой, также особенно относящейся к остальным возможным членам субъектного взаимодействия.

Важный момент составляет возможность классификации систем по способам развития.

В осуществлении актов развития живая или разумная система должна активно изыскивать некий ресурс для этого развития, который является ничем иным, как входным системообразующим потоком. Природа предлагает несколько вариантов, позволяющих достигнуть цели. О направлениях эволюции можно судить по рисунку 6.

Суть этой схемы состоит в отражении направлений ресурсного обеспечения актов системного развития. Вертикальная ось соответствует типу используемого ресурса.

Живая или разумная система может за счет качественной модификации попытаться интенсифицировать использование обычного для себя ресурса развития.

Таким образом могло произойти развитие фильтрующего аппарата у китов, или копытных конечностей у наземных теплокровных животных. То есть, если кит питается планктоном, то развитие популяции может происходить за счет возникновения и совершенствования аппарата фильтрации планктона из воды.

Несколько иная ситуация происходит, когда система преимущественно или полностью заново осваивает новый системообразующий поток. Например, для того, чтобы появился конкретный вид хищника, сначала должен возникнуть конкретный вид жертвы. Процессы организменной модификации хищников и жертв в этом случае могут происходить параллельно по отношению к реальному времени, но в отношении системной событийности - это последовательные процессы.

Рис.6 Модель направлений эволюционного выбора

Сначала создается ресурс (жертва), затем этот ресурс начинают осваивать иные системы (хищники). В другом примере новый ресурс может быть освоен в процессе симбиотических системных взаимодействий. Это получается в ситуациях подобных объединению теплокровных жвачных животных и пищеварительных микроорганизмов, нашедших себе обиталище в пищеварительном тракте. Такой симбиоз позволяет системе животное-микроорганизм совместно осваивать питательные вещества растений, что невозможно вне сферы этого симбиоза.

Горизонтальная ось отражает способ освоения ресурса развития. По направлению вправо система использует эгоистические принципы ресурсного обеспечения. Здесь развитие достигается за счет усиления подсистемы, которая тем или иным образом, в той или иной степени действует в ущерб иным подсистемам в рамках общей системы. Например, если в процессе эволюции качественно увеличивается размер хищника, тогда он приобретает новые свойства, позволяющие более эффективно ловить "жертв" - хищничать в некоторой системе видовых сообществ.

По другому направлению используются принципы альтруизма. В данном случае новая система интегрируется для облегчения освоения ресурса за счет совместных усилий, основанных на обобщении некоторых целей и межсистемной специализации, не задевая жизненных интересов иных взаимодействующих систем. Типичная ситуация - формирование сообщества общественных насекомых, например, - пчелиный улей. В стайном объединении хищников также присутствует альтруизм в некоторых уровнях системного ограничения.

Объединение хищников в стаю может облегчать воспитание потомства. При этом в случае угрозы для молодых животных отдельные члены стаи могут проявлять жертвенность, что составляет явление альтруизма. Поэтому в применении подобной классификации надо всегда оглядываться на уровень и способ системного ограничения, чтобы не запутаться в терминах и принадлежности той или иной закономерности.

Любой акт системного развития может быть классифицирован посредством представленной схемы. Эволюционный выбор системы типа акта развития определяется лишь особенностью коридора для направленной флуктуации, где немаловажную роль играет энергетическая цена данного акта эволюции. Так например, если крысам более просто питаться зерном на складе, то возникнет система стайного альтруизма, в рамках которой крысы будут обмениваться поведенческим опытом для интенсификации освоения этого ресурса Точка, соответствующая этой организации попадает в нижнюю левую четверть 1 схемы.

Но если стаю крыс загнать в замкнутый ящик и долго не кормить, то в случае определенных трудностей на возможных путях, ведущих к освобождению, некоторые крысы перейдут на хищнический способ существования за счет поедания своих сородичей - недавних партнеров по альтруистическому типу межсистемных взаимодействий. Это явление соответствует точке в правой верхней четверти 3.

Если провести границы системы не на уровне отдельной крысы, а рассматривать уже сложившуюся систему "крысиная стая", то крысиные атаки на склад с зерном могут сопровождаться количественным увеличением особей в стае. В результате качественного скачка, который произойдет рано или поздно, возникнет система, которая может вытеснить из склада стаю мышей в системе "стаи грызунов". Подобное "эгоистическое" усиление именно этой рассматриваемой системы попадет в правую нижнюю четверть 4.

Точке в оставшейся четверти графика 2 будет соответствовать яркий пример системного объединения жвачных теплокровных с пищеварительными бактериями, в котором обе подсистемы лишь сообща способны осваивать растительные компоненты рациона.

В этой главе мы попытались объяснить несколько возможных способов классификаций, в основном, на наиболее ярких примерах из сферы биологии. Приведенные классификации будут справедливы для межсистемных отношений, которые изучаются и другими науками, имеющими интерес к познанию многих синергетически устроенных систем.

Глава 6
Неявная системная традиция

Применение элементов системного подхода в науках о неживом, по-видимому, имеет самую древнюю историю. Если наивные теории о богах и духах, как некоторых прообразах субживых и субразумных мировых систем, определяющих в том числе и механические взаимосвязи, не относить к явно научному применению теории системности, то можно предположить, что первые попытки применения этого подхода, как научного метода, представляющего объект в качестве сложной, ограниченной системы иногда с до конца не ясной структурой, знаменовали этап выделения физики из области представлений и принципов ранее оформившейся механики.

Ведь для того, чтобы построить примитивный корабль или передвинуть каменную глыбу при помощи рычага совсем не обязательны глубокомысленные системные представления, поскольку здесь просто нет потребности в высоком уровне абстракции. Но вот обоснования понятия "физиса" как первой и фундаментальной, безграничной реальности древним философом Фалесом из Милета, или "апейрона" Анаксимандром требуют уже некоторых элементарных, но в значительной степени абстрактных представлений о существовании ограниченного, а также понимания сути и роли ограниченности как некоторого фундаментального свойства.

Понятие бесконечного здесь вырастает из более близкого человеческому пониманию конечного, ограниченного, от которого остается один шаг до представления объекта в виде системы.

Приступая к акту познания, человеческая мысль изначально проводит границу между объектом и субъектом, а затем "сворачивает" объект в собственную границу, неизбежно формируя виртуальную модель.

Следующие шаги могут случаться в нескольких "несистемных" вариантах; можно, если именно это необходимо, выяснить, что и как влияет на этот объект, или можно выяснить на что и как влияет этот объект, и, кроме того, если возможно, - как этот объект устроен в попытке внедриться в глубинную причинность происходящего. Во многих случаях интересен весь этот комплекс, когда влияние объекта увязывается с каким-то влиянием на объект, при этом подразумевается граничное проникновение входного и выходного "воздействий". В этом случае мы имеем типичную схему системного подхода, предусматривающую сознательную направленность на объективирование всех системных атрибутов.

К примеру "системно" должен был мыслить М.Ломоносов, открывая закон сохранения вещества.

Напомним суть его эксперимента.

Если в колбу (ограниченную систему) поместить вещество (один входной поток) и подвести теплоту, поставив колбу на огонь (другой входной поток), то после нагревания получаем вещество с увеличенной массой (один выходной поток, качественно измененный по отношению к входному потоку) и тепловой поток от остывающей колбы (второй выходной поток).

Изменение массы вещества могло произойти либо в результате накопления "теплорода" из огня, либо по другой причине, которая должна быть увязана с иным входным потоком.

В запаянной наглухо колбе масса вещества не меняется. Значит "теплород" не проникает, а, следовательно, не существует (отрицание гипотезы о "теплородном" входном потоке).

Но если колба открыта, масса вещества изменяется. Значит отсюда происходит еще один входной поток. Скорее всего первоначальное вещество соединяется с воздухом.

Следовательно воздух является настоящим входным потоком, а массовая сумма входящего равна массовой сумме выходящего, только вид (иначе говоря качество) выходящего закономерно изменилось.

Конечно, вряд ли Ломоносов применял наши системные термины, но направленность мысли на поиск системных атрибутов здесь присутствует вполне отчетливо.

Даже беглого взгляда достаточно, чтобы увидеть, что на достоинствах системного метода основана вся классическая термодинамика, большая часть современной химии, астрономии и других классических "неживых" наук. В принципе, в каждом методическом подходе можно разглядеть какие-то системные методические приемы, но в отношении очевидной направленности на логическое оформление и исследование полного набора системологических атрибутов, науки, близкие к физической термодинамике и кибернетике играют ведущую роль. Как в науках строгих, "привыкших" к математике, здесь обнаруживаются сильные тенденции к построению завершенных по структурному содержанию моделей, из-за чего в само понятие системы включается требование "фиксированности" и "преобладания внутренних связей" между элементами системы.

Порой это приносит пользу, например, в построении механических моделей, но сильно теряет эффективность в приближении к "живому" и особенно к "разумному". ( При этом не предусматривается биологическое "моделирование", где элементы схемы биологической системы жестко фиксируются по содержанию и отношениям; речь идет о признаках природной, независимой от сознания системы как таковой).

В этих областях элементный состав часто неярких или скрытых систем и всевозможные внутренние и внешние связи столь сложны для объективирования, формализации и непостоянны, что классическое термодинамическое представление о системе иногда начинает сильно тормозить все благородное дело.

Вполне уместно заключить, что в науках о неживом применение принципов познания объектов, как систем, имеет вполне развитой характер, и усовершенствование понимания системы способно придать деятельности в этой сфере научного знания полезную обобщающую направленность.

Часть 2
Гипотезы

Глава 1
Гипотетическая модель начала системного мира

Совершенствование системной теории с необходимостью и пользой затрагивает физику несистемных объектов, которые возникают в области эйнштейновского релятивизма, поскольку понимание системы одновременно есть и понимание несистемы.

Попытка разобраться в этом разделении все время производит на нас впечатление, что несистемный мир должен быть устроен как-то весьма просто, чем бесконечно разнообразный мир системной конкретики.

Если подумать, сколь сложна теория сопротивления материалов, изучение которой связано с бесконечным разбирательством формул и частных закономерностей, и в то же время теория относительности была придумана человеком, в определенном смысле, далеким от высокого физико-математического профессионализма, хотя при этом все стройное здание классической физики оказалось фактически вывернутым наизнанку.

Не настаивая особенно на утверждении этой простоты, представляется интересным обозначить методические подходы к познанию закономерностей несистемного с позиций общей теории систем.

Для этого попытаемся придумать гипотетическую модель Вселенной, которая в своей структуре и своем происхождении сочетается с предлагаемыми системными концепциями.

Сначала попытаемся собрать все подходящее к делу из сферы релятивизма Эйнштейна и предположений о состоянии Вселенной.

1. Известна модель расширяющейся Вселенной, основанная на общей теории относительности Альберта Эйнштейна.
   По этой теории Вселенная могла произойти в результате колоссального взрыва, который произошел примерно 12-18 млрд.лет назад.
   "Вначале был взрыв. Не такой взрыв, который знаком нам на Земле и который начинается из определенного центра и затем распространяется, захватывая все больше и больше пространства, а взрыв, который произошел одновременно везде, заполнив с самого начала все пространство, причем каждая частица материи устремилась прочь от любой другой частицы"[23]. Начальное состояние Вселенной представляют в виде т.н. "сингулярной точки", в которой сосредоточились бесконечная плотность массы, бесконечная кривизна пространства и взрывное, замедляющееся со временем расширение при высокой температуре, при которой возможно существование лишь самых элементарных частиц. Эти частицы - фотоны и нейтрино продолжают метаться до сих пор по нашей Вселенной в виде "реликтового излучения", которое лишь недавно удалось зарегистрировать при помощи мощных современных приборов.
2. Существует взаимосвязь между массой и энергией, выражаемая формулой Е= мс 2 , где Е - энергия, М - масса, С - скорость света. Следствием из этой известной формулы (т.е. М=Е/с 2 ) пытались обосновать теорию, согласно которой Вселенная, в которой нам повезло существовать, произошла от столкновения двух сверхбыстрых элементарных частиц.
3. Масса искривляет пространство. Следовательно колоссальная масса должна колоссально искривлять пространство.
4. Ограниченная системная Вселенная должна включать ограниченное количество структурированной массы.
5. Концентрация массы относительно замедляет временную последовательность событий. Так, например, теоретические расчеты показывают, что в космических "черных дырах" время течет очень медленно относительно тикания наших земных часов. Следовательно глобальная концентрация массы может приводить к глобальным замедлениям времени.
6. Ускорение и гравитация могут иметь единую природную основу.
7. Ускорение безотносительно и неуничтожимо. Последний пункт требует специального пояснения.
   Факт приложения энергии к телу одновременно соответствует факту свершения ускорения. Движение относительно, но факт ускорения, как и законы сохранения абсолютен и не зависит от точки отсчета и течения времени. Это понимается вполне просто, если две ракеты А и В двигаются навстречу друг другу со скоростью С, то для наблюдателя на А, который может считать себя неподвижным, ракета Б будет приближаться со скоростью С. Аналогичные рассуждения может произвести и наблюдатель на В. Можно также иметь среднего наблюдателя, для которого скорость движения ракет А и В будут одинаковыми и равными 0.5С. Но стоит одной из ракет включить двигатель и начать ускоренное движение, то само ускорение независимо от начальной скорости будет определяться однозначно только для данной ракеты безотносительно от точки наблюдения.
8. Вселенная "стерильна" в том смысле, что не испытывает никакого воздействия других Вселенных. То есть, обозревая Вселенную, мы можем видеть лишь последствия первородного взрыва, как одного события, но не можем обнаружить никаких результатов иных аналогичных событий. Теперь попытаемся в модели объединить все эти принципы.

Такое событие, как столкновения сверхбыстрых частиц примем за основу, в порядке частного случая, к которому можно привязать предельные взаимодействия.

Если к частице прикладывать бесконечно большую энергию то, после достижения скорости света ( выше скорости быть не может), процесс приложения энергии должен сопровождаться согласно формуле Е = МС 2 наростом какой-то относительной массы. Если энергия колоссальна, то и относительная масса будет колоссальна. Но колоссальна только по отношению к другим частицам, которые являются "сверхбыстрыми" по отношению к рассматриваемой. Здесь постулируется возможность существования двух движущихся относительно друг друга частиц, относительная масса которых может иметь глобально большое значение.

Что может произойти, если в результате флуктуации таким частицам повезет столкнуться? Проведем небольшое расследование. Что произойдет в момент столкновения, когда обнаруживается сам факт взаимодействия?

Сначала заметим, что движение сверхбыстрых частиц навстречу друг другу не может до столкновения сопровождаться никаким, даже световым взаимодействием, поскольку сами частицы двигаются со скоростью света. Следовательно, та колоссальная масса, которая сосредоточена в одной частице по отношению к другой является лишь потенциально существующей массой.

Фактическое массообразование, как событие, должно произойти в результате начала непосредственного корпускулярного взаимодействия, когда столкновение частиц начнет сопровождаться их взаимным торможением. Ускорение торможения становится, таким образом, условием проявления относительной массы.

В этом случае практически в одной бесконечно малой точке пространства одного измерения рассматриваемые частицы должны присутствовать еще в другой ипостаси, как колоссально большая сумма массы и энергии в ином искривленном пространстве. В случае свершения факта взаимодействия, за бесконечно малый промежуток времени (момент), в данной точке пространства ускорение торможения должно пронизывать оба эти измерения, причем ускорение это должно быть направлено строго по прямой, проходящей через центр столкновения, а следовательно устремляя к этому центру всю участвующую массу. Что означает средоточие бесконечно большой массы в бесконечно малом пространстве, практически в точке?

Нам известно из теории Эйнштейна, что массы искривляют пространство тем сильнее, чем больше сами эти массы. Можно поэтому предполагать, что в случае средоточия бесконечно большой массы в точке, искривление пространства также должно носить глобальный характер. То есть искривление пространства в точке столкновения может стать причиной возникновения новой Вселенной, вмещающей в себя реально образовавшуюся массу.

При этом хочется думать, поскольку не видится, как можно думать иначе, безотносительное, абсолютное, неуничтожимое ускорение, направляющее массу взаимодействующих частиц к центру, должно распределиться на всю вновь образованную массу. Средоточие колоссальной массы в первородном пространстве должно также согласно постулатам релятивизма замедлить и время такого взаимодействия до бесконечности. То есть бесконечно короткое событие в одном измерении должно растянуться в практически вечность в другом измерении.

Взаимодействие частиц должно в этом случае длиться предельно долго как событие для производных массы и пространства.

Странное ускорение должно тогда наблюдаться в производном пространстве.

• Во-первых, оно должно иметь общее среднее значение для любой единицы массы во всей образованной Вселенной и любой ее части.
• Во-вторых, оно должно быть направлено в общем и целом в никуда, поскольку центр (точка), относительно которого направлен вектор ускорения развернулся в бесконечное пространство.
• В-третьих, оно должно направлять в центр любую сгущающуюся массу, поскольку, если сгустить всю бесконечную массу, то сумма всех ускорений покажет центроотносительный вектор, обусловленный продолжающимся торможением первородных частиц.

Примечательно, что такое "ускорение" поразительно напоминает гравитацию. Может тогда истоки гравитации, которая лежит в основе системной стабилизации реального Мира, нужно искать в другом измерении? Ведь известно, что ускорение и гравитация имеют поразительно много общего. Это можно понять даже исходя из наших привычных ощущений; например, если при ускорении домашнего лифта мы некоторое время ощущаем тяжесть во всем теле, то только рассудок заставляет признать факт ускорения лифта, а не возрастание общей земной гравитации.

Следует также учитывать и то обстоятельство, что понятие "бесконечности", как известно, не соответствует понятию "ничто". Если существует бесконечно малое, это не значит, что вообще ничего не существует. Если момент длящегося взаимодействия первородных частиц бесконечно долог для производного пространства, то это не значит, что это взаимодействие вообще не длится.

Реально свершающееся ускорение торможения, в принципе, должно обусловливать увеличение концетрации массы частиц в точке взаимодействия и одновременно непрерывный обратно-компенсирующий процесс разворачивания производного пространства, а также поддерживать реальность ускорения-"гравитации". При этом общая сумма массы и энергии в производном пространстве может не изменяться, поскольку они определены дискретно и однозначно изначальными величинами аналогичной суммы у первородных частиц.

Опять же, может быть именно продолжающимся искривлением производного пространства объясняется известное разбегание галлактик. В этом случае такая модель Вселенной совпадает и с фактом отсутствия единого центра этого разбегания и многое объясняет, поскольку центр взаимодействия первородных частиц фактически постоянно разворачивается в бесконечность и присутствует везде. Из этих соображений следует, что самый начальный "первородный взрыв Вселенной", соответствующий Мировой флуктуации взаимодействующих частиц, несколько непохож на обычный взрыв, поскольку не является единомоментным событием для производного пространства, своеобразен по вектору ускорения и до сих пор длится в первородном измерении.

В данном случае не исключается возможность иного рода производного колоссального взрыва новообразованной относительной материи, заполняющей искривляющееся пространство. Имеется ввиду взрыв, последствия которого известны как "реликтовое излучение", объективно обнаруживаемое при помощи физических приборов. Этот второй "взрыв", если он действительно имел место, можно рассматривать как событие, как самую первую границу уже системного Мира.

Такая модель объясняет также и причину, по которой внутри дискретной вселенной не присутствуют следы какого-либо (даже светового) взаимодействия с другими вселенными, и Вселенной, понятие которой соответствует принципиальной все вмещающей бесконечности.

Это потому, что, во-первых, мала вероятность попадания другой частицы в ту же бесконечно малую точку пространства, где происходит взаимодействие первородных частиц, а, во-вторых, бесконечно короткий срок такого взаимодействия частиц в первородном измерении делает маловероятным даже любое световое проникновение в точечную область этого взаимодействия. Ведь для каждой из первородных частиц столкновение остается фактически моментальным событием, несмотря на то, что для какого-нибудь стороннего наблюдателя такое столкновение растянется на многие миллионы световых лет.

Думается, именно поэтому нам полагается наблюдать ночью прелести звездного неба, а не монотонно светящийся днем и ночью небесный купол, состоящий из потоков света, бесконечно истекающего из бесконечного количества звезд (фотометрический парадокс Ж.Шеро). Мы можем наблюдать только те звезды, которые размещаются внутри точечного взаимодействия первородных частиц.

С одной стороны локальная область этого взаимодействия имеет конечную протяженность в первородном измерении, но Мир, рожденный этим событием, не сможет изнутри обнаружить собственные границы!

Модель "длящегося взаимодействия частиц", обнаруживая подходы к объяснению природы гравитации, со стороны системного подхода непротиворечиво подводит мысль к выводам, соответствующим сферической геометрии Римана.

Математика также хочет предполагать, что конечная протяженность и ограниченность не тождественные категории. В этом отношении вся ветвь теоретической мысли, начиная с работ Лобачевского, выглядит как попытка математического описания свойств несистемного мира, в котором любые границы, которыми так привыкло оперировать наше бытовое сознание, исчезают, превращаясь в предельные переходы.

Принцип дискретного устройства производной вселенной естественно связан с временной ограниченностью ее существования, поскольку взаимодействие первородных частиц должно все-таки когда-то закончится.

После окончания взаимодействия частиц в фазе сближения (трудно даже представить реальные сроки такого взаимодействия), скорее всего, должен начаться обратный процесс разбегания взаимодействующих частиц, возможно, изменивших и форму. Это кажется самым правдоподобным допущением, на которое мы способны в данной ситуации.

Трудно, пока, сказать, насколько это предположение согласуется с космогонической теорией Фридмана, которая также допускает возможность обратного "схлопывание" пространства в точку. По его идее "схлопывание" может произойти, если масса вещества в какой-либо вселенной оказывается большей некоторой критической величины. Если этот порог превышен, то силы гравитации "сожмут" нашу вселенную обратно в точку. Подтверждением гипотезы Фридмана считают факт разбегания галлактик, что обнаружил Хаббл.

В нашей гипотезе "длящегося взаимодействия частиц" фактор гравитации, очевидно, перестает выглядеть фундаментальной причиной динамики вселенной, превращаясь, скорее, в следствие этой динамики. Можно, однако, заметить, что модель "длящегося взаимодействия" вполне согласуется с наблюдениями Хаббла.

По нашей версии скорее всего разворачивание пространства вселенной неизбежно сменится на обратный процесс "схлопывания" пространства в точку ("сбегание галлактик"), поскольку концентрация относительных масс в сингулярной точке будет в этом случае уменьшаться.

Трудно предположить, как это должно выглядеть. Наш разум с привычным системным миром еще далеко не разобрался, а изучение несистемного Мира только начинается.

Надо думать, на смену привычной нам гравитации через многие миллионы световых лет может прийти антигравитация во вселенной, поскольку вектор ускорения для интегральной массы поменяет направление. Конечно, невозможно доказать, что это случится и трудно представить, как это может выглядеть. Невозможно доказать и обратное, что этого не случится, поскольку ни одного грамма антигравитационной массы в нашей нынешней вселенной быть не должно в принципе! Даже залететь извне она не может, поскольку, напомним, взаимодействие частиц во-первых, происходит фактически в бесконечно малой точке, которая что-то еще в себя вместить не может, а, во-вторых, бесконечно малый промежуток времени такого взаимодействия в "ином пространстве" делает такое событие практически невероятным.

Стало быть, не исключено, что гравитационное поле, как, впрочем, и электрическое и магнитное, может иметь полярности "плюс" и "минус", которые распределяются не пространственно, а поэтапно, (ведь четырехмерная модель мира включает "ось времени" в качестве одного из равноправных измерений, и не исключено, что гравитационное поле распределяется частично во временном измерении). Это составляет особенность для гравитации, формирующейся, следовательно, в соответствии с некоторой общей закономерностью для формирования многих физических полей.

Вполне очевидно, что любые две частицы, обладающие разнонаправаленными относительно друг друга векторами скорости и потенциально несущие в себе колоссальные значения относительной массы способны порождать вселенную в искривленном пространстве. Если таких частиц существует бесконечное количество, то должно существовать и бесконечное количество потенциальных измерений, которые до начала взаимодействия частиц будут просто пустыми, но "существующими потенциально" или "внереально проецируемыми"; для характеристики этого "абсолютно относительного" явления трудно подобрать хорошие термины, основываясь на привычных способах понимания иного системного мира.

В данной модели Вселенной неявно присутствует гипотеза, которая, возможно, как-то может быть проверена экспериментально. Организованные столкновения частиц в современных ядерных ускорителях, кажется, мыслятся как "моментные" события, в чем можно разглядеть слишком большой уклон в "системность" в деле объяснения явлений несистемного характера. То есть, сначала производится наблюдение как одна быстрая частица сталкивается с другой, через момент происходят закономерные превращения и частицы разлетаются, при чем их масса и количество могут меняться за счет превращений энергии. Не совсем понятно, что такое этот "момент столкновения". Когда в этом "моменте" взаимодействия частиц происходят события новообразования? Этот "момент" не может быть разновидностью границы, поскольку несистемный Мир границ не содержит.

По нашей версии новообразованные частицы становятся событийной реальностью как результат ускорения торможения, только в ином измерении. Разбегание частиц - это как бы их предельный переход ("прорыв") из одного пространства в другое, что в ускорителях не носит глобальный характер, поскольку совокупная масса частиц остается очень малой.

В случае, когда относительная масса сталкивающихся частиц приобретает глобально большое значение, то свойства разлетающихся частиц становятся уже зависимыми от искривления пространства, поскольку не всякая масса, в том числе организованная в систему, может набрать столько энергии, чтобы успеть покинуть производное измерение. Кроме всего тут предполагается, что и сами измерения должны иметь дискретные свойства.

Попытаемся обобщить сказанное следующим образом. Факт непосредственного взаимодействия первородных частиц в результате флуктуации проводит первую границу между системным бытием и небытием и отмечает начало отсчета относительной событийности в производном измерении.

Представляется необходимым учитывать, что если сталкиваются, например, два сверхбыстрых электрона, то лишь в одном относительном измерении это частицы. Их огромная относительная масса с необходимостью должна структурироваться в ином измерении сначала в механические, а затем в живые и разумные системы.

Процесс структуризации смеси массы и энергии должен быть относителен, как относительно течение времени.

При этом образуется ныне наблюдаемая "зеленая Вселенная" (весна в космических масштабах) с положительным значением гравитации.

Затем окончание сближения первородных частиц сопровождается какими-то изменениями некоторых свойств материи в производном пространстве, наступает фаза "красной Вселенной" (лето).

Последующее ускоренное разбегание первородных частиц (если это действительно случается) запускает процесс постепенного "схлопывания" производного пространства в фазе "желтой Вселенной" (осень). На этой фазе свойства гравитационные свойства материи приобретают отрицательные значения.

Наконец, прекращение взаимодействия первородных частиц делает относительную массу лишь потенциально существующей. Это соответствует виртуальной "белой Вселенной" (зима). Виртуальная "белая Вселенная" (как еще незаполненный белый лист) потенциально существует и до начала всякого взаимодействия частиц (до "зеленой" фазы).

В наших рассуждениях мы незаметно ввели положение о существовании двух различающихся Вселенных, а именно - дискретной вселенной, которая не являясь системой, все же имеет конечные значения суммы наполняющих эту вселенную массы и энергии, а также пространственные границы, и Общей Вселенной, включающей все возможные вселенные.

"Стерильность" дискретных вселенных может быть обеспечена еще и тем обстоятельством, что никакая частица не может покинуть пределы этой вселенной, поскольку для того, чтобы вылететь за пределы длящегося столкновения не хватит временной продолжительности этого столкновения (ведь в первородном измерении это столкновение происходит со скоростью света).

Весьма вероятно на выход системы за пределы дискретной вселенной может не хватить всей энергии, заключенной в этом столкновения, хотя абсолютное значение этой энергии может быть колоссально.

Применительно к объектам несистемного типа наши логические приемы тоже приобретают релятивистскую окраску.

Думается, что производные дискретные вселенные могут образовываться внутри существующих дискретных вселенных, если тому способствуют обстоятельства. Интересно, что астрономы давно стали "подозревать" наличие "скрытой материи" во вселенной, что фактически обнаруживается в расчетах совокупных масс удаленных галактик.

Некоторым образом это явление пытаются объяснить посредством популярной ныне теории "суперструн", которая, однако, не лишена противоречий и не имеет экспериментальных доказательств [45].

Возможно, что идея "длящегося взаимодействия" частиц добавит некоторое понимание в проблему, поскольку с этих позиций "скрытая материя" может рассматриваться как новообразование производных дискретных вселенных.

Таким образом, можно предполагать возможность наличия Вселенных, которые надо различать в приближении к адекватной картине существования Мира.

Во-первых, существует бесконечная, беспредельная и безграничная Вселенная, к познанию которой даже в воображении нельзя подходить с системными мерками (в частности с постулатами евклидовой геометрии), во-вторых, существуют дискретные вселенные, в которых пространственные, массовые, энергетические и информационные параметры все же имеют изначально заданные конкретные значения, целиком определяемые параметрами сталкивающихся первородных частиц.

Такая модель, похоже, может способствовать познанию известного гравитационного парадокса. Современная теория гравитации не может убедительно объяснить, как гравитационное взаимодействие передается на расстояние, даже постулируя существование "гравитонов"[45]. Модель "длящегося взаимодействия" приводит к мысли, что гравитационное взаимодействие есть проявление элементарного ускорения в некотором "измерении", где наблюдаемых нами расстояний в сингулярной точке вообще не существует. Любое сгущение массы приближает ее к границе "первородного измерения", усиливая присутствие свойств этого измерения, в частности - усиливая проявление дозы ускорения торможения на фоне редукции расстояний.

Возникновение системной вселенной скорее всего акт глобальной флуктуации. С этой флуктуации, как с первой системной границы и начинается чреда актов внутренней событийности, рождается системный Мир, переживающий реально-временные события, которые в силу относительного характера времени могут не оказывать глобальное влияние на аналогичные события в других реальных измерениях. В системной вселенной материя структурируется по всеобщим природным закономерностям, дробя и превращая Мир, что выглядит как эволюция, прогресс, развитие.

Видимо, это не бесконечный процесс, имеющий в основе чреду возникновений и исчезновения систем, которые преобразуют всевозможные потоки вещества и информации, все и вся, включая и самих себя. В этом процессе участвуют системы и не механического типа, которые относятся к классам живого и разумного.

Глава 2
Неяркие системы в биологии

Как уже было замечено, наше человеческое воображение чаще всего ухватывает в предмете границы его пространственной протяженности, идентифицируя их с объектными системными признаками, что не всегда совпадает с истинным положением вещей.

Понятие живого организма не совпадает с понятием живой системы. Живые организмы, если имеется ввиду некие объекты преимущественно монолитной пространственной конфигурации, составляют подмножество возможных системных форм. Дополняют это множество системы, границы которых не поддаются единовременному пространственному восприятию, что, однако, не исключает их абстрактно-логическое, модельное оформление.

Проще говоря, существуя в природе независимо от нашего сознания, живые системы, с фактически неопределяемыми системными границами, могут быть, тем не менее, особым образом отражены в сознании модельно на уровне виртуального объекта. Тогда все закономерности и свойства системообразующих потоков могут быть подвергнуты вполне адекватному познанию.

Вряд ли у кого-нибудь возникнет сомнение, что обыкновенная пчела является отдельным живым организмом. Но уже не каждый человек согласится, что, скажем, глаз у пчелы тоже является отдельным живым организмом, относящимся к пчеле также, как и пчела относится к улью. Еще более трудно дается понимание того, что улей является некоторым отдельным живым существом - системой, не совпадающей с механической суммой составляющих этот улей пчел, сот, меда, матки, трутней и пр. Дело бы очень облегчилось, если бы все пчелы в улье были бы связаны механически, например, кровеносными сосудами. Но этого нет, и не в этом дело. Пчелы ведь связаны общим питанием медом внутри улья. При этом фактически собрать и пересчитать всех пчел или муравьев в муравейнике невозможно, да и не нужно.

Постулируя конечность подобных множеств, мы вполне подготавливаем в своем воображении системную модель объекта, предназначенную для дальнейшего изучения.

История развития биологии богата примерами, показывающими, как нелегко входят в общую структуру научного знания представления об отдельных видах неорганизменных форм системных объектов живой природы, например, популяции живых организмов одного вида как отдельной системы. Знамением века выглядит открытие В.А.Вернадским биосферы, ноосферы Т. де Шарденом как отдельных систем, которые разглядеть и обозначить было "совсем трудно", поскольку на них невозможно поглядеть со стороны.

Но это - сложности и проблемы нашего сознания, независимо от которого существует огромное количество живых систем, подобных улью, биосфере, стай животных и пр., способных к адаптации путем системно-системной переработки, и обладающих самостоятельным механизмом реализации направленной флуктуации, поскольку объединительные системные устремления широко распространены в Природе и, более того, имеют универсальный, всеобщий характер.

Распознавание систем живого типа часто затрудняется не только сложностями пространственного ограничения, но также сильными различиями масштабов системного времени. События в некоторых системах, определяющих, например, направление биологической эволюции видов, случаются редко, эпохально по отношению к тиканию нашего будильника на кухне. Если к тому же такая система локализована в общем генотипическом пуле на уровне популяции, группы популяций или всех особей данного вида, то свершая акт качественной переработки системообразующих потоков, скажем, раз в несколько тысяч лет, такая система будет всегда трудно различима для разумных существ гуманоидного типа, не переставая при этом быть самостоятельно живой.

Некоторые известные факты, если, конечно, их интерпретировать в русле системологических закономерностей, намекают на весьма широкое распространение в Природе подобного рода систем.

Во-первых, без управляющего влияния надорганизменных систем, была бы невозможна биологическая эволюция в виде классической модели Ч.Дарвина, поскольку чисто случайный мутационный процесс на уровне одного организма, как известно, должен был бы порождать огромное количество нежизнеспособных уродов, что весьма обременительно истощало бы энергетические ресурсы системы, объединяющей совокупность особей в единый вид.

Следовательно, должна существовать некая направляющая сила, которая через реализацию системного развития путем направленной флуктуации должна порождать новые организменные (и даже неорганизменные) живые формы, способные встраиваться в реально существующую общесистемную конструкцию окружающей среды, а также быть внутренне системно стабилизированы.

В этом отношении старинный философский парадокс о первичности курицы или яйца можно рассмотреть с позиций системологии.

Курица и яйцо возникают в Природе одновременно, как единая генотипическая система, включающая и курицу и яйцо как необходимые элементы, и качественно не равная системам, существовавшим ранее. Случается такое, когда некоторая живая система, локализованная в информационном банке популяции, в условиях особого сплетения закономерностей, в рамках которой происходит флуктуация, создает новую систему. При этом и в новой курице и в новом яйце старая система может быть представлена в постфункциональной фазе существования, а новая - в дофункциональной или функциональной.

Такой организм, будь то или яйцо или курица, являются одновременно и новой и старой системой, - проявлением диалектики первичности и преемственности.

Во-вторых, можно подозревать, что структурные элементы эволюционирующих биологических систем могут локализованы в геноме организмов в тех частях хромосом, которые, как известно, "неизвестно" для чего предназначены, поскольку не участвуют в синтезе белка и не несут необходимую для этого информацию.

Обнаружить и обозначить такую "эволюционную" систему весьма сложно, но тем не менее возможно иногда по очевидным результатам качественной переработке системообразующих потоков.

В частности нечто подобное обнаружил медицинский генетик Эфроимсон, судя по написанному в статье "Родословная альтруизма".

Подобно тому, как невидимые планеты открывают иногда путем чистых расчетов "на кончике пера", таким же образом Эфроимсон расчетным путем попытался обосновать, что проявление "самопожертвования" у животных, в частности в борьбе с хищниками, или в виде "жертвенности" пчелы, которая гибнет после того, как вонзит жало в обидчика, "работает" на благо не отдельного организма, а на благо всего биологического вида.

Из расчетов, приведенных Эфроимсоном следует, что гены альтруизма способны накапливаться в общем генетическом пуле всей популяции, если отдельные носители этих генов будут жертвовать собой для общего блага.

Нельзя, однако, считать, что накопление генов альтруизма может носить подавляющий характер. При определенной концентрации генов альтруизма в генетическом пуле биологического вида становится выгодным и накопление "генов эгоизма".

Это когда какая-нибудь особь чуть-чуть "повременит" с участием в драке с напавшим на стаю хищником, когда другие особи бросаются в драку безрассудно. Естественно, ее генотипические особенности в этом случае получат больше шансов на повторение в потомстве. Легко, ведь, провести и подобные математические расчеты.

Необходимо учитывать, что Природа в данном случае не делает никаких предварительных расчетов концентраций тех или иных генов. Она творит универсальным способом, порождая и преобразуя системы, основанные на диалектических принципах; и гены альтруизма и гены эгоизма (это мы их сейчас так называем), и не только они составляют когда-то возникшую некоторую систему неорганизменного типа, локализованную в общем генетическом пуле популяции или биологического вида, а также в отдельных элементах фенотипа конкретных особей.

Эта система способна перерабатывать информацию о воздействии хищников на стаю в стереотип поведения каждой конкретной особи в данной ситуации. Альтруизм в данном случае направлен не на выживание отдельной особи, а на выживание и адаптацию неорганизменной системы, которая поэлементно локализована в геноме отдельных особей, составляет единое целое, и способна обрабатывать системообразующие потоки в обеспечение собственного существования, жертвуя при этом судьбами отдельных индивидов.

Организменный альтруизм в рамках одной системы оборачивается эгоизмом в рамках другой системы, что свидетельствует, во-первых, об относительном характере этих понятий, во-вторых, о необходимости понимания "благополучия" живой системы, как баланса содержания "эгоизма" и "альтруизма" в сфере системных адаптационных интересов биологического вида. Различия между системами организменного и неорганизменного типов можно провести лишь на уровне физической объектной организации, что соответствует либо монолитной, либо фрагментарной локализации. Это основная и, похоже, единственная особенность, в противовес которой у всех живых систем можно обнаружить главное существенно общее, а именно - способность к адаптации путем реализации системно-системных качественных превращений.

Конечно же системы неорганизменного типа обнаруживаются труднее, чем обыкновенный живой организм, но вот сам способ расчета концентраций "полезных" генов, приведенный Эфроимсоном, можно рассматривать как один из возможных элементов алгоритма такого поиска в области системной организации популяций, поскольку этот расчет в конечном итоге выявляет и обосновывает конечное множество взаимодействующих генов, обозначая с некоторой степенью точности системные границы в нашем воображении! Остается догадаться, что такая система перерабатывает информацию о хищниках в стереотипы поведения отдельных особей, что является для нее системообразующим потоком, и что такая система, возможно, способна к адаптации, то есть - живая, если содержит механизм для собственной качественной модификации в ответ на изменение внешних потоков, включающих воздействия хищников на стаю.

Из предложенных примеров можно сформировать некоторое впечатление о том, что идентификация живых систем неорганизменного типа, каждый случай которой сейчас считается крупным открытием, была бы более легким занятием, если изначальная направленность на обнаружение системологических атрибутов составила бы универсальную часть научного метода в биологии.

Глава 3
Начало системной эволюции жизни

Увязывая функцию биологического организма прежде всего с явлением адаптации, можно попытаться сформировать несколько предположений, которые, возможно, будут иметь некоторую ценность для онтологической модели в части построения гипотезы о происхождении жизни на Земле.

В утверждении космической "стерильности" нашей Вселенной, с необходимостью заложен постулат о возможности самозарождения жизни, которая в этом случае не может иметь внесистемного происхождения. В связи с этим приходится думать, что истинный механизм зарождения жизни должен находиться ближе всего к теоретическому полюсу идей академика А.И.Опарина. Именно его гипотезу мы и попробуем проанализировать в аспекте общей теории систем.

Основывается эта теория прежде всего на том предположении, что в истории нашей планеты существовал период, когда земной Океан был сильно насыщен органическими соединениями, которые могли являться элементарно необходимым строительным материалом для возникновения первых форм жизни.

Вот сложившееся представление об этом процессе. "Начало жизни на Земле - появление нуклеиновых кислот, способных к воспроизводству белков. Переход от сложных органических веществ к простым живым организмам пока неясен. Теория биохимической эволюции предполагает лишь общую схему. В соответствии с ней на границе между коацерватами - сгустками органических веществ - могли выстраиваться молекулы сложных углеводородов, что приводило к образованию примитивной клеточной мембраны, обеспечивающей коацерватам стабильность. В результате включения в коацерват молекулы, способной к самовоспроизведению, могла возникнуть примитивная клетка, способная к росту". [24] Хорошо известны и недостатки этой теории, которые, однако, не воспринимаются как исключающие ее целиком. "Самое трудное для этой гипотезы - объяснить способность живых систем к самовоспроизведению, т.е. сам переход от сложных неживых систем к простым живым организмам. Несомненно, в модели происхождения жизни будут включаться новые знания, и они будут все более обоснованными...". (там. же стр. 96).

Действительно, способность живых систем к самовоспроизводству объяснить непросто, особенно с позиций ее эволюционного формирования.

Если заглянуть в живую клетку, можно испытать чувство величайшего изумления от осознания, насколько сложен, универсален и отлажен весь механизм ее жизнедеятельности. Да, что там вся клетка, только одна органелла, например рибосома, при помощи которой синтезируется белок, выглядит устроенной сложнее, чем наш телевизор. При этом каждая "деталь" рибосомы существенна. Если удалить хотя бы одну, вся система не будет работать в целом.

Как такое могло возникнуть эволюционно? Ведь даже самый простой телевизор должен был возникнуть сначала целиком в чьем-то воображении, а затем целиком воплотиться в действительность и тогда начать свою функцию. Такие факты, вроде бы, трудно складываются в копилку традиционного материализма.

Все объясняется проще, если из определения жизни для начала исключить представления о том, что жизнь на нашей планете сразу приобрела белковую основу, и что жизнь сразу образовалась из сложных неживых систем.

Напомним еще раз цитату, в которой заложено традиционное представление о жизни.

"Начало жизни на Земле - появление нуклеиновых кислот, способных к воспроизводству белков". Ошибка может состоять в том, что изначально возникновение живых систем на основе нуклеиновых кислот не было опосредовано производством белка. Воспроизводство белков, по нашей гипотезе, могло начаться лишь спустя уже многие миллионы лет небелковой эволюции живых систем, когда природа уже отработала и закрепила генетически многие и многие функции механизмов адаптации, когда принцип направленной флуктуации закрепил свою универсальную монополию в сложнейших биотопах, развивающихся под воздействием механизмов естественного отбора.

Все выглядит так, что уже сама клетка и даже любая белковая органелла являются продуктами сложнейшей и длительнейшей эволюции жизненных форм. Почти такими же сложными, как сам человек, если мерить эту сложность по событийной шкале эволюции.

При этом уже никого не удивляет сложность внутреннего устройства теплокровных животных, которых тоже никто не формировал по изначально задуманной схеме. Эта сложность, как известно, возникала постепенно в процессе естественного отбора, приспосабливая организмы к меняющимся условиям существования.

Почему тогда следует думать, что вся сложность белка могла возникнуть вдруг по необыкновенно удачному стечению обстоятельств?

Равным образом и белок, похоже, не может являться единомоментным творением природы. Живая природа, скорее всего, не сразу разнообразила себя таким универсальным и полезным изобретением.

Попробуем детализировать модель происхождения жизни с учетом этих предположений.

Сначала следует привести еще одно общеизвестное обстоятельство, которое поможет пролить свет на способ самозарождения жизни. "В начальный период формирования Земли воды, пропитывающие земной грунт, непрерывно перемещали растворенные в них вещества из мест образования в места накопления. Там формировались пробионты системы органических веществ, способных взаимодействовать окружающей средой, т.е. расти и развиваться за счет поглощения из окружающей среды разнообразных богатых энергией веществ. Здесь уже возможен примитивный "отбор", ведущий к постепенному усложнению и упорядоченности как обеспечивающих преимущество в выживании. Механизм отбора действовал на самых ранних стадиях зарождения органических веществ - из множества образующихся веществ сохранялись устойчивые к дальнейшему усложнению.

Затем образуются микросферы - шаровидные тела, возникающие при растворении и конденсации абиогенно полученных белковоподобных веществ. ...Как показывает синергетика, энергия имела для возникновения жизни не меньшее значение, чем вещество. Разумно предположить, считает И. Пригожин, что некоторые из первых стадий эволюции к жизни были связаны с возникновением механизмов, способных поглощать и трансформировать химическую энергию, как бы выталкивая систему в сильно неравновесные условия. Неравновесные структуры - переход к живому, но еще нет воспроизводства." (там же. стр. 94-95).

Как можно видеть, в современном представлении допускается существование эпохи "пробионтов", которые еще не считаются полноценными живыми организмами, поскольку не могли содержать белок, но называются фактически саморганизующимися системами. Вполне очевидно, что поглощая, преобразуя и выделяя вещество и энергию в процессе пусть примитивного, но обмена, эти пробионты в сущности представляли из себя системы по нашему определению, и, поскольку, уже существовал естественный отбор, была возможна и адаптация, которая заставляет отнести эти системы также и к живому типу в системологической классификации.

Именно на эту эпоху пробионтов следует пристальнее взглянуть с позиций общей теории систем. Чтобы лучше восстановить картину, следует подумать, где еще можно взять ценные для нас факты. Напрашивается самый простой ход - непосредственно в клетке.

Если, как известно, развитие эмбриона у животных отражает всю биологическую эволюцию вида, естественно предположить, что это отражение может начинаться гораздо раньше не с чисто эмбрионального, но уже с клеточного уровня. Зарождение и развитие клетки также может отражать некоторым образом процесс ее системной эволюции.

Клетку привыкли считать элементарной живой единицей. Интересно задаться вопросом, а какие из ее элементов являются собственно живыми. Ответ очевиден: все белки, ферменты, рибосмы, вакуоли и пр. способны к функционированию в основном лишь по механическому системному типу (хотя нельзя исключить, что какие-то элементы могут выпадать из общего правила, но об этом пока нет достоверной информации), и лишь ДНК, а иногда и РНК способны проявлять отчетливую функцию типичной адаптации. Похоже именно в ДНК и в РНК природа пронесла через миллионы лет принципы устройства живой системы, которые были отработаны еще в древней океанской колыбели.

Все началось с хаоса, который, как убеждает нас теория И.Пригожина, в отдельных локальных областях, переходя в крайне нестабильное состояние, мог порождать диссипативные структуры, обладающие повышенным уровнем организации. Тут следует заметить, что помимо хаоса как такового, принципиальное значение для зарождения жизни могло иметь также и его количество.

Очевидно, что структуры с более высоким уровнем организации воссоздаются из хаоса с меньшей вероятностью, чем с более низким уровнем организации, также, как возможность получения крайних отклонений от нормального распределения в теории статистики тем меньше, чем меньше количество испытаний. Поэтому в хаосе должно быть огромное количество событий для того, чтобы хотя бы одно из них могло создать достаточно совершенную структуру для инициации живой системы. Именно поэтому известные "пробирочные" эксперименты, в которых моделировались условия океанской колыбели , могли не иметь заметного успеха для моделирования зарождения жизни. В пробирке может быть слишком мало "хаоса" по сравнению с его количеством в планетарном масштабе. Поэтому пробирочный эксперимент по проверке гипотезы зарождения жизни может иметь успех лишь при моделировании в условиях некоторых принципиальных допущений, соответствующих весьма специфическим условиям микролокальной части древнего океана.

Первый шаг природы в жизнь выглядел мелким лишь пространственно, поскольку в диссипативную структуру могли сложиться лишь несколько простых молекул, но в сущности это событие явилось как бы разрядкой напряжения хаоса даже не в планетарном, а в космическом масштабе, если учитывать еще и уникальность Земных условий.

Химическая эволюция в условиях Земли к тому времени уже создала такую ветвь, как развитие систем - катализаторов. Возникновение этой формы движения механически систематизированной материи не требует специфической генетической компоненты, хотя и является диссипативным событием. Условие ее состоит лишь в специфике строения элементарных частиц, которые случайно образовались и собрались в определенном количестве в данной области пространства.

Скачок в жизнь, кажется, произошел тогда, когда природа случайно создала систему таких катализаторов, которая была способна обусловливать процесс химического производства не другого вещества, но этих же катализаторов. С этого события, по-видимому, можно считать переход всей жизни как единой системы в дофункциональную фазу развития.

В такой структуре зарождение жизни уже переступило порог от чистой случайности к детерминизму. Принципиально, что такой катализатор должен был обладать еще и механизмом направленной флуктуации. То есть обладать потенциалом для выбора пути эволюции. Как раз эти свойства и можно наблюдать именно цепочки нуклеиновых кислот, у которых связи между элементами самой цепочки (осевая связь) оказываются много прочнее, чем боковые связи с другими возможными молекулярными образованиями, которые могли присутствовать в океаническом бульоне. Более того, уже в полной мере такими свойствами обладает любой триплет нуклеотидов, который способен катализировать возникновение своего зеркального подобия при наличии доступного материала. Стало быть, именно особенное системное соединение нуклеиновых кислот в древнем океане выглядит событием химической эволюции, которое инициировало зарождение органической жизни.

Как известно, в процессе репликации цепочка ДНК распадается на две части, затем на каждую из частей присоединяются свободно плавающие в ядре нуклеотиды в точном соответствии с последовательностью аденин - тимин, цитозин - гуанин. При этом каждый триплет производит свое зеркальное подобие, в свою очередь его зеркальное подобие способно произвести именно этот триплет. Это основной и универсальный способ, на котором основано все царство живых организмов. Насколько проста, универсальна и эффективна эта система!

Очевидно, флуктуационное возникновение триплета нуклеотидов и следует считать первым шагом в эволюцию живых организмов. Недаром живая природа так свято верна этому самому древнему механизму, составляющему ее первооснову. В нем сосредоточены уже и принцип отражения в том виде, в каком он присутствует в живом, и принцип комплиментарности, от которого происходят впоследствии и генетическое дублирование (диплоидность хромосом), и, похоже, даже разделение большинства организмов живой природы на мужскую и женскую половины.

Триплеты, как известно, легко соединяются в относительно устойчивые цепочки, образуя сообщества - нити ДНК, которые изначально составляли чисто механические конгломераты. Уже эти сообщества несут в себе элементарную адаптационную функцию, основанную на разновидности системного симбиоза.

Соединившись друг с другом в осевом направлении, а в боковом, удерживая, хотя и более слабо, свое зеркальное отражение, триплеты тем самым защитили самые реакционно-способные участки своих молекул от внешних разрушающих воздействий других химических веществ и веществ, способных оказывать "шумовой" деструктивный каталитический эффект на их молекулярную структуру. В этом примитивном виде и в этой примитивной форме адаптационная система уже вполне могла быть способна к относительно самостоятельной эволюции, поскольку наиболее удачное соединение триплетов обеспечивало наиболее длительное существование всего их конгломерата. Справедливо предположить, что с этого момента и заработал "естественный" отбор, который собственно и обозначил порог перехода системы жизни в функциональную фазу развития.

Химическая эволюция, похоже, должна была сделать еще один "подарок" нашей планете, который, не исключено, пришлось ждать многие тысячи лет. Возникновение устойчивых структурных полимеров само по себе уже внесло заряд упорядоченности в океанический хаос.

Вдоль цепочки конгломерата триплетов неизбежно создается некоторое структурное чередование физико-химических полей, способных оказывать влияние на иные химические вещества, растворенные в океаническом супе. Видимо, к внутренней протогармонии нуклеиновых полимеров "прислушивались" и другие молекулы органических веществ, способные реагировать на ритмическое сочетание этих полей. Весьма простенькая модификация триплета нуклеотидов, а именно замена десоксирибозы на рибозу, а тимина на урацил (что также выглядит удивительно удачным, но вполне реальным случайным событием) породила самого первого на Земле "коменсала", а может "паразита" - протоформу РНК.

Этот конгломерат, как самостоятельная система, не был способен к воспроизводству самого себя, но был способен использовать гармонию ДНК для формирования своей структуры.

Очевидно, что гармонические поля ДНК катализировали в первичном океаническом супе разнообразные соединения, часть из которых, в том числе и РНК могли иметь относительно устойчивую структуру.

Можно также предполагать, что и на саму древнюю ДНК внешние химические соединения могли оказывать разнообразное влияние, например, стимулировать или затруднять разрыв более слабых боковых связей между нитями нуклеотидов всей молекулы, даже разрушать саму молекулу.

Более слабые боковые связи цепочек нуклеотидов в силу чисто физических причин обусловливали быстрое распространение протоформ ДНК в древнем океане. Ведь в этом случае молекула скорее полностью разорвется вдоль и породит себе подобную, чем разорвется поперек потеряв ценную для собственного выживания последовательность нуклеотидов. Вполне естественно, преимущественное развитие получали те структуры, которые в силу внешней конфигурации оказывались наиболее приспособленными к внешним воздействиям.

Главное для следующего шага было достигнуто уже на этом добелковом этапе эволюции живых систем: природа отработала и закрепила уже генетически основные принципы, составляющие специфику движения живой материи.

Далее из всех органических молекул, которые "роились" вокруг и в связи с гармонией протоформ ДНК, естественный отбор отметил особенным вниманием протоформы РНК, которые, как оказалось, вдруг обнаружили много полезных свойств. Например, оказалось, что РНК при определенных условиях способна стимулировать соединение аминокислот в цепочки, также некоторым образом отражающие структуру протоформ РНК, а следовательно и протоформ ДНК. Конечно, изначально процесс связывания аминокислот без специфических катализаторов, какими являются рибосомы, мог быть событием относительно редко случающимся и очень медленным.

Очевидно, сама РНК могла нести в себе какие-то встроенные катализаторы этого процесса, а цепочки аминокислот могли получаться еще весьма короткими и несовершенными для возникновения вторичной и третичной белковой структуры. Эти аминокислотные полимеры могли дать новую "пищу" для естественного отбора, поскольку они оказались чем-то полезными конгломератам ДНК и РНК. Скорее всего, просто, насыщая пространство вокруг себя полимерами аминокислот, протоформы ДНК и РНК получали аминокислотно-пептидный пул, который некоторым образом механически и химически блокировал подход к ДНК органических соединений, нарушающих информационную стабильность. Сгусток полимеров ДНК, РНК и аминокислот в древнем органическом супе мог составлять первичную живую систему почти клеточного типа. ("Ядрышко" в клетке - может быть реликтовый прообраз такого сгустка?)

Возможно, что эти системы научились использовать естественные пленочные жировые капли для собственной стабилизации, образуя коацерваты, как утверждал академик Опарин. Возможное существование именно коацерватов не выглядит принципиальным, механизм внешней механической зашиты ДНК и мог быть и иным.

Закрепив генетически информацию о необходимых свойствах аминокислотных полимеров, естественный отбор при помощи свойств ДНК стал насыщать уже аминокислотные полимерные системы новыми полезными свойствами. ДНК посредством РНК постепенно "научилась" производить такие полимеры, которые могли приобретать и вторичные и третичные структуры и связываться друг с другом определенным образом, образуя, скорее всего, сначала формы, подобные губкам, которые механически препятствовали подходу неблагоприятных веществ к ДНК, запрятанной внутри, но пропускали необходимые органические вещества для формирования новых информационных молекул. Впоследствии это эффектное свойство особо устроенных белковых молекул сформирует более совершенную клеточную мембрану.

Возникновение клеточной мембраны, конечно, составило значительное событие в эволюции жизни. Ведь с этим "изобретением" жизнь уже могла выйти за пределы древней океанической колыбели. Эта мембрана отграничила ДНК от внешней среды таким образом, что изменение свойств древнего океанического бульона уже перестало существенно влиять на стабилизацию информационной структуры. При помощи мембраны система ДНК научилась изготавливать и удерживать вокруг себя частичку того океанического бульона, который когда-то был ее естественной колыбелью. Все это шлифовалось и опять шлифовалось естественным отбором в течение многих тысячелетий.

В процессе естественного отбора наиболее эффективных белковых образований, живая природа совершила еще одно из главных своих "изобретений". Элементы системы ДНК научились производить свои собственные белковые катализаторы, которые приняли на себя множество механических функций по поддержанию внутреннего гомеостаза.

В свете таких предположений, например, напрашивается гипотеза, которая на вышеупомянутую сложнейшую рибосому позволяет взглянуть просто, а не как на необъяснимый феномен природы. Ведь РНК, склеивая различные вещества, "случайно" могла обнаружить, что это "склеивание" происходит легче, если "потереться" собственными реакционно-способными участками о некоторые белки. Вполне ясно, что естественный отбор не оставил без внимания и такое полезное изобретение.

Стали возникать специализированные белки, предназначенные для этой цели. В результате лишь некоторые из них полностью решили эту проблему и, очевидно, настолько эффективно, что их структура впечаталась нетленными "золотыми" буквами в общую информационную книгу жизни. Отныне эти два белка и составляют две совмещенные части рибосомы - универсальной белковой фабрики. Так шаг за шагом из простого возникали сложнейшие структуры, которые мы теперь называем живыми клетками.

Представленная модель происхождения жизни, конечно, не может претендовать на какую-то совершенную достоверность. Модель лишь указывает на возможность самозарождения, а также длительной и сложной эволюции добелковых форм жизни. В данном случае мы попытались проиллюстрировать и практическую применимость системологических принципов для построения подобных моделей, а заодно дать некоторое гипотетическое объяснение феномену жизни в порядке онтологического обоснования стерильности и системности нашей локально ограниченной Вселенной.

Глава 4
Основы системологии личности и духа

4.1. Мультисубъектность личности

Существование разумных существ Природа весьма щедро разнообразила виртуальными информационными системами скрытого типа, в которых трудноуловимая стремительность эволюционных событий составляет самую характерную особенность. Поэтому сфера психического представляет один из самых сложных предметов для экспериментального познания.

Любая попытка проникновения в существо психических механизмов, как правило, вызывает сложную полемику, часто уводящую мысль в сторону проблем онтологии, к вопросам существа духа, понимания объективной реальности. К сожалению, чаще всего, это почти единственная методическая возможность познания многих сторон психической деятельности.

Собственная личность ревниво мыслится человеком традиционно монолитно. Даже из теории Фрейда представляется некоторая структурная модель, составляющая неразрывное целое, которое обладает единой волей.

Однако и личность природа организует посредством универсалий, формируя сознание диалектически и системно по принципу биотопов, в которых результирующая системная воля определяется совокупным сложением отдельных "воль" и интересов самостоятельных живых и разумных систем, тесно переплетенных и с системами неживого типа.

Попробуем с учетом этого предположения несколько "раскачать" старый "корабль" традиционных представлений о личности как об уникально монолитной структуре, свернутой в ощущение собственного "Я".

Каждый человек ощущает собственное "Я". Это "Я" наряду с понятием "Мое" составляет самую первичную определенность, с которой связано все мироощущение индивида. "Моя рука", "моя голова", возможность управлять всем этим порождают самоидентификацию личности, ее принадлежность к реальности. Это "Я" не распространяется на индивида, сосуществующего рядом. Я могу сидеть рядом с самым близким другом, но ощутить его "Я" как свое собственное никому не под силу.

А почему, собственно? Может быть потому, что мы не связаны единой нервной системой, представляющей возможность к переработке какой-то информации каким-то особенным образом?

Но бывают случаи, когда сиамские близнецы, обладая общими частями нервной системы, не являлись единой личностью, хотя им приходилось вырабатывать способы согласованных действий для обеспечения совокупного общего существования.

Известны уникальные случаи, когда единый организм имел две самостоятельные головы, которые могли увлеченно играть в шахматы друг с другом, следовательно, не сливались в единоличностный монолит.

Хочется предположить, что системная локализация осознаваемого "Я" осуществляется в физических рамках одного головного мозга. Но мы то уже знаем на примерах улья или муравейника, популяций и биосферы, сколь обманчиво бывает представление о системе, границы которой проводятся на уровне пространственной протяженности какого-то органа или целого организма!

Если часть общей нервной системы не приводит к обязательному слиянию межличностных ощущений, где гарантии, что это слияние может происходить на уровне и в рамках всего головного мозга? Некоторые факты свидетельствуют, скорее, об обратном.

Конечно же внутри мозга переработка информации происходит особым образом, не похожим на способ обмена информацией при помощи языка между двумя отдельными индивидами, каждый из которых по отдельности ощущает свое "Я". Однако до конца неизвестно, как преобразуется информация внутри головного мозга до тех пор, пока наше "Я" не присвоит эту информацию, формируя ощущение окончательного понимания именно этой информации с возможностью ее использования в обеспечении собственной жизнедеятельности.

В том, что мозг есть совокупность различных систем, наука, в принципе, уже твердо убедилась, поскольку из любого учебника по физиологии известны мозговые центры, заведующие осуществлением определенных функций (зрительные центры, центры вкуса, гормональной регуляции и пр). Каждый из этих центров, работая по системному принципу способен перерабатывать один специфический вид входного потока в качественно иной вид выходного потока. Если учитывать возможность участия общесистемных принципов в структуре информационной организации головного мозга, то напрашивается некоторая несложная гипотетическая модель.

Предположим, что в любой разумной голове существует некоторая "самостоятельная" операционная система, в которой локализовано наше "Я" как инструмент выработки и осознания собственной воли. Но помимо этой системы, занимающей лишь часть информационного пространства головного мозга, существует множество других систем, назовем их "системы-сателлиты", которые, кроме как механического типа, могут быть с независимой или частично зависимой собственной волей, в которых деятельность по переработке информации осуществляется автономно и интегрируется по результатам в общей совокупной воле.

Здесь мы приближаемся к концепциям Фрейда, который был склонен делить личность на три относительно независимые структурные части: "Ид"(Оно),"Эго"(Я) и "Супер-Эго" (Сверх-Я).

Здесь несколько модифицируем принцип деления. Но сначала сделаем маленькое отступление, чтобы очень кстати заметить полное соответствие самой методики, применяемой Фрейдом, принципам системного подхода в нашей интерпретации.

Подход к изучению личности как структуры весьма соответствует применению системного подхода, в котором система представляется в ее классическом структурно-функциональном определении. Здесь наличествуют и определенная цель и определены составные элементы.

Не только личность в целом мыслится Фрейдом как самостоятельная система, но и ее структурные единицы обозначаются как нечто, во-первых, обособленное и автономное, то есть как минимум ограниченное, во-вторых, проницаемое для потоков информации, и, в-третьих, способное на специфическую переработку проникающей сквозь них информации. А это уже выходит за рамки классической системной традиции и подпадает под наше, расширенное истолкование системных признаков.

Кроме того, Фрейд вынужден относиться к этим структурным элементам именно как к скрытым системам (и именно в этом мы усматриваем главное, революционное достоинство его метода, которое изначально вызвало много возражений ), ведь ни одну из них невозможно воспринимать чувственно, наблюдая ее пространственную границу. Только мысль, только интеллегибельная операция способны сделать подобные системы достоянием познавательного процесса.

Предваряя обсуждение методических принципов, которые следуют из нашего понимания сущности систем, заметим, что структурирование личности по Фрейду является не единственным вариантом, использование которого в познавательном процессе способно привнести конкретную практическую пользу.

Для решения наших теоретических задач мы разделим личность несколько по другому.

Определим "Эго" как "операционное Я", а все остальное, как системы-сателлиты, которые занимаются переработкой специфичных системообразующих потоков. При этом заметим, что системы-сателлиты могут быть как механического, так и живого, так и разумного типов в аспекте акцента на системные атрибуты. Поясним подробнее.

Например, зрительная система перерабатывает световые потоки в логические потоки электрических импульсов, доступных для дальнейшей информационной обработки другими системами. Скорее всего, зрительная система - механического типа, поскольку неизвестны случаи ее локальных эволюционных (не путать с регенерацией) изменений. Это вполне понятно, поскольку в данном случае степень именно механической надежности системы должна быть максимально высокой. Целый организм должен с высокой степенью вероятности надеяться, что не будет получать "сюрпризы" в виде локальных и неожиданных адаптационных изменений зрительной системы, стремящейся к внешней экспансии по отношению к другим системами к организму в целом. Поэтому эволюционные рычаги зрительной системы лучше хранить вовне в общесистемном организменном "банке".

Неживой тип биологических систем в организме впервые был обнаружен и изучен академиком Павловым, что нашло отражение в модели рефлекторной дуги. Модель в последствии подвергалась сильной критике за кажущийся механицизм как бихевиористами, так и, особенно, этологами, утверждающими всегда комплексное реагирование всего организма на внешние воздействия. Но поскольку, как мы попытаемся доказать, животные могут включать в себя совокупность систем всех трех типов, этот спор, видимо, должен завершиться объединением позиций, которые не кажутся противоположными в аспекте системологических взглядов.

По иному принципу и более сложно устроена, например, система, заведующая информационными механизмами сексуальной привлекательности у человека, которая способна к самостоятельной эволюции. Относительная самостоятельность этой системы вполне очевидна, поскольку волевое "я", что с достаточной определенностью известно из великого множества посвященных этой теме художественных произведений, не может полностью контролировать специфику данного рода информационных процессов. Надо полагать, что субъектно-объектное отношение в данной системе возникает в значительнейшей степени независимо от сознаваемого "я".

Здесь специфический входной поток внешней информации перерабатывается данной системой в иной информационный поток, внешне обнаруживаемый как определенная потребность, которая может стать командным мотивом, определяющим процесс выработки решений операционным "я" и, следовательно, всем поведением индивида.

Сознаваемое "я" в данном случае вынуждено функционировать под сильным давлением внешней для себя волевой доминанты, сталкиваясь с невозможностью контролировать глубинную специфику независимой субъектной деятельности системы-сателлита. Это, в принципе, может проследить каждый человек на собственном примере, наблюдая, скажем, неконтролируемые сознанием индивидуальные изменения собственных сексуальных пристрастий. Кое-что в этих изменениях носит живой, а именно - приспособительный характер, поскольку этой системе приходится функционировать в особенных условиях конкретного окружения данного индивида.

Например, в условиях тюремного заключения могут усиливаться гомосексуальные наклонности даже вопреки желанию "операционного Я". Человек часто не может дать себе отчет, почему состояние влюбленности возникает у него по отношению к одним особям и не возникает по отношению к другим, может быть обладающим не меньшими достоинствами. В этом безотчетном чувстве чаще не удается обнаружить какое-нибудь явное "изобретение", исключая, конечно, те случаи, когда возникающую сексуальную потребность начинают обслуживать иные системы разумного типа.

Несмотря на разумность самого человека, система-сателлит, вырабатывающая чувство страстной влюбленности, выглядит скорее просто относительно самостоятельным живым существом, способным к адаптации под воздействием внешних условий, которое не поддается полному контролю со стороны "операционного я".

Особенный разумный тип включает в себя, например, такую скрытую самостоятельную систему, которую обозначают как "выдающиеся способности" или "талант". Талантливый композитор часто не осознает, откуда и как происходит красивая прочувствованная музыка, алгоритм формирования которой недоступен осознанию.

Известны также случаи феноменальных математических способностей, когда так называемые "люди - счетчики" могли в уме производить арифметические операции, которые под силу лишь мощным ЭВМ. При этом некоторые счетчики едва "грамоте разумели", поскольку не имели даже начального образования, а цифры воспринимали в виде комбинации цвета, неизвестно откуда возникающей в сознании в виде готового ответа.

Конечно, же без осуществления определенного алгоритма достижение подобных результатов в принципе невозможно. Интересно, где и кем и как этот алгоритм мог бы быть разработан, формализован, размещен и использован, если система "Я" в этом не могла принимать отчетливо осознанного участия? В истории в ответе на этот вопрос часто использовали "божественные" категории. Все, дескать, дается из "души", потустороннего мира, от Бога, от Мирового разума и т.п.

Вспомним опять З.Фрейда, который выделял три относительно независимых элемента. Сознательное, что соответствует нашему "операционному Я", бессознательное и подсознательное. Различия между двумя последними типами психической деятельности проводились им на уровне "известности" о факте переработки внешней информации.

Фрейд говорит: "... Действительное различие между бессознательными подсознательными представлениями заключается в том, что первое происходит на каком-то материале, остающимся неизвестным, в то время как у последнего (подсознательного) добавляется соединение с словесными представлениями. Этим впервые делается попытка придать обоим системам отличительные знаки - иные, чем отношение к сознанию" [44].В переводе на нашу системную манеру мышления мы можем интерпретировать наблюдения З.Фрейда следующим образом.

Через органы чувств человека может проникать информация, часть которой, оформляясь в образы или иные информационные системы, регистрируется системой операционного "Я" как необходимое и существенное отражение внешнего фрагмента реальности для внутренней информационной переработки и выработки алгоритма поведения. Часть проникающей информации может не подвергаться такой сознательной регистрации. Не затрагивая область операционного реагирования, эта информация достигает специализированных систем - сателлитов, проникает через них и перерабатывается в другую информацию, которая может оказывать определенное воздействие на операционное "Я" в процессе выработки конкретного ситуационного решения, но может и не оказывать, оставаясь тем не менее небезразличной для внутренних межсистемных отношений.

Теперь уместно подумать над таким вопросом. Что в свете этой картины психической деятельности индивида соответствует понятию субъективности?

Если Аристотель подразумевает под субъектом активную сторону познавательного процесса, то напрашивается вывод, что таких "сторон" в отдельной личности не одна, а может быть несколько. Точнее субъектом процесса познания может являться не только человек в целом, но и некоторые параллельные внутриличностные информационные системы-сателлиты, которые относятся к общему индивидуальному как подсистемы в пространственной и временной (ударение на последней гласной) иерархии.

Переработкой неосознаваемой информации могут заниматься автономные разумные системы, локализованные внутри головного мозга, обладающие собственной волей и собственными жизненными интересами. С категорией воли функционально связано понятие "эквифиналитета". Волевое "я хочу" подразумевает знание "чего я хочу" (хотя бы не того, что уже есть). Сообразно собственной воле и этому знанию разумные системы-сателлиты изобретают необходимые алгоритмы, представляющие из себя некоторые самостоятельные информационные системы-устройства, которые также локализуются в головном мозге и работают автономно по отношению к "операционному Я", относительно независимо перерабатывая информационные потоки.

Здесь следует сразу же предостеречь читателя от невольного "очеловечивания" систем - сателлитов, подобно тому, как в научно-фантастической литературе говорится о "братьях по разуму". Операционное "Я" в совокупности с информационными системами-сателлитами образуют особенное человеческое существо подобно тому, как пчелы образуют улей. При этом система "ЧЕЛОВЕК" является самостоятельной системой гуманоидного типа, аналоги которой до сих пор неизвестны, и которая способна перерабатывать особенные, только ей присущие системообразующие потоки. Системное целое здесь не равно механической сумме частей, составляющих это целое. Отдельно взятая система - сателлит является нам "братом по разуму" лишь в той части, которая затрагивает общий принцип системного функционирования. В этой схеме, например, музыкальный сателлит создает такие алгоритмы-устройства, которые, подобно тому как лампа помогает человеку видеть, помогают перерабатывать входной набор музыкальных элементов в музыку.

Разумные сателлиты потому самостоятельно мыслящие существа негуманоидного типа, что сами не связаны со специфическими комплексами человеческих потребностей, включающих, например, сиюминутные заботы о хлебе насущном. Вместе с тем, это, в некотором смысле самостоятельные личности, которым интересно все время заниматься лишь специфическим видом деятельности (например, переработкой информации определенного типа), оформленным в виде их внутренней потребности и соответствующим определенному типу системообразующего потока.

В каждой человеческой голове подобные системы присутствуют в качестве необходимых элементов сознания, что можно обнаружить по многим признакам.

Например, читая произведение "Война и Мир" Л.Толстого, мы способны понимать и чувствовать написанное, а также познавать некоторые закономерности литературного стиля. Все слова, которыми это произведение написано, конечно, нам знакомы. Однако попытка написать что-нибудь в точности как Лев Толстой закончится неудачей, да и сам писатель вряд ли смог нам помочь освоении своего алгоритма писания, поскольку сочиняет текст в нашей голове несколько иное существо, полный алгоритм деятельности которого не может предстать перед нашим сознанием и даже перед сознанием самого писателя.

Конечно, некоторые законы правописания закреплены в явном сознании в виде синтаксических правил, изученных нами в школе. В случае осознанного применения этих правил "Я" и система сателлит начнут совместное творчество. Следует повторить, полный алгоритм этой деятельности самосознанию не доступен.

Тем, кто занимается литературным творчеством известно, что написанное самим собой и читается "иным местом" нежели обычно. Поэтому бывают столь заметны стилистические огрехи в постороннем тексте, нежели в собственном до тех пор, пока система-сателлит не получит определенное "возрастное" развитие в практических упражнениях.

Навыки в любом литературном жанре отражают присутствие и уровень развития относительно самостоятельных сателлитных информационных систем разумного типа. Наш мозг - это место физической локализации, где она живет и направленно сортирует внешнюю для себя информацию, банк которой пополняется в головном мозге за счет органов чувств, и осуществление этой деятельности составляет особенное для нее наслаждение и предназначение.

Наиболее сильное и заметное развитие подобные системы получают у людей творческих, особенно обладающих феноменальными способностями. При чем, это уже отмечалось на примере со счетчиками, иногда система-сателлит может намного обгонять "основную" операционную систему в деле освоения различных закономерностей. Примечательно, что такие случаи давно известны и носят довольно массовый характер!

Прочитаем, например, у Ф.Ницше в разделе "ИЗ ДУШИ ХУДОЖНИКОВ И ПИСАТЕЛЕЙ": "Хорошие рассказчики - плохие объяснители.

У хороших рассказчиков изумительная психологическая точность и последовательность, поскольку она выступает в поступках их героев, стоит в прямо-таки смехотворном противоречии с неопытностью их психологического мышления; так что их культурность иногда кажется необычайно высокой и уже в следующее мгновение - печально низкой. Весьма часто случается. что они явно ложно объясняют своих героев и их поведение - здесь не может быть никаких сомнений, как бы странно это не звучало. Быть может, величайший пианист-виртуоз лишь мало размышлял о технических условиях и специальной годности, негодности и полезности и доступности обучения каждого пальца (о дактилической этике) и делает грубые ошибки, когда говорит о таких вещах".

Такое же "открытие" сделал А.Пушкин в "Маленьких трагедиях". "Ты, Моцарт, недостоин сам себя !" - восклицает удивленный Сальери, наблюдая как этот идиот рождает глубочайший музыкальный шедевр. Вот вам, пожалуйста, одна система-сателлит (у Моцарта) талантливо сочиняет музыку, другая (у Сальери) - способна ее талантливо воспринимать. Не составляя внутриличностный локальный симбиоз, такие системы-сателлиты могут порождать человеческие трагедии.

Наконец, идея о том, что талант и интеллект - разные вещи, стала в настоящее время достоянием не только теоретической психологии, но и самого широкого общественного понимания. Это позволительно утверждать, поскольку подобные наблюдения можно обнаружить даже в массовой литературе детективного жанра.

"Мозги - они как талант, одному даны, а другому нет. Почему-то принято считать, что талант дается не каждому, но уж умными-то должны быть все. Отсутствие дарования воспринимается как данность, как цвет волос или глаз, а вот отсутствие ума - как дефект. Почему? Неправильно это, потому что все от природы и талант и интеллект. Если природа чем-то наделяет, человек должен быть благодарен, но если уж обделила, то никого винить нельзя" [45].

Весьма примечательно, что некоторые психические отклонения в сторону легкой шизофрении бывают часто (конечно, не всегда) присущи людям с выдающимися способностями, чему можно найти много примеров. В литературе даже сложился некоторый "штамп", рисующий карикатурно рассеянного профессора.

Видимо, это не случайно. (Кстати, даже Ницше считал "творческую детскость" основным качеством гения).

Особенное преимущественное развитие системы-сателлиты, скорее всего, могут получать в условиях мягкого, "интелигентно-демократичного" операционного "Я", постоянно уступающего волевую доминанту развитым сателлитам, мало озабоченным кругом специфических адаптационно-социальных проблем индивида.

Передача волевой доминанты сателлитам ощущается как "вдохновение" - состояние легкого транса, которое трудно вызвать простым грубым усилием контролируемой воли и которое мало зависит от воли операционного "Я".

Веское доказательство разумности некоторых систем-сателлитов, равно как и их относительная самостоятельность и автономность (субъектность) можно обнаружить в наблюдениях Чезаре Ломброзо.

Он описывает много случаев, когда психически ненормальные люди, у которых по-нашему убеждению "операционное Я" подверглось частичному разрушению, стали обладать выдающимися способностями, поскольку активизировалась деятельность систем-сателлитов. Это явление выглядит как бы компенсационным процессом, сродни регенерации оторванной конечности морской звезды из хрестоматийного примера.

Организм, кажется, не препятствует такому замещению больного "Я" на представителя из "Оно", хотя последнее не может столь эффективно выполнять несвойственные для него функции.

Приведем цитату: "Жестоко ошибаются, однако, те, которые думают, что душевные болезни всегда сопровождаются ослаблением умственных способностей, тогда как на самом деле эти последние, напротив, нередко приобретают у сумасшедших необыкновенную живость и развиваются именно во время болезни. Так, Винслоу знал одного дворянина, который, будучи в здравом рассудке, не мог сделать простого сложения, а после психического расстройства стал замечательным математиком. Точно также одна дама во время умопомешательства обнаруживала несомненный поэтический талант, но по выздоровлении превратилась в самую прозаическую домовитую хозяйку"[41].

Интересно, куда делся этот талант у этой дамы после выздоровления, откуда он возник и как развивался. Операционная система "Я" об этом не скажет нам ничего. Остается предполагать, что этот талант-алгоритм был разработан независимо от операционного сознания, а не исключено, что мог работать и развиваться по типу живого или разумного существа и дальше после "выздоровления" этой дамы, никак не обнаруживая своего присутствия.

Наконец, самое яркое практическое подтверждение нашей теории мультисубективности можно обнаружить в работе К.Юнга [40].

Он описывает следующую ситуацию: "... Одна дама, которая в результате истерического возбуждения полностью потеряла слух, имела обыкновение довольно часто петь. Однажды, как раз тогда, когда пациентка пела песню, ее врач незаметно сел за фортепиано и стал тихо ей аккомпанировать; при переходе от одной строфы к другой он внезапно изменил тональность, в ответ пациентка, сама не замечая того, стала петь дальше в измененной тональности. Итак: она слышит и.... не слышит."

В данном случае алгоритм пения разрабатывался совместно двумя раздельными системами, которые в результате психической травмы частично утеряли возможность коммуникативной взаимной связи.

Системы ли это? Скорее всего, можно ответить утвердительно, поскольку обнаружив границу между этими системами (через которую в данном случае не проходит информация), мы с некоторой долей уверенности можем утверждать, что эта граница может замыкаться в информационном континууме, формируя системный сгусток. Потоки информации сквозь эти границы обнаруживают специфический для каждой системы результат.

Наше понимание признаков системности позволяет обнаруживать такие системы, чтобы изучать их по принципу "черного ящика", в то время как известное структурно-функциональное определение было бы в данном случае бессильно, поскольку ни граница системы, ни ее внутренняя структура недоступны непосредственному объективному восприятию органам чувств внешнего наблюдателя. Но ведь это проблемы наших органов чувств, а не природных систем, независимых от субъекта познавательного процесса. Это хороший пример того, каким образом можно обнаруживать скрытые системы, которыми так насыщен окружающий нас мир.

Не стоит думать, что сказанное утверждает способность к творческой деятельности лишь систем-сателлитов. Основная операционная система, конечно, может сознательно реализовывать различные алгоритмы, которые заново ей изобретаются или становятся доступны в процессе обучения. Таким образом, например, сочиняют музыку профессионалы типа Сальери из той же Пушкинской трагедии.

"Я музыку разъял как труп...", - так Сальери характеризует способ разработки алгоритмов сочинения музыки через посредство "волевого сознательного Я".

Многие закономерности музыкальной гармонии и алгоритмы сочинения музыки познаются и формируются у него сознательно, мощной системой операционного "Я". У людей с такой сильно развитой волевой системой не редки случаи высоких профессиональных достижений. Такой личностный тип достигает особого расцвета на ниве политической борьбы, это талант чиновника, военного или бизнесмена, в науке и, особенно, в культуре он менее эффективен только лишь потому, что какой бы развитой не была система осознаваемого "Я" она ни на чем конкретном не специализируется (!). Это "универсальный Царь" в голове, который все время озабочен и часто отвлекается на решение "текущих проблем", которые возникают в повседневной бытовой деятельности индивида. В то время, как развитая система - сателлит может быть постоянно включена в процесс специализированной творческой работы.

Деятельность систем - сателлитов каждый человек, в принципе, может почувствовать в каждой своей фразе.

Любое высказывание можно оформить составляя слова согласно синтаксическим и семантическим правилам, изученным в школе. Однако это будет очень нерационально загружать такой работой основную операционную систему, озабоченную переработкой быстрых изменений внешней ситуации, проделывать такую работу.

Организму проще в этом случае использовать саморазвивающуюся систему-сателлит, которая специализируясь на этом виде деятельности способна делать ее много быстрее, возможно, даже ощущая в этом для себя особое наслаждение. Опять же это открытие не ново, поскольку обнаружив явление "врожденной грамотности" люди уже начали разрабатывать специализированные программы обучения, целенаправленно развивающие именно систему-сателлит. Сказанное можно отнести и к методам изучения иностранных языков так называемым "методом погружения". Достигая высокой степени развития "языковый" сателлит способен перерабатывать в единицу времени огромное количество стилистической и семантической информации, поскольку один и тот же однажды изобретенный алгоритм этой деятельности применяется многократно. История знает много людей полиглотов, которые каждый последующий язык осваивают все легче и легче.

В качестве эмпирического материала, который мог бы свидетельствовать в пользу гипотезы о мультисубъектности личности, можно опять привести и другие исследования Ломброзо [41]. Здесь эта гипотеза получает подтверждение фактически на каждой из четырехсот страниц "убористого" текста! В попытках подобрать наиболее подходящую цитату для приведения в этой главе, мне пришлось исчеркать отметками всю книгу. Чтобы не переписывать ее от корки до корки, приведу несколько типичных наблюдений.

"Тамбурини лечил одну женщину, сифилитичку, страдавшую мегаломанией; во время припадков возбуждения она садилась за фортепиано и пела прекрасные арии, но, вместо того, чтобы аккомпанировать себе, импровизировала два различных мотива, не имевших никакого соотношения ни между собою, ни арией, которую она пела при этом".

Что это значит? Операционное "Я" может делиться на три независимых части? Скорее всего три различных сателлита способны вытеснять и замещать одно место старого операционного "Я", при этом ни один из них не был способен на обеспечение оперативно-адаптационной функции. Сателлиты не получают того должного возрастного воспитания, как "операционное Я"

Другая цитата "... оригинальность проявляется уже в том, что сумасшедший обнаруживают дарование в таких искусствах, которыми они прежде никогда не занимались". Откуда тогда возникает это дарование?

Опять же естественным объяснением может служить только то, что это дарование присутствовало у данного человека и ранее. Только соответствующие алгоритмы внутри его мозга формировались независимо от волевого "Я" и вне всякого осознания факта разработки такого механизма со стороны волевого "Я".

Вот другой пример. Фосколо говорил о себе: "Между тем, как в одних вещах я в высшей степени понятлив, относительно других понимание у меня не только хуже, чем у всякого мужчины, но хуже, чем у женщины или ребенка" [41]. И в данном случае можно сказать, что Фосколо тоже оказался "недостоин сам себя". Здесь совершенно очевидно проявление узко специализированной деятельности системы сателлита, направленно обрабатывающей лишь специфический вид информации.

В порядке подведения итогов сказанному немного повторимся; специализированный сателлит не тратит время на составление алгоритмов поведения, обеспечивающих удовлетворение всего комплекса специфических гуманоидных потребностей мыслящего индивида (забота о хлебе насущном и пр.). Он способен работать автономно и постоянно, во время бодрствования и сна. Поэтому не удивительно, что в этой постоянной, направленной на один предмет работе сателлит достигает гораздо больших успехов, нежели основная операционная система "Я", озабоченная решением множества разнообразных отвлекающих проблем, которые неожиданно возникают в процессе жизнедеятельности.

Операционной системе часто достаточно "дать добро" на усиление и логическое оформление результатов деятельности системы сателлита, если этому способствуют и внешние и внутренние обстоятельства. Поэтому талант Моцарта, конечно, в конкретном виде деятельности, - только в музыке, выше и драгоценнее, чем талант Сальери. ( Сальери, по-видимому, имеет больше развитых качеств политического деятеля).

Не следует понимать, что "талант политика" это только повышенная эффективность "волевого операционного Я". Политика может быть такой же творческой деятельностью как и искусство, и в этой сфере человеческой деятельности можно обнаруживать функциональность специфических систем-сателлитов, формирующих "политическое чутье". Талант, - он и здесь - талант. Но в данном случае волевые свойства операционного "Я" имеют принципиальный характер.

Стоит, однако, оговориться, что образ Сальери выступает у Пушкина как абсолютный вариант развитого "операционного Я".

Обычно "операционное Я" способно несколько стимулировать деятельность сателлитов по мере необходимости в той или иной степени, но они полностью не теряют автономию воли.

Можно также высказать некоторые предположения о том, что в межсистемном общении сателлиты используют более богатый специфический язык, не похожий на тот язык, который мы используем в обиходе. Знакомые нам слова составляют лишь важную часть этого языка. Все, что "говорит" операционное "Я" обычными словами сателлиты понимают, но не все, что говорят сателлиты может быть понято операционным "Я".

Иногда нечто, происходящее вокруг и внутри нас, игнорируется операционным "Я", но, воспринимаемое органами чувств, составляет слово или сигнал для какого-нибудь сателлита, который вырабатывает новое знание, часто принимающее форму "интуиции". Психология (Зигмунд Фрейд) в этом случае говорит о "подсознательном реагировании".

Принцип гипноза основан на прямом контакте гипнотизера с сателлитами сознания постороннего человека, которые воспринимают внешние словесные команды как приказы собственного "операционного Я".

Когда феноменальный человек-счетчик воспринимает числа в виде комбинации цветов, следует констатировать, что сателлит и операционное "Я" разработали общий язык для межсистемного общения.

Образные языковые фрагменты межсистемного общения сателлитов система "Я" способна наблюдать в сновидениях, когда сама пребывает в некотором трансе отключившись от внешней деятельности. Некоторые из этих образных фрагментов слов, похоже, строятся по универсальным принципам, что позволяет профессиональным толкователям снов усматривать некоторые закономерности в сочетаниях образов и увязывать их с явлениями действительности. Иначе говоря - немного понимать этот своеобразный язык.

Концепция "параллельно сознательной" деятельности систем сателлитов может вполне непротиворечиво объяснить и многие формы психических заболеваний, когда проявляется не симбиотическое, а конкурентное взаимоотношение систем внутриличностной структуры.

Конкуренция, по-видимому, обнаруживается при некоторых видах психических заболеваний, таких как раздвоение личности при паранойе.

В этом случае обычная главная операционная система, приспособленная к обеспечению внешнего социального существования индивида, но ослабленная перегрузкой стрессовых воздействий или по иной причине, периодически вытесняется сильной паразитной системой с неразвитыми адаптационными механизмами. Иногда такой человек становится социально опасным, поскольку новая операционная система может формировать модель поведения человека совершенно непредсказуемо, на основании ложных представлений и сокращенного набора управляющих закономерностей, который ей известен. В этом случае психология говорит о "невменяемости" данного человека.

Интересно, что уголовному наказанию по закону подвергается лишь осознаваемое операционное "Я" субъекта, а сопутствующие системы внутриличностной структуры - сетеллиты обязаны влачить жалкое тюремное существование не за свои грехи. Здесь просматривается очень интересная проблема для правоведов. Ведь нельзя наказывать невиновного субъекта! Может в тюрьме, если следовать принципам справедливости, должны присутствовать хотя бы элементарные условия для творческой деятельности?

Очевидно, более мягкое действие, не вытеснение, а всего лишь подавление операционного "Я" сателлитами, случается при некоторых формах шизофрении, когда психическое реагирование в значительной степени отключается от обслуживания внешних социально-адаптационных функций личности.

Думается, что если такая системно-структурная модель личности близка к истинному положению вещей, то наука в скором времени должна открыть способы межсистемных коммуникаций у сателлитов и "операционного Я".

Очевидно, что способ реализации коммуникативной деятельности должен основываться на использовании электрических импульсов головного мозга.

В этом случае любую энцефалограмму мозга необходимо воспринимать как графическое отражение деятельности многих самостоятельно работающих компьютеров на один дисплей. Представляется совершеннейшая "каша" с проблесками каких-то ритмических закономерностей, которую следует пропустить сквозь не только аналоговые, но и логические фильтры. Дело, конечно, будет усложняться и тем, что для понимания слова у сателлита надо будет понять его "интересы", а это кажется непростой системологической задачей.

Вряд ли можно утверждать это с полной уверенностью, но все же есть веские основания предполагать, что многие проявления интеллектуальной деятельности косвенно свидетельствуют о структурно-системной специфике организации человеческой личности по принципу иерархического биотопа, с наличием не одной, а нескольких относительно самостоятельных волевых составляющих. Здесь имеется ввиду принципиальная возможность замены моносубьектности на парадигму мультисубъектности индивида, что позволит непротиворечиво встроить многочисленную совокупность фактов проявления сознательной деятельности в единую общесистемную концепцию.

В чем тут может быть польза? Этот вопрос требует специального пояснения. Попробуйте наиболее точно ответить на вопрос, где производится обыкновенный автомобиль.

Конечно же, самый вероятный не идиотский ответ состоит в том, что автомобиль производится на специально предназначенном для этого заводе, куда поступают сырье и необходимые детали, а выходят собственно автомобили.

Однако будет истиной считать, что автомобиль производится и в рамках конкретного рабочего места на заводе, и в рамках отдельного цеха, и в рамках мегаполиса, и государства, и биосферы, и планеты Замля, и Солнечной системы, и нашей Галлактики и нашей Вселенной. Что нас заставило ответить именно таким образом, ограничив системные рамки производства автомобиля символом завода, как производственной единицы?

Естественно, отвечающий ориентируется в первую очередь на возможную практическую значимость своего ответа, то есть с позиций передачи наибольшей практической пользы сообщаемой информации. Но сама эта практическая польза - она откуда происходит?

Логично предположить, что данное конкретное системное ограничение наиболее точно отражает естественное положение вещей, независимое от нашего сознания. Наше сознание лишь отражает это объективное положение, сложившееся независимо от мыслительной операции, имеющей результатом конкретный ответ на поставленный вопрос.

Ответ, утверждающий производство автомобиля на конкретном рабочем месте, где производят только болты для автомобиля, был бы правдив, но неуместен в связи со слишком низким уровнем системного ограничения. С другой стороны, ответ, утверждающий, что автомобиль производится на планете Земля, тоже был бы правдив, но не привносил бы полезной информации, поскольку также не отражал бы внутреннюю специфику межсистемных отношений. И только проведя границу примерно на уровне физической локализации завода, как системы, перерабатывающей потоки сырья и деталей в автомобиль, мы получаем полезную информацию в копилку знаний об окружающем нас Мире.

Этот пример настолько очевиден, насколько неочевидны ошибки нашего косного неповоротливого мышления в деле идентификации неярких и скрытых систем. Обозначая активную сторону познавательного процесса как "субъект", философия концептуально предусматривает, что "субъект" перерабатывает информационные потоки от "объекта" в конкретное знание.

Но что можно сказать о процессе получения знания, которое проходит независимо от воли и участия волевого операционного "я" и которое не может быть им использовано самостоятельно. Таким же образом производство конкретного автомобиля внутри конкретного государства проходит независимо от воли, скажем, парламента, который занимается своим делом, не вдаваясь в тонкости конкретной промышленной технологии.

Говоря "субъект" и указывая на человека в целом, мы можем терять полезную информацию также, как потеряем ее назвав государство или Солнечную систему местом производства конкретного автомобиля. Скорее всего, если какой-то процесс познания принципиально может не осознаваться операционным "я" как факт и алгоритм в рамках мыслительной деятельности, стоит признать наличие мультисубъектности индивида, что по аналогии должно обогатить пусть даже относительной истиной современную систему научных представлений о свойствах интеллекта.

Возможности, которые представляются на пути развития и практической эксплуатации теории мультисубъектности личности, могут найти эффективную реализацию особенно в деле создания искусственного интеллекта на принципах биотопической модели, а также внести некоторые коррективы в основы педагогики.

Существуют возможности психического стимулирования развития специализированных систем - сателлитов. Основной принцип здесь весьма не сложен.

Главное - всякий раз различными путями добиваться состояния "вдохновения" - легкого транса, когда волевая доминанта операционного "Я" находится несколько в отключенном состоянии.

Сложнее будет, во-первых, определить, как индивид может достигнуть подобного состояния, а во-вторых, есть ли само "существо", которое люди называют "искрой божьей" или "талантом" и которое способно на развитие путем освоения данной разновидности информационного потока.

Конкретные методики, основываясь на общем подходе, тем не менее, значительно определяются индивидуальными психическими особенностями индивида.

Эти особенности вполне объективируются и могут быть использованы для обеспечения преимущественного развития систем - сателлитов.

Не вдаваясь подобно нам в теоретические подробности самого процесса, люди, тем не менее, давно применяют типично "сателлитные" методики в повседневной жизни.

Например, всем известно явление "музыкального слухачества", когда люди обучаются игре на музыкальных инструментах "на слух", не утруждая себя утомительным занятием изучения нотной грамоты. Такой человек всегда берется за инструмент в состоянии "вдохновения", а это как раз то, что нужно и что составляет основу этой методики. В состоянии вдохновения операционное "Я" несколько отступает, передавая доминанту психической активности сателлитам, которые стремительно осваивают специализированный информационный поток, вырабатывая систему знания.

Кажется, человеку пора оставить ложные представления о монолитности своего субъективного "Я".

Весьма примечательно, что современная наука, по-видимому, вплотную подошла к похожему пониманию проблемы интеллекта, о чем можно судить даже по цитатам из философского словаря: "Теперь преобладает представление, что хотя интеллект, также как и воля, зависит от соответствующих обстоятельств, однако он, как относящийся к сфере духа, выше воли, относящейся к сфере психического" [31]. Здесь, как можно понять, воля и интеллект уже разграничены, при этом интеллект оказывается выше воли. Если из этого определения выкинуть неопределенного метафизического "духа", заменив его саморегулирующейся интегральной системой, в частности обнаруживающейся как личность, то волю, сконцентрированную в "Я", можно представить как необходимую, инициирующую и интегрирующую часть всего интеллекта, включающего и результаты деятельности систем-сателлитов.

Иначе говоря "волю" как алгоритм поведения формирует операционное "Я" путем направленной флуктуации в рамках некоторых ограничений, которые формируются как системы знания в процессе психического освоения внешней реальности. В этом представлении внешне проявляемая воля действительно выглядит частью продуктивной деятельности всего интеллекта.

Очень близко к мультисубъектной модели личности подходила в свое время гештальтпсихология (В.Келлер), которая пыталась построить теорию на основе представлений о целостных, динамичных и обособленных структурах сознания. Создается впечатление, что дело несколько "завяло" по причине жесткого устремления к превращению психологии в точную науку типа физики. Видимо, не удалось преодолеть барьер понимания, что скрытая система не есть яркая система. Принадлежность к объективной реальности еще не означает идентичность методических подходов в научных исследованиях этих различающихся по признаку заметности систем.

Гештальтпсихология замечает некоторую самостоятельную активность структурных элементов сознания. Здесь, по-нашему мнению, кроется рациональное зерно. По крайней мере, наша системология свидетельствует в пользу такого умозаключения, и более того развивает его в сторону наделения этих структурных элементов некоторыми свойствами самостоятельной субъектности, то есть объявляет их в определенной степени активными и самостоятельными участниками познавательного процесса.

4.2. Индивидуальная эволюция разума и системные принципынаслаждений

Если предположение о мультисубъектности личности принять за некоторую теоретическую основу, то представляется весьма заманчивая возможность с необычной стороны рассмотреть один из самых интересных вопросов из области проблем понимания сущности гуманоидного разума, что должно добавить несколько полезных штрихов к нашей онтологической модели.

Что есть человеческое чувство наслаждения, к которому мы привыкли относиться, как к чему-то обычному, даже не требующему объяснения? Очевидно, Природа не зря вооружила разум таким специфическим свойством, которое, как нам кажется, должно соответствовать задачам организменной адаптации. Попытаемся рассмотреть задачу, приняв и это допущение.

Тема о специфичных субъективных переживаниях, которые в обычном понимании соответствуют ощущению наслаждения, живо интересовала человечество на всем протяжении истории цивилизации, проходя красной нитью практически через все явления культуры. Это вполне понятно, поскольку любой человек всегда стремится жить счастливо, стремясь избегать противоположных этому состояний. Познавательные атаки на эту область бытия чаще всего направлялись лишь на некоторые частности, продуцируя различные теоретические крайности, например, эпикурейство или цинизм, или гедонизм и пр.

Проблема эта интересна и многообразна, содержит множество подходов и, в принципе, может быть легко встроена в плоскость любых более или менее обоснованных теоретических спекуляций. Конечно, ни какое "учение" здесь не может претендовать на истинность в последней инстанции, хотя любой вклад в копилку знаний о закономерностях наслаждений, наслаждения, радости, а также противоположных им ощущениях будет несомненно полезен.

Как может заметить наблюдательный читатель, в наших исследованиях роли системных принципов в организации явлений разумной жизни мы в данной работе уже довольно продолжительное время идем по пути параллельному Фрейдовскому направлению, поскольку им была впервые сформулирована идея о структурности человеческого сознания, что выразилось в концептуальных понятиях сознательного, подсознательного и бессознательного. Этим, как раз и объясняется то, что как и Фрейд мы пришли к необходимости преодоления того же теоретического барьера - "уж мы никак не можем отклониться от ее рассмотрения...".

Проблема эта также выглядит весьма сложной, о чем говорил З.Фрейд, когда предлагал свой подход к ее изучению.

Стоит привести цитату: "Мы преисполнились бы признательности к философской или психологической теории, которая сумела бы объяснить значение столь императивных для нас ощущений наслаждения или неудовольствия. К сожалению, ничего приемлемого нам не предлагают. Эта область является наиболее темной и недоступной областью психической жизни, и если уж мы никак не можем уклониться от ее рассмотрения , то самые широкие гипотезы будут, как я думаю, самыми лучшими" [32].

З.Фрейд был склонен объяснять природу наслаждения исходя из некоторой, на наш взгляд, заметно грешащей механистичностью концепции о тенденции организма к достижению стабильности. В частности он пишет: "Психический аппарат стремится сохранить содержащееся в нем количество возбуждения на возможно низком уровне или, по крайней мере, в постоянном состоянии. ... Это стремление, которое мы приписали психическому аппарату, как особый случай, подчиняется Фихнеровскому принципу тенденции к стабильности, который он поставил в соотношение с ощущениями удовольствия и неудовольствия" (Там же стр.7-8). И далее:"... Принцип наслаждения будет тенденцией, служащей функции, которая должна освободить психический аппарат от всякого возбуждения вообще или же поддерживать сумму раздражений на постоянном или возможно низком уровне. ... Определяемая таким образом функция участвует во всеобщем стремлении всего живущего вернуться к покою неорганического мира" (там же стр.77).

Таким образом, по Фрейду в принципе удовольствий основательно "ностальгическое" стремление сознания к "покою неорганического мира", из которого когда-то оно выросло.

По некоторым признакам создается впечатление, что Фрейд сам осознавал теоретическую непрочность такой гипотезы, поскольку в заключении просит не относиться к ней слишком всерьез: "Надо быть терпеливым и ждать дальнейших средств и поводов к исследованию. А также быть готовым покинуть путь, по которому какое-то время шел, если этот путь ни к чему хорошему не приводит. Только такие верующие, которые требуют от науки замены отвергнутого катехезиса, упрекнут исследователя за дальнейшее развитие, или даже за изменение его воззрений".(Стр.79).

Нам эта гипотеза также не кажется "удобной" в приложении к процессам в сознании, хотя бы потому, что психическое "успокоение" по Фрейду и Фихнеру не имеет никаких убедительных аналогий ни в живой, ни в разумной природе, и вряд ли может быть согласовано с принципом эволюционизма.

Весьма трудно увязать универсальный характер борьбы за выживание с каким либо стремлением к "успокоению", которое способно привести к быстрой гибели любого субъекта межсистемных противостояний. Скорее всего не "успокоение" просматривается в явлениях психической эволюции, а более сложный принцип "оптимальности", который действительно универсален, в том числе и для биологической природы, и который заставляет организм искать наиболее экономичные, неэнергоемкие пути эволюции.

В отдельных своих проявлениях тенденция к минимизации энергетических трат может выглядеть как стремление к "стабильности" или "успокоению". Сейчас нам нет нужды особо концентрировать внимание на подробностях критики, поскольку главная задача состоит в решении несколько иного вопроса.

Что в этом отношении могла бы предложить наша теория систем?

Возможно, что ни мало, поскольку понимание "духовного" как системного, позволяет распространить общие закономерности, управляющие системными процессами, на эмоционально-волевую сферу жизнедеятельности индивида, в частности и на ощущения наслаждений.

Какой бы сложной ни казалась эта тема в частных проявлениях, думается, существует весьма эффективный ключ к пониманию общих фундаментальных закономерностей, которые организуют ощущения положительных эмоций. Он состоит, всего лишь, в последовательном распространении эволюционного принципа на интеллектуальную деятельность.

Живые и разумные системы тем и отличаются от неживых, что стремятся, главным образом, не к Фрейдовскому "успокоению", но к осуществлению актов развития в процессе эволюции. В этом кроется залог их состоятельности в меж- и внутривидовой конкуренции.

Мысль о том, что настроенность биологических систем на осуществление актов собственного развития есть главное и основное условие выживания в условиях конкуренции видов и естественного отбора, уже несколько знакома нам по предыдущему материалу.

Принцип эволюционизма всей очевидностью затрагивает царство систем синергетики и выступает в качестве основного вектора, указывающего направление к высшему, более совершенному, если не к более сложному, то к более адаптированному состоянию системы в меняющихся условиях окружающей среды. Функции разума в наибольшей степени подчинены решению этой задачи. Разум тем силен, как средство осуществления развития, что способен улавливать и абстрагировать закономерности в окружающей действительности, с последующим их использованием во благо и в осуществление собственного развития.

Возникновение разума, как участника общей эволюции знаменовало собой одновременно и явления конкурентной борьбы разумных информационных систем, что вполне объяснимо. Если в биологической природе выживает сильнейший, то в эволюции разума должен выживать "умнейший", тот разум, который более приспособлен к условиям окружающей среды. Такое предположение, отнюдь, не соответствует представлениям, которые высказывал в свое время Герберт Спенсер о том, что в результате эволюции должны выживать человеческие особи, превосходящие других в интеллектуальном отношении.

Дело осложняется тем, что полноценными субъектами межсистемных противостояний может являться не только индивидуальный, но и групповой разум. При этом эволюционная эффективность разумной системы будет определяться не только, и в значительной степени не столько, чисто технической стороной и скоростью мыслительных операций, но и тем, насколько сам процесс мышления соответствует задачам и перспективам системной эволюции.

Разумнейшей с эволюционной точки зрения мы называем систему, наиболее адаптированную к осуществлению собственного существования, причем безотносительно, будь то индивидуальный или коллективный разум.

То есть толпу серых индивидуальностей можно собрать в организованную армию с талантливым полководцем. При определенных внешних условиях эта система, включающая не один индивидуальный разум, может иметь высокую эволюционную эффективность, и общая система в целом и каждый составляющий ее разум получат эволюционные преимущества за счет победы в каком-либо межсистемном противостоянии.

Что касается систем индивидуального сознания, то чаще всего наблюдается на первый взгляд парадоксальная картина; основываясь на известных исторических фактах, можно составить впечатление, что существует тенденция преимущественного вымирания по разным, в том числе и насильственным причинам, наиболее "умных" представителей человечества, которых, иногда на всякий случай, сжигают на костре. Речь в данном случае идет не просто об интеллекте, или конкретной системе разума, а о разуме в эволюционном смысле, - это нетрадиционно-бытовое понятие.

Когда Дарвин говорит, что в межвидовой конкуренции побеждает наиболее приспособленный, в данном случае не конкретизируется, за счет чего достигается эта приспособленность у животных, то ли за счет образования ласт при переходе к водному образу жизни или за счет крепости зубов у хищника. Аналогичным образом нельзя безоглядно конкретизировать, что наибольшей эволюционной эффективностью может обладать интеллектуал, досконально знающий, например, математику. Это все равно, что утверждать, что в естественном отборе наибольшее преимущества имеются у сильнейших хищников с огромными зубами. Так не получается. Особенности строения пищеварительного аппарата наряду с оптимальными размерами тела делают, например, крыс самыми удачливыми обитателями некоторых мегаполисов. Вместе с тем любой "жрец" науки или искусства, "пренебрегающий презренной пользой" за счет собственного здоровья, способствует эволюции некоторой надличностной социальной системы, обеспечивая выживание всей группы участников конгломерата. Принцип адаптации здесь также фундаментален.

Оценка эволюционной эффективности системы разума это в нашем понимании прежде всего уровень адаптированности конкретной разумной системы к конкретным условиям ее существования. Разум способен постигать взаимосвязь между явлениями бытия, но природа не может дать и не дает субъективной оценки качества этого постижения, но способна "оценить" эволюционную значимость данной системы знания через естественный отбор. В этой связи удачливый охотник - неандерталец в первобытных условиях существования в эволюционном смысле может быть более "разумен", чем средний образованный индивид - наш современник, который не в силах использовать большинство природных закономерностей, о которых ему рассказали в школе. Именно в этом отношении мы говорим, что в эволюции разума побеждает "разумнейший",- тот личностный или надличностный субъект межсистемных отношений, чьи механизмы переработки информации в сочетании с возможностями соответствующего натурального действия более адаптированы к конкретной исторической ситуации.

Такое представление эволюционной эффективности разума необходимо сейчас как методический инструмент для дальнейших теоретических построений, хотя, надо признаться, давая такое определение эффективности "разума" мы несколько "приносим в жертву" некоторые важные и принципиальные стороны его обычного понимания, но пока этим можно пренебречь.

Вполне очевидно, что разум может иметь самостоятельную ценность, как, например, ластовидные конечности у водных млекопитающих, которые позволяют им осваивать ресурсы водной среды обитания. Если представить разум, как один из органов, необходимых разумной системе для обеспечения процессов жизнедеятельности, то становится уместно предполагать, что эволюция этого, пусть виртуального, органа может подчиняться общим законам биологической эволюции видов, то есть формироваться посредством естественного отбора и механизмов, обеспечивающих направленную флуктуацию.

Распространяя подобные универсалии на бытие разумных систем, вполне уместно предположить также, что процесс эволюции мог настроить генетические и иные механизмы преемственности форм биоинформационных систем на поддержание и совершенствование этого ценного органа. Даже более того - на упреждение случайных внешних изменений среды обитания какими-либо новациями в его конструкции. Для этого акт смены состояния разумной системы должен стать желанным, то есть формироваться как определенная цель системной активности.

Природа для этого случая изобрела то, что единственно могла для этого случая изобрести - чувство наслаждения, которое способно управлять поведением индивида в осуществлении процессов эволюционного движения.

Все то, что каким-либо образом способно привести к выживанию и развитию в межсистемных взаимодействиях стало сопровождаться некоторой положительной эмоциональной окраской, которая возникает не сама по себе, но подчиняется определенным закономерностям, на существе которых нам предстоит сосредоточить свое внимание.

Чувство наслаждения при ближайшем рассмотрении можно разделить на два типа по основанию происхождения.

Один тип соответствует наслаждению первого рода - удовлетворению насущной жизненной потребности. Это проявляется в ощущениях, обслуживающих чисто биологические потребности разумных индивидов и является общим для всех организмов, способных к рефлекторной нервной деятельности. Такое наслаждение мы ощущаем в процессе еды, особенно, если перед этим пришлось сильно проголодаться. Этот тип наслаждений мы не будем сейчас подробно рассматривать, поскольку, во-первых, он относительно прост для понимания, во-вторых, мало что добавит к решению нашей главной задачи.

Интереснее для нас наслаждения второго рода, которые специфичны для разумных систем. Эти наслаждения связаны с движением духа и в значительной степени определяют эволюционную эффективность взаимодействующих систем.

Этот тип наслаждений функционально связан с некоторыми специфическими механизмами, которые можно обозначить как системы прогнозирования (СП).

Эти системы способны перерабатывать информацию об условиях и закономерностях наступления адаптационных новаций в ощущение наслаждения. В таком случае акт изменения внутрисистемного состояния начинает выглядеть как вполне определенная потребность разумной системы, удовлетворение которой ощущается индивидом как наслаждение различной степени интенсивности.

Хочется особенно обратить внимание читателя, что "наслаждение" нельзя понимать только как некоторый "кайф" - предельный случай наслаждения. Наслаждение в нашем представлении обладает свойством быть различной степени интенсивности, от отрицательных (неудовольствие, страдание) до положительных значений (радость, "кайф", "нирвана").

Попытаемся рассмотреть простые примеры, которые могут свидетельствовать в пользу этой гипотезы.

Не все могут помнить, какое наслаждение доставляет приобретение навыков обыкновенной ходьбы в раннем детстве. Несмотря на боль при падениях, что-то заставляет ребенка повторять попытки перемещения на двух ногах до получения необходимых навыков.

Уместно предположить, что если ребенок активно стремится к этому, следовательно, испытывает комплекс положительных эмоций в процессе освоения ходьбы, причем такой, который перекрывает все неудовольствия от ощущения боли при падениях.

Проходит время и ходьба становится обычным делом, с практически незаметным результатом для собственно эмоциональной сферы сознания.

Такие же положительные ощущения уже вполне отчетливы в воспоминаниях о приобретении навыков езды на велосипеде. Но эмоциональная яркость этих ощущений также меркнет со временем, хотя сами навыки остаются с нами практически на всю жизнь.

Цветом эмоционального наслаждения окрашены и процесс освоения навыков езды в автомобиле, приобретение в собственность драгоценной вещи, продвижение по служебной лестнице, явления любовно-эротического характера и пр. Этот список можно продолжать до бесконечности. Однако, все наслаждения имеют одну стабильную особенность, - они весьма недолговечны.

Комплекс положительных ощущений исчезает по мере того, как образуется привычка - развитой навык в переработке определенной внешней информации, когда внутри разумного организма создается алгоритм для механической переработки конкретной внешней информации.

Так, например, навык поведения при езде на велосипеде срабатывает автоматически при изменении внешней ситуации вокруг умелого велосипедиста.

Получается так, что процесс разработки этого алгоритма - есть наслаждение, а момент качественной завершенности этого алгоритма - есть момент окончания этого наслаждения.

Однако не всякого наслаждения, связанного с ездой на велосипеде вообще. При этом может возникать другое наслаждение, которое уже не связано непосредственно с этим алгоритмом. Например, наслаждением становится посещение новых мест в окрестностях в процессе велосипедных прогулок, что рождает новые потоки информации для индивида с необходимостью их обработки и новообразованием систем знания.

Такие алгоритмы, как разновидность систем знания, зарождаются в процессе жизнедеятельности индивида, и, похоже, функционально обеспечивают возникновение ощущений наслаждения. Создается впечатление, что основу субъективных наслаждений составляет чреда актов развития внутриличностных систем.

Некоторая скрытая информационная система отслеживает возникновение новых внутриличностных систем знания, оценивает возможности их возникновения и вырабатывает чувство наслаждения в зависимости от интенсивности этого процесса.

Чтобы почувствовать ее специфику будет полезным несколько уклониться от темы и рассмотреть некоторые случаи ее наиболее отчетливого функционирования.

Это можно ощутить, исследуя причину наслаждения, которое мы получаем от юмора.

Конструкции анекдотов, например, совершенно очевидно преследуют цель - интенсифицировать процесс системного новообразования.

Прием основан на универсальной форме анекдота. Его можно разделить на две части. Первая часть - "преамбула", чаще всего, доходчиво и постепенно формирует в нашем сознании информационную систему знания о каком-нибудь явлении. Эта часть, как правило, максимально насыщается простейшими и хорошо знакомыми установками. Затем в финальной части незаметно и быстро "подсовывается" информация, которая стремительно переводит создавшуюся систему знания в ее диалектическую противоположность. При этом именно высочайшая интенсивность системного новообразования вызывает у нас чувство особенной эйфории. Давайте рассмотрим такой типичный анекдот.

Приятный на вид джентельмен с миловидной дамой пришли в магазин и стали покупать шубу. "Нам нужна самая дорогая шуба", - заявил мужчина. "За пять тысяч - Вас устроит?", - спросил хозяин магазина. "А, еще дороже?",- спросил мужчина. "За пятьдесят?", - с удивлением предположил хозяин. "А еще дороже...". "Пятьсот?", - с тайной надеждой и ликованием прошептал продавец. После примерки, конечно, именно эта шуба наиболее понравилась даме.

Галантный кавалер выписал хозяину чек и сказал: "Сегодня пятница, банк уже закрыт. Поэтому прошу в понедельник зайти вон в тот банк, расположенный на другой стороне улицы, получить деньги по этому чеку и доставить покупку по этому адресу". После этого покупатели ушли.

В понедельник обрадованный хозяин пошел в банк, но с удивлением обнаружил, что ни такого счета в банке, ни денег вовсе нет.

"Слава богу, что шуба у меня осталась", - только он успел так подумать, как встретил знакомого джентельмена.

"Мошенник!",- закричал хозяин.

Джентельмен не особенно смутился.

"Я пришел просить прощения за мою шутку и принести свою благодарность. Вам забот добавилось всего лишь улицу перейти, но если бы вы знали, какой у меня был "уик енд"!

Лишь последний "выстрел" - "уик енд" в корне меняет информационную систему, которая интенсивно разрастается из своей противоположности.

Здесь мы видим, что одна система знания, утверждающая солидаристские отношения между полами, вдруг превращается в систему знания об обманном эгоистическом противостоянии. При этом преамбула старается как можно дальше завести сознание в одну сторону, чтобы максимально увеличить расстояние до той смысловой станции, которая достигается в конце.

Примечательно, что ни сама информация в данном случае актуальна. Если эту же информацию, которая возникает из анекдота рассказать в ином ключе, то юмор не получится.

Например, так: в нашей жизни встречаются ситуации, когда мужчины обманывают женщин в целях получения от них сексуального удовлетворения. И все!

Та же информация, но не смешно потому, что способ формирования микросистемы знания у слушателя не интенсивен.

Совершенно одинаковая ситуация происходит и в случае научного озарения. Здесь система, отслеживающая интенсивность новообразования одинаково формирует чувство наслаждения. Причем иногда очень сильного наслаждения.

Тут стоит вспомнить известный исторический пример почти запредельного счастья, когда Архимед в восторге кричал "Эврика!" после открытия важной природной закономерности. Это такие ощущения, за которые ученые согласны идти на плаху и на костер инквизиции.

Видимо, принцип развития преобладает над необходимостью решения задач индивидуального физического выживания.

Надо заметить, что новообразованные системы знания должны иметь в глазах индивида хотя бы видимость объективности и истинности. То есть - отражать объективную природную закономерность, поскольку только в этом случае она может участвовать в ситуационных прогнозах и составлять определенную ценность.

Пустое или ложное информирование в данном случае не приносит положительных эмоций, если это чувствуют СП.

Говоря о системе, отслеживающей информационные новообразования, следует поспешно предупредить читателя, что, может быть, эта же система вырабатывает чувство тоски у школьников при попытках выучить урок по географии, хотя и в данном случае может возникать новое знание.

Чрезмерно интенсивный поток необычной информации для конкретного индивида может, видимо, оцениваться СП отрицательно, поскольку процесс "зубрежки" - механического запоминания несистемен и требует много энергетических затрат и "мозговых ресурсов".

Вполне естественно, что вся мыслительная система должна иметь механизм, заставляющий мыслящего человека не сваливать информацию в кучу, а распределять ее оптимально с возможностью оперативного использования. Именно поэтому механическое запоминание, требующие грандиозных волевых усилий, сопровождается неприятным чувством, которое вырабатывается с целью направить мыслительный процесс, если это возможно, на поиск закономерностей, которые рационально связывали бы поступающую информацию в стройную систему знания.

При этом системы - сателлиты, обладающие некоторой автономией воли, стараются избегать подобных ситуаций, предательски оставляя "операционное Я" один на один с такой проблемной ситуацией. Их трудно заставить работать над информацией, которая не задевает их специфических потребностей и интересов.

Из педагогической практики известна неэффективность зубрежки и механического запоминания, именно поэтому опытный педагог старается вызвать искренний интерес у своих слушателей к предмету лекции. Тогда к процессу усваивания новой информации в большей степени подключаются имеющиеся и вновь образующиеся сателлиты сознания, значительно ускоряющие системную переработку новой информации.

Иногда случаются уникальные ситуации, когда при "зубрежке" в постоянных, длительных тренировках система - "операционное я", используя правила мнемотехники, обретает умение удерживать в памяти огромные количества несистематизированной информации. Встречаются люди и с таким необыкновенным талантом.

Один студент однажды спросил меня; что означают символы "+" и "-" на полюсах обыкновенной батарейки. Удивительно, что этот человек умудрился сдать физику в вузе на "отлично" всего несколько дней назад и мог по памяти написать какое-нибудь сложнейшее уравнение Шредингера. Удерживая в памяти все формулы и сведения, необходимые для сдачи экзамена, он понимал (системно) физическую природу вещей, примерно, на уровне ученика пятого класса! Конечно, нельзя сказать, что иметь такую память - плохо. При прочих равных - это большое и завидное достоинство.

Этот пример хорошо иллюстрирует, сколь сложны внутриличностные системные взаимоотношения, а также показывает, что чувство наслаждения вырабатывается по поводу не просто знания, а именно системного знания, которое не вызывает гиперфункционального состояния у запоминающих механизмов.

Возвращаясь к системе, оценивающей возможности внутриличностного развития, хочется заметить, что она скорее всего немеханического типа, поскольку явно способна, как минимум, к адаптации. Это позволительно утверждать вот по какой причине.

Вырабатывая чувство наслаждения, система ситуационного прогнозирования (надо обязательно заметить, что чувство наслаждения может вырабатывать не только она) играет решающую роль в определении направления эволюции сознания. Она устремляет весь организм туда, где ощущает наибольшую интенсивность развития внутриличностных систем. Даже по отношению к "операционному Я" эта система способна занимать господствующее положение через формирование определенной потребности в развитии систем - сателлитов.

В сравнении этой скрытой системы, например, со зрительной системой - механического типа, обнаруживается важная особенность.

Глаза у людей устроены, примерно, одинаково, что для одного нормального глаза сумерки, то для другого нормального глаза - тоже, что для одного нормального глаза яркий свет, то для другого - тоже. В данном случае на протяжении всей жизни человека нельзя заметить принципиальные качественные изменения ни значительные внутривидовые вариации.

Но, что касается явлений, порождающих определенную интенсивность наслаждений, то они бывают очень непохожими друг на друга.

Например, если для главного персонажа Гоголевской "Шинели" приобретение новой одежды доставляет почти запредельное наслаждение, то для другого человека такая мелочь, может совсем не иметь положительной эмоциональной окраски. И это будет одинаково нормальным.

Система-сателлит, вырабатывающая наслаждение, похоже, иногда проявляет и свойство разумности, о чем можно догадаться по специфике ее развития. Если годовалому ребенку дать "денежку" любого достоинства, он отнесется к ней всего лишь как к неинтересной игрушке, но такой подарок для взрослого человека будет вызывать ощущение радости в пропорции к номинальной стоимости этого подарка. Дело в том, что система выработки наслаждения улавливает закономерность между количеством денег и их последующем воплощением в вещи или событии, которые способствуют реализации актов развития комплекса внутриличностных систем.

Например, на деньги можно купить автомобиль и насладиться всеми изменениями состояния личности, которые с этим связаны. В предвкушении акта развития ощущается "праздник ожидания праздника", - своеобразное наслаждение, которое играет важнейшую роль в формировании целенаправленных действий индивида. Выработка алгоритма распознавания ситуаций и условий, предшествовавших внутриличностному развитию, - выглядит как акт разумной деятельности, поскольку этот алгоритм не перемещается в систему извне и не содержится в ней изначально. Он направленно создается как особенная система в процессе внутриличностной эволюции.

Обратный процесс, который соответствует редуцированию внутриличностных систем, оценивается индивидом как неудовольствие.

Например, помещение человека в тюрьму есть ограничение его свободы. Это ограничение свободы не состоит в том, что индивиду предлагается вести аскетическую жизнь, полную лишений.

Человек может сознательно стремиться не только к ограничению комфортного существования, но даже рисковать жизнью, но ощущать при этом "наслаждение развития". Так жизнь альпинистов в процессе трудного восхождения может выглядеть намного боле суровой, чем жизнь арестанта. Но "покорение вершин" почему-то некоторые считают источником наслаждений, а пребывание в тюрьме - наоборот. И дело тут совсем не в сроках и суровости этих испытаний.

Помещение в тюрьму не порождает новых систем знания, которые могут оцениваться, как способствующие прогрессивной эволюции личности. Наоборот, статус "покорителя вершин" открывает новые горизонты внутриличностного развития, что определенным образом стимулирует ощущение наслаждения.

Надежным ориентиром в функции прогнозирования у человека стала оценка социального статусного состояния - мера так называемого "уважения" окружающих. Оценка социального статуса индивида теснейшим образом связана с потенциальными возможностями прогрессивного развития внутриличностных систем, хотя эти возможности не всегда оказываются реализованными.

Так, например, "скупой рыцарь" из Пушкинских трагедий вполне может вызывать определенное уважение окружающих, поскольку обладает статусом богатого человека. Но его деньги не превращаются в реальную смену внутриличностных состояний, о чем, кстати, очень мечтает его наследник.

"Скупой рыцарь" до крайности сосредоточен на смене состояний, связанных с накоплением сокровищ. В сущности явления "фетишизма" также выглядят результатом деятельности системы прогнозирования, но уже второго рода, возникшей в процессе освоения социальных закономерностей.

В данном случае можно также наблюдать, что другие возможности внутриличностного развития в значительной степени подавляются.

Богатейший "Скупой рыцарь" и беднейший персонаж "Шинели" Н.Гоголя получают, в сущности, примерно одинаковую дозу ощущения наслаждения несмотря на различия в статусных состояниях, что выглядит парадоксом.

В свете системных представлений возникновение СП выглядит отражением явления, которое в быту обозначается как "жизненный опыт" индивида.

Можно с удивлением обнаружить, что "жизненный опыт", который охватывает все случаи возникновения подобных систем, не всегда является положительным моментом даже для самого индивида, поскольку чаще сопровождается редукцией общего количества систем-сателлитов. Хотя эти процессы и не выглядят связанными функционально, но обнаруживают заметную корреляцию, поскольку СП по мере их возникновения становятся субъектами горизонтальных межсистемных отношений, которые часто принимают откровенно противоборствующий (конкуренция, хищничество) характер и даже способны подавлять и более того уничтожать друг друга. Так, например, подавляется сателлит сексуальности в явлениях фрейдовской сублимации.

Кроме того, на протяжении жизни индивид постепенно осваивает новизну бытового пространства, при этом как бы оскудевает кладовая энтропии, которая подпитывает процессы новообразования внутриличностных систем знания. При этом и система прогнозирования, вырабатывающая ощущение наслаждения, все более теряет свою функциональность.

Явление редукции комплекса внутриличностных систем, как возрастное явление, находит отражение во многих образцах классической литературы. Яркий пример: "Ты теперь не так уж будешь биться, сердце, тронутое холодком-" (С.Есенин). Ту же самую мысль можно обнаружить в других произведениях: "Ионыч" А.Чехова, "Смерть Ивана Ильича" Л.Толстого, "Мертвые души" Н.Гоголя и т.п.

В обобщающем представлении можно утверждать существование возрастной тенденции к изначальному увеличению (от момента рождения индивида) до определенного возраста и последующее уменьшение общего количества внутриличностных систем.

То же самое заметил и З. Фрейд: "... Мы приходим к результату, - по сути своей отнюдь не простому, - что стремление к наслаждению в начале психической жизни выражается гораздо интенсивнее, чем позже, но не столь неограниченно; оно подвержено частым перебоям. В более зрелые период господство принципа наслаждения обеспечено в гораздо большей мере, но и сам он подвергается укрощению, не меньшему, чем другие инстинкты" [32] (стр.78).

Интересен вопрос: можно ли затормозить этот в сущности неблагоприятный процесс?

Думается, что можно ответить утвердительно, если изучить специфику основных закономерностей. Это задача, которая не имеет общего решения.

Индивидуальная человеческая жизнь - это феномен, который, подчиняясь общему, во многом обрастает важными частностями. Поэтому любое волевое решение в жизни это всегда результат решения конкретной нравственной задачи, которое может в корне отличаться в зависимости от условий и конкретного состояния человека.

Это решение всегда результат все того же знакомого нам явления направленной флуктуации, которое органически вплетено и в ткань проблем человеческого "выбора".

Здесь принципиально познавательное значение имеет построение "коридора" направленной флуктуации, то есть ограничения ее случайной составляющей рамками знаний об объективных внешних закономерностях.

Таким образом, напрашивается следующая картина генезиса внутриличностных систем (см. Рисунок 7) На этом графике показаны возможные пути эволюции личностной системы разума в процессе жизни.

Точка старта S соответствует моменту рождения человека. Количество развитых внутриличностных систем в фазе функциональности здесь минимально, хотя, может, и не равно нулю.

Отрезок S-А соответствует освоению бытового пространства. В этот период жизни развиваются системы, адаптирующие личность к самым элементарным условиям бытия. Система личности врастает в физическую реальность и в систему социума, усваивая основные бытовые закономерности внешнего окружения.

Это явление лежит в основе стремления ребенка к играм, в которых моделируются и абстрагируются основные внешние ситуации, из-за чего жизненно важные закономерности становятся более яркими для их системного личностного восприятия.

Вот как описывает это явление З. Фрейд: "У этого хорошего, послушного мальчика была все же одна неприятная привычка, а именно: забрасывать в угол комнаты под кровать и т.д. все маленькие вещи, которые ему удалось схватить; и собирание его игрушек было делом нелегким.

Рис.7 Динамика возрастных изменений внутриличностных систем.

где SAB - путь максимального совершенства (+выбор+социум),

SAD - номинальный путь (+выбор-социум) или (+социум-выбор),

SAC - минимальный путь деструктивной доминанты (-социум-выбор),

А - точка девиации,

S - стартовая точка

При этом он с выражением интереса и наслаждения произносил протяжное "о-о-о", которое по общему мнению родителей и наблюдателей, было не междометием, а означало "вон, прочь". Я, в конце концов, заметил, что это - игра и что ребенок пользуется всеми своими игрушками только для того, чтобы играть в "ушли".

Однажды я сделал одно наблюдение, которое подтвердило мои догадки.

У ребенка была деревянная катушка, к которой была привязана веревочка. Ему никогда не приходило в голову возить ее по полу позади себя, т.е. играть с ней в тележку, но, держа катушку за веревку, он с большим искусством перебрасывал ее через край своей кроватки, так, что она там исчезала, говорил при этом многозначительное "о-о-о" и затем за веревочку снова вытаскивал ее из под кровати, но теперь ее появление приветствовал радостным "Вот". В этом и заключалась вся игра исчезновение и появление снова. Виден был обычно только первый акт, и этот акт, сам по себе, неутомимо повторялся, как игра, хотя больше удовольствия, несомненно, доставлял второй акт".

Фрейд объясняет эту игру прежде всего с учетом собственной концепции каких-то инстинктов по отношению к матери ребенка: "... бросание предмета так, что он исчезал, могло бы быть удовлетворением подавленного в жизни чувства мести, обращенного на мать за то, что она уходила от ребенка, оно могло бы иметь упрямое значение: "Да, уходи, уходи! Ты мне не нужна - я сам тебя отсылаю". ... Если наблюдается порыв, имеющий целью психически переработать какое-либо сильное впечатление, вполне овладеть им, то мы сомневаемся, может ли такой порыв выражаться первично и независимо от принципа наслаждения".

Фрейд точно подмечает, что в основе стремления к подобным играм должно лежать наслаждение, которое, собственно, и управляет индивидуальной активностью. Сомнительно, что это наслаждение связано только с экспрессивным инстинктивным выходом по отношению к матери. Тут же Фрейд в примечании рассказывает, что "... когда мать ушла из дома на много часов, мальчик встретил ее по возвращении следующим сообщением "беби о...о...о...". Сначала это было непонятно, но потом оказалось, что во время своего долгого одиночества ребенок нашел способ, как исчезнуть самому. Он обнаружил свое изображение в зеркале, которое доходило почти до пола, а затем опустился на корточки, так что изображение "ушло" (там же стр.14-18).

Многозначительное "о-о-о" относится и к катушке, и к матери, и к собственному изображению. В этом наблюдении как нельзя лучше иллюстрируется типично индуктивный способ выработки закономерностей, наполняющих системы ситуационного прогнозирования первого рода, которые присутствуют обязательно в каждом человеческом организме за редкими исключениями. Не только образ матери в данном случае актуален.

В подобной игре человеческое сознание активно формирует информационную систему, способную к переработке сведений о фундаментальных бытовых свойствах окружающей реальности. В частности в эту систему помещается сведения о закономерности, - что не все предметы, однажды исчезнув, исчезают навсегда. Кроме того, к этой закономерности привязывается и возможность ее словесного оформления, возможность использования самого механизма абстрагирования, развитие которого осуществляется одновременно с процессами его практического применения. Акты развития, которые осуществляются в этом процессе, отслеживаются системой, вырабатывающей нечто, что ощущается как наслаждение.

Деление систем прогнозирования на два рода кажется уместным по нескольким основаниям.

Во-первых, СП первого рода составляют стандартизированный "пакет программ" для обеспечения основ жизнедеятельности, подобно тому, как вся работа компьютера управляется операционной системой, стандартной для каждого компьютера, что отличает эту систему от разнообразия специализированных систем второго рода.

Во-вторых, эти группы систем различаются не только по принципу специфичности, но и по условиям формирования, поскольку в ранневозрастной период возможности выбора весьма ограничены давлением социума. Ребенок может хотеть шоколадку, но решение - за мамой, которая может запретить сладости, чтобы не портился аппетит перед обедом. В период младенчества ребенку важно развиваться в составе внешней системы, именуемой "семья", поскольку именно эта система принимает на себя изначально часть функции ситуационного прогнозирования.

Формирование СП первого рода в значительной степени зависит от окружения. Для доказательства можно привести известные случаи воспитания детей в сообществах животных.

Похищение младенцев волками или обезьянами, что редко, но случается, приводит к особенному развитию СП, которая воспринимает лишь закономерности стайного поведения данного вида животных. Это очевидное явление адаптации, которое позволяет причислить систему СП первого рода к живому типу.

Нельзя утверждать, то система СП первого рода целиком зависит от окружения. Здесь наиболее велика роль генетической детерминанты.

Генетически предопределен оптимально необходимый количественный набор адаптационных систем, качественность которых в последствии зависит не только от наследственности, но и определяется окружением. Некоторые из систем из этого набора могут подавляться, а некоторые - получить преимущественное развитие, что позволяет человеку приспосабливаться к социальным особенностям различных эпох и разновидностям цивилизаций. Сама возможность существования человека в волчьей стае наглядно иллюстрирует высокую адаптационную гибкость этой системы жизнеобеспечения

На последующих этапах развития СП первого рода почти теряет возможность к коренной качественной перестройке путем освоения закономерностей функционирования человеческого социума. Происходит это по причине перехода части подсистем, составляющих систему СП первого рода на функционирование по механическому типу.

События в системах, являющихся полноценными субъектами межсистемных отношений, требуют больших затрат времени для содержательного анализа поступающей информации и разработки алгоритма поведения, который, являясь адаптационной новацией, требует еще согласования и подгонки в общесистемной внутриличностной структуре.

Весьма неэффективна была бы наша зрительная система, если бы всякий раз для восприятия конкретного образа требовалось бы разрабатывать особенный алгоритм.

Если позволяет внешняя ситуация, то живая система может специализироваться на механическом выполнении отдельно взятой функции по жесткому, один раз разработанному алгоритму, что может сильно сократить время выработки решения и способствовать благополучию всей системы в целом.

Совокупность СП первого рода адаптируют личность к повторяющимся бытовым ситуациям, которые просты в своих проявлениях, но которые стремительно и неожиданно возникают в процессе контактов с партнерами в сфере социальных отношений.

Например, в переполненном автобусе мы совершенно безотчетно ведем себя так, чтобы нам не наступили на ногу, а в толпе стараемся передвигаться никого не задевая, но и не анализируем до мельчайших подробностей последовательность передвижения ног.

Поэтому вполне объяснимо, почему в эволюции СП первого рода столь сильны тенденции к переходам в механический тип. При этом система получает от организма "гарантии" на собственную неприкосновенность. Взломать этот механизм становится весьма трудно, поскольку он становится основой общесистемного функционирования. Поэтому глубинная перестройка социально адаптирующего поведения индивида постепенно затрудняется по мере возрастных изменений организма.

На графике отрезок SA соответствует количественному формированию самых основных и стандартных адаптационных систем, которые обязательно формируются у человека независимо от его воли, лишь из условий внешнего социального окружения. Поэтому на графике этому периоду соответствует одна линия, которая, в сущности, линией не является, а, конечно же, соответствует просто относительно узкому "коридору вариабельности", как график всякого биологического процесса.

В эволюции адаптационных систем первого рода участвуют все те же процессы направленной флуктуации, которые, однако, "сильно зажаты" закономерностями социального окружения.

Результат, достигаемый в точке "А" в значительной степени детерминирован этим же обстоятельством. Отрезок SA определяет набор самых основных систем личности, которые количественно повторяются в каждом поколении примерно так же, как в каждом поколении дети одинаково плачут, осваивают навыки пространственного перемещения, учатся говорить, играют с погремушками, с куклами и пр.

В количественном отношении развитие систем в данный период, примерно, одинаково, поскольку в значительной степени должно определяться генетическими особенностями вида. Поэтому мы склонны отобразить развитие этих систем в виде одной линии, предусматривая, что это носит относительный характер по сравнению с ситуацией последующего периода.

Системы прогнозирования второго рода начинают обнаруживать функциональность, примерно, в период с 1-5 лет, когда ребенок обнаруживает способность к ощущению наслаждения не только от устремления к сиюминутному формированию какого-либо адаптационного внутриличностного механизма. В этот период удаются уже элементарные решения вопросов выбора, то есть прогнозирования отсроченных наслаждений. Например, что лучше, пойти в цирк или в зоопарк.

Другой отличительный признак деятельности СП второго рода состоит в усилении специфичности реагирования личности на различные социальные ситуации.

Своеобразное исследование этого явления предпринял Марк Твен. Если вспомнить его бессмертное произведение "Принц и нищий", то можно заметить, что поведенческие реакции и принца и нищего одинаковы в той части, где управляются реликтовыми младенческими СП, и, наоборот, диаметрально различаются в случае реализации функций СП второго рода.

Помимо чисто художественной ценности это произведение представляет определенный интерес как социологическое исследование в психологическом ракурсе, хотя открыто и не претендует на это качество. Можно представить, насколько прочно внедряются в глубинную психическую структуру СП второго рода, настолько, что устойчиво удерживаются в функциональной фазе даже при коренном изменении социального статуса индивида.

Процессы развития СП и первого и второго рода, определяющие "вживание" личности в бытовое пространство, происходят весьма интенсивно, нелимитированно, предоставляя тем самым объемный комплекс индивидуальных наслаждений, из-за чего мы вспоминаем наше детство (особенно раннее детство, если вспоминается) как счастливейшую пору нашей жизни. Хотя нам во взрослом состоянии может казаться странным получение наслаждения от обыкновенного бросания катушки на привязи за спинку кровати.

Различные явления и предметы, которые в последующей жизни совершенно не задевают наше воображение, в детском возрасте наполнены неизведанным глубочайшим смыслом, открытие которого соответствует новообразованиям разнообразнейших систем знания и составляет ощущение наслаждения.

Игра имеет важное значение в деле освоения внешних закономерностей. Она, как правило, сопровождается ощущением вдохновения, когда сателлиты сознания максимально активизированы

Как ни странно это звучит, роль "игры" в фундаментальном ее смысле становится еще более важной по мере взросления личности. Мы, часто, исключительно из-за необходимости ощущения собственной важности думаем, что занимаемся серьезными делами. При этом стараемся просто поиграть, (например, вечеринки, "флирт", церемонии, традиции, демонстрации, иногда научные семинары и деловые заседания) чтобы еще и еще раз переживать чувство наслаждения от освоения новых ситуационных, статусных или иных ситуаций, являющихся источником и индикатором образования новых систем знания.

В точке "А" функция прогнозирования внешних ситуаций в значительной степени переносится из внешней сферы внутрь индивида. Чаще всего это соответствует позднему младенческому и раннеподростковому возрасту в жизни человека. Процесс этот может протекать весьма трудно, если произойдет значительная несостыковка внешних и внутренних информационных систем, которые сложились к этому моменту. Мы говорим об этом явлении "трудный возраст".

В этот период "душа" человека представляет средоточие конкурентных отношений между реликтовыми младенческими и вновь образованными системами, в число которых входят и СП второго рода. При этом интенсифицируется процесс перехода некоторых (не всех) реликтовых систем в деструктивную фазу, что аналогично "умиранию живого". Как всякое "умирание" - это болезненный процесс, но реликтовые - младенческие системы способны длительное время, порой всю последующую жизнь переживать деструктивную фазу, не функционируя, но и не теряя своей системной определенности в существовании новообразованных личностных систем, подобно тому, как генетические свойства зерна присутствуют в функциональных особенностях растения. Поэтому даже для последующих периодов жизни не теряется значимость переживаний младенческого возраста.

О важной роли младенческих переживаний (в процессе которых формируется система СП первого рода в нашем понимании) для всего последующего развития личности говорил З.Фрейд. Многие невротические расстройства во взрослом состоянии человека, как оказывается, происходят из младенческого возраста. Как мы пытаемся показать, системная теория может непротиворечиво объяснить это явление психики.

Если все кончается благоприятно, то личность переходит на новый тип функциональности.

Количественное развитие внутриличностных систем приобретает особенную широту индивидуальной вариабельности, что определяется ослаблением стабилизирующего влияния генетической детерминанты и усилением роли случайностей во "флуктуационном коридоре" волевого выбора. В значительной степени увеличивается разнообразие возможностей переходов систем внутриличностного комплекса в различные состояния, и расширяются перспективы его динамики.

Вариант АВ соответствует идеальному случаю, когда и возможности социума и адекватность индивидуальных волевых решений позволяют развиваться максимальному количеству внутриличностных систем, доставляя человеку максимум жизненных наслаждений.

Жизнь человека в этом варианте развития событий наполнена исключительным разнообразием, которое обнаруживает постоянную изменчивость по мере привыкания к тому или иному изменению внешних обстоятельств. Происходит не простая смена внешних ситуаций, которые в большинстве случаев повторяются в основных чертах, например, механическая работа на конвейере большого предприятия, но качественная смена ситуаций, неизвестных до того внутриличностным адаптационным механизмам.

В данном случае не предусматривается исключительно путь гедонизма, как постоянной смены легких чувственных наслаждений, сюда включаются и выработка адаптационных навыков и состояний, подобных феномену Робинзона, который по мнению Д. Дефо прожил весьма счастливую жизнь, хотя и со многими лишениями.

Вариант АС соответствует наиболее неблагоприятной ситуации, когда ни возможности социума, ни случайности индивидуального выбора не способствуют полноценному развитию личности. Чаще всего приближению к этой ситуации способствуют, во-первых, низкий социальный уровень индивида в точке "А", а, во-вторых, - угнетение внутриличнстных систем под влиянием разнообразных деструктивных факторов. Поясним, что это такое.

Акты системного развития в общей эволюции индивидуального человеческого сознания детерминируют не только сиюминутное состояние психики, но и определяют сам путь этой эволюции, поскольку преемственность систем в развитии осуществляется посредством образования деструктивных системных состояний.

"Деструктивным" мы называем такой фактор, воздействующий на системы, который обусловливает относительно быстрый тупиковый исход данной ветви эволюции.

Эволюционный тупик обнаруживается, когда происходит интенсивный переход внутриличностных систем в деструктивную фазу с последующим их исчезновением без возникновения и перехода новых систем в фазу функциональности. В деструктивное множество факторов могут входить как героин и спиртные напитки, так и отупляющие "электронные наркотики" типа общеизвестных телевизионных сериалов (мыльные оперы). При этом, конечно, героин - средство посильнее, в сравнении с почти безобидным телесериалом, хотя и то и другое включают в себя одинаковый принцип в отношении влияния на интенсивность развития внутриличностных систем.

В любом случае "путь деструктивной доминанты" - это чреда последовательных внутрисистемных событий, обусловленных явлениями личностного выбора, которые способны редуцировать и переводить в механический тип системное психическое множество.

Чаще всего, средний индивид переживает нечто среднее между этими двумя предельными возможностями. Это соответствует кривой AD на графике.

Расположение этой кривой определяется как случайными факторами социального характера, например, материальным благосостоянием родителей, благополучием семьи в целом и т.п., так и исходами тех или иных волевых решений. Кажется, тут можно обойтись без детального разъяснения. На этом пути индивид получает некое количество наслаждений, не очень много, не очень мало по сравнению с крайними, гипотетическими вариантами.

Независимо от того насколько близко кривая динамики внутриличностных систем приближается к верхнему или нижнему уровню, в основе личностного выбора индивида лежит стремление к максимизации собственных ощущений наслаждения, которое, реализуясь как потребность, инициирует определенное индивидуальное поведение.

Естественно, всякий раз к решению задачи выбора индивид подходит с определенным состоянием личностного системного комплекса, который определяет возможности выбора. Результатом выбора может стать либо движение вверх к линии максимального развития, либо вниз к минимальному уровню. В любом случае обнаруживается устремление индивида к максимизированию разнообразия внутриличностных систем.

Например, когда подросток начинает курить, преследуется цель прежде всего пережить все возможные состояния, которые возникнут у него в связи с возникновением комплекса новых ощущений и в связи с неизведанными реакциями социального окружения, хотя это может и не осознаваться явным образом.

Изменение внутриличностного состояния даже в этом случае сопровождается актом новообразования некоторой "системы знания", хоть это название и выглядит неуместным для подобных ситуаций. Тем не менее, такие явления имеют самое широкое и типичное распространение в обычной человеческой жизни.

Подчиняясь необходимости удовлетворения объективной потребности в системном развитии и доставляя себе наслаждения от освоения неизвестных ранее внутриличностных состояний, люди стремятся сделать профессиональную карьеру, бизнес, покупать предметы роскоши, заводят семьи или домашних животных, пытаются покорить Эверест или употребляют алкоголь и наркотики и пр.

В любом случае активная деятельность ориентирована на образовании новых внутриличностных информационных систем, способных к переработке необычной до сего момента информации.

Всякий раз решение проблемы личностного "выбора" происходит в условиях конкретного набора систем знаний о предполагаемых результатах волевого акта.

Поэтому эффективность волевого действия будет зависеть, во-первых, от внутриличностного состояния, во-вторых, от соответствия этого состояния внешнему окружению, и, в-третьих, от случайных факторов как внешнего, так и внутреннего происхождения. Исходя из собственной интегральной системы знания, личность формирует коридор возможных и наиболее вероятных волевых решений, одно из которых может быть выбрано в случайном порядке, но из данного ограниченного множества. Здесь также можно наблюдать явление направленной флуктуации, которое как основной механизм определяет пути эволюции живых и разумных систем.

Эффективность системного выбора имеет относительный характер.

Если употребление наркотика составляет изначально самый простой и эффективнейший путь достижения новых внутриличностных состояний, то впоследствии можно обнаружить, что это путь стремительно переводит личность на тупиковую ветвь системной эволюции, когда дальнейшее развитие становится невозможным.

В другой крайности - путь новатора, ученого, поэта может не содержать вообще каких-либо элементов гедонизма и даже может быть связан со смертельным риском. Но развивающиеся в этом случае особые СП второго рода (которые обнаруживаются в мечтах, фантазиях) способны доставлять широчайший спектр внутриличностных ощущений наслаждения высокого уровня интенсивности, который простому обывателю с примитивной идеологией вещизма даже представить трудно.

Примечательно, что эту же закономерность (но используя несистемные понятия) обсуждает Шопенгауэр в "Афоризмах житейской мудрости".

Стоит привести лишь одну цитату: " Великое горе всех филистеров (людей без духовных потребностей - прим. автора) заключается в том, что их совсем не занимают идеальности, а для избежания скуки им постоянно нужны реальности. А последние отчасти скоро иссякают и тогда вместо наслаждения причиняют утомление, отчасти приводят ко всякого рода бедам; напротив, идеальности неисчерпаемы и сами по себе невинны и безвредны". [33]

Как показывает история, возможность и способность интенсивного развития таких внутриличностных "идеальностей" - это ценнейший подарок человеческой судьбы, который, при необходимости, может сознательно оплачиваться даже самой жизнью человеческой. При этом, конечно, мечтание не должно быть "пустым", поскольку пустое мечтание, как элемент системы знания, не соответствует истинной природе вещей и поэтому быстро исчерпывает себя, не находя во внешней реальности новой пищи для системного развития.

Как ни парадоксально, но только многотрудные поиски истины могут вести человека по пути совершенных наслаждений. Только такие наслаждения имеют перспективы к бесконечному воспроизводству. Именно в этом заключается глубинный механизм, обеспечивающий эволюцию всякого сознания, всякой разумной системы.

Тут следует предостеречь читателя от неправильного понимания "пути служения истине" исключительно как пути "философского аскетизма" и полное отрицание гедонизма. Природа всегда готова посмеяться над любыми крайностями.

К истинному знанию о закономерностях наслаждений может принадлежать не только умение их качественного распознавания, но и практического использования. В этом отношении к поискам истины можно отнести и стремление наполнить какую-нибудь вечеринку искренней радостью ее участников. Даже алкогольное и наркотическое опьянение подпадает под это определение, но с той особенностью, что этот путь составляет самую короткую и неэффективную эволюционную ветвь внутриличностного развития.

Нетрудно заметить, что представляемая системологическая картина принципов наслаждений, в сущности, соответствует элементарному жизненному опыту, здесь мы обнаруживаем явное приближение к теориям Сократа, который пытался функционально увязать социальное зло с незнанием, а добродетель с просвещением (то есть с нетупиковыми путями эволюции разума).

Наша теория систем, как можно заметить, свидетельствует в пользу этого предположения, которое может показаться наивным с первого взгляда.

Мы, отнюдь, не преследуем цель, - подогнать системологическую концепцию к общеизвестным представлениям о жизненных ценностях.

Здесь иллюстрируется, как раз, обратное, то, что сам жизненный опыт, отражающий близкие к истине отношения между фактами объективной реальности, может быть органически встроен в эту концепцию.

В случае с применением наркотиков стремительный упадок внутриличностного системного разнообразия очевиден. В жизни обычны варианты, когда процесс достижения эволюционных тупиков не столь стремителен, растягивается на многие годы и не приводит личность к полному разрушению, хотя негативные последствия в виде сильного ограничения системного разнообразия можно наблюдать вполне отчетливо.

В таких вариантах множество личностных систем переходят в механический тип, наслаждения концентрируются развитии небольшого количества СП второго рода, а сама личность как бы привыкает к однообразному существованию.

Для примера можно привести уже известный нам феномен "скупого рыцаря".

Вещизм, перерастающий в фетишизм, преувеличение значения собственного статусного состояния - это самые обычные симптомы этого процесса.

Сказанное неизбежно наводит на мысль, что путь человека это прежде всего путь познания окружающей реальности. При этом не столь важно, какой фрагмент реальности подвергается познавательному процессу, будь то освоение навыков ходьбы или езды на велосипеде, ведение бизнеса или политика, где действуют свои особенные закономерности, изучение которых составляет творческий процесс, предметы науки или отраслей культуры, где исследуются отдельные стороны человеческого бытия, даже навыки, происходящие из обладания новыми вещами (например, детские игрушки) и пр. Везде важен принципиален процесс исследования новых закономерностей и построение новых внутриличностных систем знания. Здесь рождаются наслаждения, которые направляют эволюцию человеческого разума на любых уровнях его проявления.

Эволюция сознания управляется и с другого полюса, органически встроенного в механизм ощущения наслаждения. СП, которые способны отслеживать интенсивность внутриличностных системных новообразований, могут вырабатывать и чувство неудовольствия, психологического напряжения, депрессии, если эта интенсивность покажется им недостающей высокого уровня, к которому они привыкли.

В этом случае чувство неудовольствия начинает беспокоить индивида, стимулируя поиски новых, неизведанных для себя впечатлений. Это часто случается, когда человек практически полностью осваивает окружающее "бытовое" пространство и теряет источники "свежей" психической информации.

Такое явление часто наблюдается у людей независимо от их социального статуса и материального положения. Много примеров можно обнаружить в творчестве А.П. Чехова, где красной нитью проходит мысль "Скучно жить на белом свете, господа!".

Однако, если вспомнить произведения А. Дюма, то можно обнаружить противоположные примеры. Его герои, как правило, не подвержены скуке, поскольку стремительно меняющиеся жизненные ситуации заставляют их психику заниматься постоянной творческой работой, чтобы преодолевать постоянные смертельные угрозы. (Экзистенциализм называет это "пограничными ситуациями").

Ребенок легче всего обеспечивает себе наслаждение, поскольку весь мир для него насыщен новизной, в то время, как зрелому человеку часто приходится стремиться в "пограничные" и даже "запограничные" области бытия, чтобы снова и снова ощущать "вкус жизни" - чувство наслаждения, которое происходит из деятельности СП второго рода, отслеживающих интенсивность новообразования внутриличностных систем знания.

Все сказанное нами о природе чувства наслаждения сводится, в конечном итоге, к утверждению фундаментального характера системности и эволюционизма в организации внутриличностных психических процессов.

Наш метод структурного деления психики может показаться произвольным. Однако пока трудно оценить, насколько этот подход окажется методически полезным в перспективе. Наш оптимизм по поводу перспектив происходит из предположения об эффективных дедуктивных возможностях общей теории систем, что со временем, возможно, обретет необходимое количество экспериментальных доказательств.

4.3. Системная интерпретация духа

Системологическая теория, если принять ее основные положения в исследовании феноменов психической деятельности человека, может позволить навсегда покончить с категорией духа, как совершенно необходимой в философских конструкциях, в частности в понимании сущности интеллекта.

К категории "духа" человек всегда прибегал в случае необходимости объяснить некоторую закономерность, механизм которой непонятен. Но, это, ведь, как раз и есть системные свойства в нашем нынешнем определении.

Если рассматривать даже самых древних и примитивных "духов", то вполне очевидно, что конкретное заклинание превращалось в иное полезное или вредное действие, проходя через "духа" с неизвестным структурно-элементным устройством.

Даже, говоря о душе человеческой, мы не склонны разбираться в ее внутреннем устройстве, считая это в принципе невозможным. Но в тоже время способны ощущать все внешние проявления этого природного феномена, а также стремимся обнаружить вполне определенные факторы, от которых могут зависеть состояния души.

Например, когда человек влюблен, то и душа "цветет". Разве доступен сознанию механизм или алгоритм этого "цветения"? Если же все объяснять естественными причинами, то следует признать, что такие алгоритмы все же существуют, как существует и устройство "души" как системы скрытого типа.

Если воспринимать "душу" или "дух" как систему в нашем понимании, становится допустимым подозревать их естественную природу. Тогда понимание "духовного" может быть непротиворечиво встроено в общую концепцию системного. Попробуем поменять местами понятия "система" (в нашей понимании) и "дух" в современном представлении о последнем, и посмотрим, насколько может быть удачной подобная замена.

Итак, читаем философский словарь [31], комментарии приводим выделенным шрифтом. "ДУХ" - перевод встречающихся в античной философии и в Библии слов "spiritus" (лат.) и "pneuma" (греч.), что означает "движущийся воздух", "дуновение", "дыхание" (как носитель жизни) ( Древние функционально объединяли способность дышать и воспринимать окружающую действительность и понимали эту способность, как особенность, свойственную всему живому, но могли определить эту способность лишь с позиций обнаружения ее внешних результатов не понимая сущности самого явления жизни. В сущности "спиритизм" это одно из обозначений метода самой примитивной синергетики ) ; душа как сущность, которая может временно или навсегда покинуть тело; привидение; сама жизнь (Гете: "Ибо жизнь - это любовь, а жизнь жизни - дух"); сущность Бога ("Бог есть дух"); сама внутренняя сущность земли или мира; дух Земли, мировой дух отражение системности материального мира в целом); идейное содержание произведений искусства ( система знания типа таблицы Менделеева ); всеобщий характер чего- либо (здесь присутствует постулат об интегральном характере надсистемной сущности ), например дух эпохи Гете, народный дух, корпоративный дух. ( Люди давно подметили, что проявления "духа" есть проявление всегда некоторых особенных свойств, природа которых часто непонятна. Поэтому густо перемешали религиозные верования с действительными явлениями повседневной жизни, которые происходят от функционирования часто неярких и скрытых систем различных уровней вертикальной иерархии от личностной системы "души" до мировой системы Бога" ).

Употребляемое в настоящее время философское понятие духа, как противоположного природе (см.Природа), сложилась в период романтики и идеализма, а особенно у Гегеля ("Дух обнаруживается как исполинский знак интеграла, соединяющий небо и землю, добро и зло" - Дрейер). Дух не является противником души, как считает Клагес, хотя душа (как жизненной энергии человека) есть носитель духа, подтачивающего ее силы. Но вместе с тем дух сохраняет и защищает жизнь, возвышает, совершенствует ("одухотворяет") телесную деятельность ( Системность не сама материя, а является свойством и способом организации материи, в частности в форме жизни. В этом смысле образование системы - всегда интегративный процесс. Отношение частной души к духу вообще - есть отношение систем в иерархии ). Впрочем, он может это делать, только вытесняя жизненные стремления. Так, дух нарушает гармонию органического и противоположен тенденции жизни совершенствовать человеческий вид посредством жестокости, заключающейся в том, чтобы не давать возможности слабым разновидностям участвовать в продолжении рода. Иногда он так сильно обременяет индивида, что начинает страдать телесная жизнь: высококультурные семейства вымирают, если их кровь не обновляется за счет сферы, не отягощенной духом (см. также Ресублимирование). ("Жизненные стремления" тоже являются проявлениями системной деятельности. Системы "жизненных стремлений" (тут, видимо, имеется ввиду сугубо биосоциальные адаптационные механизмы, которые могут развиваться даже у нецивилизованного дикаря) иногда вступают в конкурентные отношения с иными системами, в частности, развивающимися в областях интеллектуальной деятельности (специфичных у людей культуры, науки). Ни одна из сторон в этой борьбе победить в принципе не может, они функционально связаны как частное проявление закона "единства и борьбы противоположностей" ).

Дух выступает в трех формах бытия: как дух отдельного индивида (личный дух) ( система личности; человек себя ставит в особое уважаемое положение ), как общий дух (объективный дух) ( несомненно существуют и надорганизменные системы, некоторые из них в последующих главах мы будем называть социумами ) и как объективированный дух (совокупность завершенных творений духа) ( системы знания, то есть научные открытия и произведения искусства, тоже являются полноценными системами ).

В то время как душевное так тесно включено в процесс развития органического, что его развитие идет об руку с последним и в общем и целом может рассматриваться как передаваемое по наследству, личный дух наследуется лишь как возможность, как способность стать таковым. ( Органические и информационные системы способны включать в себя общие составные элементы, переживая, тем не менее, индивидуальный процесс развития ). Он сам себя создает посредством духовной работы, которая не может не прекратиться до конца жизни. Поэтому духовные различия между людьми гораздо больше, чем биологические. ( Разумные и социальные системы могут намного стремительнее, чем живая эволюционирующая природа, производить новообразование систем, в частности чисто информационных, которые не требуют больших затрат энергии. События в развитии информационных систем стремительны и отличаются высоким разнообразием, поэтому можно говорить о больших различиях между людьми по сравнению с остальной Природой, хотя это во многом спорный вопрос ).

Потребности тела и души, нужды и побуждения людей имеют очень много общего ( несомненно, в аспекте проявлений типичных системных свойств ), и душа ( как интегральная система личности ) реагирует на них по определенному типу ( основанному на принципе направленной флуктуации даже в процессе вырабатывания волевого решения ), с психологической закономерностью. Дух имеет свои закономерности для себя, его вообще нельзя понять, исходя из психологии ( конечно, ведь скрытые системы психики не являются единственным механизмом, определяющим волю и поведение индивида ) (как это пытался сделать Клагес). Он автономен ( то есть способен к проявлению специфических системных свойств, не являющихся простой суммой составляющих элементов ), и для него нет познаваемых границ; граница трансинтеллегибельного (см.Познание) является лишь принципиальной границей и оставляет каждому личному духу др. сферу для его развития . ( Системы знания имеют относительный характер ). Личный дух ( система личности ) становится самим собой благодаря врастанию индивида в область объективного духа, в духовную сферу, культуру, которую он находит и которую может (частично) усвоить с помощью воспитания и образования ( система личности сама формируется как продукт, как выходной поток иных систем, в частности общесоциальных ).

Это врастание есть его становление человеком, поскольку под человеком подразумевается живое существо, отличающееся своей духовностью , т.е. своим свободным существованием и своей внутренней способностью смотреть на события и вещи как бы со стороны, в противоположность др. живым существам, над которыми господствуют непосредственные побуждения. Личный дух живет благодаря своим связям с духовной общностью ( филистерам недостает такой связи ), которая со своей стороны создает жизнь объективного духа. Как носителем личного духа является психический склад отдельного индивида, так носителем объективного духа является какая-либо общность (группа, народ, группа народов) ( Индивид и общность устроены по одним системным принципам, определяющим взаимодействие информационных систем знания ). Объективный дух связан с личным духом посредством истории духовной жизни человека (отсюда также "живой дух"), с объективированным духом - посредством истории духа. Объективный дух можно понять только как единый организм вместе с личным объективированным духом

То, что является продуктом единичного духа и что составляет ценность последнего, является результатом его отношения к объективному духу, благодаря которому и ради которого он возник. Носителя объективного духа мы называем личностью (см.Личность). Напр., объективным духом какого-либо народа является то, что может быть высказано о народе; "объективный дух" - это совокупность всевозможных предикатов к субъекту "народ", он проявляется в общем духовном достоянии, к которому, согласно Николаю Гартману (Das Problem des geistigen Seins", 1933), относится прежде всего язык, затем следуют производство и техника, господствующие нравы, действующее право, господствующие ценности, господствующая мораль, традиционная форма воспитания и образования, господствующий тип взглядов и настроений, задающий тон вкус, мода, направление искусства и художественного понимания, место и состояние познания и науки, господствующее мировоззрение в любой форме (религия, миф, философия); в наиболее чистом и ясном виде объективный дух проявляется там, где его содержание наименее наглядно: в нормах мышления, в понятии и суждении, следовательно, в сфере логического ( Системы, относящиеся к категории "духа" здесь определяются по качественным свойствам входных и выходных потоков, поскольку этот тип систем часто неяркий или вообще скрытый ). В объективированном духе - произв. науки и искусства - мы снова познаем живой дух, который их создал; он говорит с нами через эти произведения ( "говорение духа" - соответствует обнаружению системных потоков. Здесь подразумевается некий "диалог" с "духом".

В этом диалоге одна совокупность знаний, которую мы помещаем в "духа" или в систему знания имеет результатом получение "слова духа" или нового знания, которое мы не имели до начала "говорения"), поскольку и пока мы (как личности) можем принимать в них участие. Духовные блага, т.о., одновременно могилы и источник живого духа. ( Информационные системы подвержены специфической эволюции. Системы рождаются и исчезают в этом процессе после деструктивного этапа ).

Гегель говорит также и об абсолютном духе, независимом от какого бы то ни было земного носителя, тождественном с чистым божественным духом, рассматриваемым как идеальное целое. ( Гегель прав в том отношении, что "принципы организации духа" , а в нашем понимании принципы информационно-системной организации Мира, не зависят от сознания индивида и, кроме того, имеют абсолютный, универсальный, всеобщий характер. Иначе говоря информационные системы могут существовать независимо от нашего сознания )".

Можно, конечно, по разному оценивать возможности замены духовной проблематики системной, однако, вполне очевидно, что такая замена в принципе не исключена и способна положительно перевести значительную часть проявлений "духа" в сферу действия естественных причинно-следственных зависимостей. То есть таинственная деятельность "духа", к познанию которой даже страшно подступиться, заменяется на специфическую деятельность информационных систем. Тогда обычным образом определяется вектор дальнейшей познавательной деятельности просто в направлении изучения этих новообразований, как принципиально доступных для объектного восприятия.

Глава 5
Системные отношения в социумах

5.1. Неяркость социальных систем как источник теоретического разнообразия

Вряд ли, какая-нибудь другая наука могла бы сравниться с социологией по обилию различных теорий, которые, будучи столь диаметрально противоположны в некоторых фундаментальных допущениях, с такой силой претендовали бы на концептуальную завершенность в объяснении явлений в этой сфере бытия. В социологии и в близких к ней дисциплинах качественно различные концептуальные направления умудряются сосуществовать и развиваться лишь в силу того, что однажды им довелось возникнуть.

Не думается, что причина состоит только в корыстных интересах тех или иных социальных групп, которым выгодны те или иные теоретические построения в объяснении различных общественных явлений, как это можно обнаружить, например, в марксистской теории.

Примечательно, что отдельно взятые социологические теории действительно иногда весьма убедительно объясняют как частности, так и общие явления социальной эволюции.

Эта ситуация порождает самостоятельную проблему понять: почему так происходит.

Изучение этой проблемы кажется интересным, поскольку такой анализ должен с необходимостью вывести мысль на исходные рубежи для построения какой-то метатеории, которая позволила бы если не объединить известные подходы, то хотя бы определить рамки их практической применимости, а также составить какие-нибудь критерии для селективного отбора и согласования наиболее ценных элементов знания.

Посмотрим, как это согласуется с общей теорией систем.

Коренное отличие социологии от большинства естественных наук состоит в том, что она всегда имеет дело, как минимум, с неяркими и часто скрытыми системами, непосредственное чувственное восприятие которых практически невозможно. Даже психология, хотя также обременена такого рода сложностями, однако, имеет хотя бы один осязаемый объект - целого человека в границах его естественного кожного покрова. Поэтому теоретическая мысль в принципе может осваивать неизведанные для себя скрытые системные рубежи, отталкиваясь от этого традиционно воспринимаемого уровня организации.

Например, научные методы биологии традиционно основывались на предметно-пространственных принципах; рассматривались отдельные животные, как представители вида, отдельные органы этих животных и пр. Изучение объективно существующих неярких и скрытых систем типа популяции, биосферы имеет не столь давнюю историю и даже до сих пор часто принимает характер сложной дискуссии. Так было, например, с внедрением понятия популяции в сложившуюся систему биологического знания. В любом случае обоснование модели неяркой или скрытой системы вызывает подчас ожесточенную полемику среди ученых.

Социологии в этом отношении повезло еще меньше. Социология не может рассматривать человека подобно физиологии. В сферу интересов общественных наук человек попадает чаще всего как участник каких-то межличностных отношений. В таком подходе системное ограничение на уровне одного человека теряет самостоятельную ценность, хотя и нельзя сказать, что теряет вообще всякое значение.

Внедряясь в сферу социальных или общественных отношений, человеческая мысль вынуждена обнаруживать и системно ограничивать нечто с более высоким уровнем организации, нежели просто человеческий организм. Эмержентные свойства крупных социальных систем трудно вывести ни из психологии отдельной личности, и даже из статистики малых групп.

Кроме того, исследовательский процесс осложняется не только отсутствием ясно осязаемой точки отсчета для системного ограничения, но и множественностью парадигм в социологической науке. Поэтому любое мнение или методический прием каждый в себе несут собственную парадигму, что и порождает обилие теоретических направлений в социологии.

Социология подошла к решению проблемы с точкой отсчета в большей степени с методической стороны, вынужденно ограниченная относительно невысокими возможностями получения экспериментального материла, что можно обнаружить, например, в концепции "теорий среднего уровня" Роберта Мертона [42].

Он рассматривал "локальные сферы социальной действительности, их проблемы и процессы". К таким теориям относят, например, социологию труда, досуга молодежи, проблемы семьи, массовых коммуникаций и т.п.

Такие системы, где критерии "локальности" соответствует императиву системной ограниченности в нашем понимании, с одной стороны достаточно крупны, чтобы отражать специфику социальной динамики, но, с другой стороны, достаточно невелики, что позволяет более точно определить их границы, а также эффективно использовать в их изучении различные эмпирические методы. Так происходит поиск точки отсчета, которая смогла бы обеспечить фундамент парадигмы, подобно тому, как отдельный животный организм представляет общепризнанный уровень отсчета в иерархии биологических систем.

Все это становится возможным потому, что уровни системной организации, тесно и функционально увязаны друг с другом. При этом какая-либо обнаруженная существенная связь между отдельными явлениями может прослеживаться на различных уровнях.

Поясним это в примере.

Изучая динамику популяций, предположим, интересно установить какую-то взаимосвязь между стаями хищников и жертв. В конкретном случае это могут быть львы и олени.

Зададимся на первый взгляд, глупым вопросом. Чем, собственно, львы отличаются от оленей?

Вполне понятно, что внешним видом, о чем свидетельствуют наши особым образом устроенные органы чувств; у льва есть клыки и когти, а у оленей копыта и рога. Используя чувственным образом полученную информацию об этих признаках, наша мысль сразу формирует объекты для установления взаимосвязи.

Стало быть, спасибо нашим органам чувств, что они способны производить подобного рода различительные операции и обеспечивают возможность использования всех последующих логических приемов для изучения причинно-следственных связей внутри этого независимого от нас взаимодействия.

Иное дело - в социологии. С первого взгляда, как правило, значительно труднее отличить, кто из двадцати случайным образом отобранных избирателей будет в ближайшее время голосовать за либералов, а кто за демократов. Тут наши органы чувств бессильны без активного вмешательства разума, способного на сложную аналитико-логическую обработку поступающей информации. Но, даже после проведения анкетирования на эту тему и тщательного разбирательства, любой человек может поменять свое решение, перейдя в другую социологическую "популяцию", в то время, как лев или олень напрочь лишены такой возможности на ближайшую перспективу.

Чтобы выявить необходимую закономерность и получить необходимый прогноз об результатах ближайших выборов, социолог вынужден изучать избирателей, что называется, "изнутри" так, чтобы знать закономерности, управляющие его поведением, лучше, чем сам избиратель. Поэтому социолог для установления важной для себя связи вынужден объективировать системы по признакам, которые не воспринимаются органами чувств ясно и непосредственно, например, формируя группы по имущественному признаку, а затем иметь дело с этими конгломератами.

Чтобы отличить льва от оленя достаточно лишь беглого взгляда, но чтобы отличать людей, например, по принадлежности к различным слоям и группировкам среднего класса необходимо провести анкетирование или понаблюдать за ними со стороны, то есть "влезть в душу" и составить об этом теоретическое предположение. В таком подходе объектом изучения становятся части очень динамичной "души", которая способна качественно менять свое состояние в сильной зависимости от сиюминутной обстановки.

Физическая конфигурация тела животного на столь стремительные метаморфозы, как правило, не способна. Вполне естественно, что социологические методики могут быть столь же разнообразны, как и сама душа человеческая. Но даже после того, как произведена необходимая классификация, нет никакой гарантии, что конкретный человек тут же не покинет этот социальный страт. В то время как львы, например, вряд ли смогут научиться питаться травой за столь короткое время.

Чтобы избежать методических сложностей с метаморфозами человеческой "души" (она, напомним, определена нами, как особого рода информационная система), социология обнаруживает сильную методическую привязанность к объективированию интегральных систем, таких, как класс, партия, этнос, нация, государство и пр. Объективирование на этих уровнях как бы усредняет случайности и сразу позволяет формировать модель эмержентных отношений между элементами конкретного социума. Однако дело затрудняется тем, что границы между системами - участниками социального взаимодействия, часто проходят не в физическом, а в многомерном виртуальном пространстве.

Например, в периоды гражданских войн часто так случается, что кровные родственники оказываются по разные стороны баррикад. При этом в конкретном противостоянии два индивида могут принадлежать к одной семье, но к разным политическим силам. Тогда граница взаимодействия между системой "семья" и системой "политическая партия" будет происходить не снаружи, а внутри "душ" этих индивидов. Точно также, с одной стороны человек может считать себя коммунистом, строящим светлое будущее для всего народа, а с другой стороны являться обыкновенным чиновником, вполне учитывающим все объективные закономерности, которые присутствуют в хищнических отношениях системы тотализированной бюрократии к тому же самому народу.

Вполне понятно, что такого рода отношения весьма проблематично описать, основываясь на результатах только чувственного восприятия. Но это совершенно не означает, что этих отношений вовсе не существует, и что в канве этих отношений не присутствует объективная системная закономерность, которая может быть подвергнута практическому исследованию.

Конечно, какие-то черты, напоминающие свойства человеческих социумов присутствуют и у животных, особенно отличающихся стайным поведением. Они не носят столь развитой и принципиальный характер, поэтому на описательную точность и достоверность прогнозирования динамики популяций особого влияния не оказывают. Лев всегда будет особым образом нападать на оленя, это очевидно, и только это является относительно существенным.

Следовательно, главное отличие социальных систем от систем физических и просто живых состоит в качественном своеобразии виртуальности, которая приобретает в этой сфере бытия самостоятельный путь эволюции и которая управляется вполне объективными закономерностями.

Неяркость или скрытость социальных систем сильно затрудняет их качественное распознавание, но это, повторим еще раз, больше проблема наших органов чувств.

В свете этих соображений некоторым образом объясняется то разнообразие социологических теорий, которое составляет особенность данной науки, доставляющей большую свободу для исследовательской фантазии.

Независимо от любой теории в общественной жизни всегда фактически свершается нечто, что может быть выражено либо в состоянии элиты, либо господствующего, либо угнетенного класса, либо общества в целом, либо положения отдельной нации, либо конкретной личности, либо других функционально увязанных друг с другом предметов, что при определенных условиях приведет к оформлению некоторой модели социальной действительности. Слова в логической схеме всякий раз могут находиться другие, но сами закономерности будут отражены с той или иной степенью адекватности в рамках той или иной социологической теории.

Одинаковым образом, проводя аналогию, в некоторых ситуациях можно лишь по состоянию системы-карбюратора у системы-автомобиль составить впечатление о ее состоянии вообще.

Если карбюратор находится в максимуме производительности, можно предполагать, что вся машина двигается с максимальной скоростью и, наоборот, при этом состоянием карбюратора можно описывать функциональное состояние всей машины. Такой прогноз по вполне понятным причинам окажется менее адекватным, чем оценка состояния машины по показанию системы-спидометра. Ведь в дело придания скорости вмешивается еще и коробка передач. Но даже в последнем случае прогноз не достигнет стопроцентной достоверности, поскольку машина может в каких-то ситуациях просто буксовать.

"Теория" оценки состояния машины по состоянию карбюратора будет непохожа на "теорию стрелки спидометра". Однако и та и другая в некоторых случаях достигнут цели, для которой они предназначены, а именно, с некоторой долей вероятности позволят охарактеризовать настоящее состояние автомобиля в целом и даже обеспечат прогноз развития событий на самое ближайшее время.

Конечно же, использование параметров состояния системы-карбюратора для оценки скорости автомобиля - это экзотический подход, который всерьез никто использовать не будет в связи с наличием специализированного спидометра. Иное дело - общественные науки. Тут таких приборов нет, поэтому всякая система хороша, лишь бы ее состояние наиболее точно отражало процессы, происходящие в общей сложной социальной системе.

Как мы уже отмечали, дефиниции часто смешивают множество качеств, объединяя воедино широкое множество естественным образом обособленных систем.

В общественных науках это явление принимает особенно критический характер. Например, в одном слове "народ" содержится огромнейшее количество смысловых нюансов, каждый из которых может принадлежать огромному количеству природно разграниченных систем. (В логике это иногда соответствует пониманию объема термина).

Систему "народ" в отличие от системы "конкретный карбюратор" невозможно охватить взором и это еще пол беды.

Термин "народ" включает в себя обозначение систем, иногда качественно неодинаковых по отношению к точности описания социальных явлений. Вполне понятно, что тот народ, который митингует на площади, может быть совсем лишен эмержентных свойств всего народа в целом государстве.

Тут различны качества двух систем в структуре пространственной иерархии. Но и "народ" в конкретную пятницу во всем конкретном государстве может быть совершенно не равен качественно "народу", рассматриваемому на протяжении всего исторического периода проживания населения на данной ограниченной территории.

Системы, как мы уже определили, способны выстраивать иерархические структуры даже во времени. Так отдельная система "народ на протяжении всего исторического развития" включает в себя систему - "народ в конкретную пятницу". Различаются эти системы настолько, насколько накопил "народ" качественных различий к конкретной пятнице по сравнению с его обычными историческим состоянием.

При этом заранее неизвестно, какое понимание и объектное ограничение "народа" позволит изучить существенную, внесубъективную взаимосвязь и спрогнозировать события на ближайшую субботу. Если в случае обывательского "застоя событий" система среднеисторического "народа" с учетом этнического набора свойств будет наиболее точна для использования в диагностике, то в так называемой "революционной ситуации" более адекватный ответ можно получить из сиюминутного состояния совершенно иного "народа". К первому названному полюсу будет тяготеть, например, теория географического детерминизма или социально-экологическая теория Роберта Парка, поскольку они более связаны с "эпохальными" системными свойствами.

Второе понимание "народа" будет ближе, теории "бихевиоризма", где конкретный стимул увязывается с конкретной реакцией, - ближе к психологии.

Примечательно, что существует понятие "психология толпы", в чем определенно присутствует мнение о непохожести этой "психологии" на индивидуальную психологию; толпа имеет собственную психологию, - она субъектна в целом и мультисубъектна в структуре. (Это весьма интересная аналогия, иллюстрирующая общий принцип, обнаруживающий свое присутствие и в организации индивидуального сознания).

Похоже, вряд ли уместно противопоставлять эти теории в попытках выяснить: которая из них более соответствует истине. Каждая из этих теорий помогает изучать свою специфическую закономерность. Общее для них - лишь то, что они изучают совокупности индивидов, и используют некоторые общие словесные символы.

Напрашивается вывод, что известные социологические теории каждая по отдельности в большей или меньшей степени соответствуют частному знанию об общем целом, которое в полной мере может быть охвачено лишь в рамках более общей теории. При этом теория систем выглядит весьма подходящей для этой стержневой роли, поскольку системный принцип организации обладает высокой степенью общности. Трудно указать причины, по которым область социальных отношений составила бы исключение из такого рода общих правил.

С этой точкой зрения можно попытаться рассмотреть наиболее известные социологические теории и попытаться объединить их в рамках общего понимания действительности.

5.2. Возможности концептуальной интеграции

Возникновение и развитие социологии как науки было опосредовано методическими проблемами теоретического обоснования естественного характера субъектов социальных отношений, то есть поиском каких-то отправных моментов для качественного распознавания неярких и скрытых социальных систем, если пользоваться нашей теперешним пониманием.

Ключевым моментом здесь стало теоретическое предположение о существенной общности в устройстве некоторых субъектов социальных отношений и биологических организмов.

Этот постулат был принят за основу в рамках теорий "органицизма", "социал-биологизма", "социального дарвинизма" и в целом всей "органической школой".

Как можно обнаружить, социология, не имея собственной хорошо осязаемой отправной точки для развития теории, как бы "решила позаимствовать" ее в смежной дисциплине в виде представлений о строении тела и отношениях между видами животных, поскольку такой метод теоретизирования, основанный на исключительно чувственном объективировании, в процессе развития научного метода превратился в своеобразную традицию.

Этот метод, даже опосредованный аналогией, обладал общепризнанной доказательной силой. Сравнение общества с биологическим организмом проводил еще Платон.

Как видно уже с древних времен была подмечена познавательная эффективность этой модели, происхождение которой имеет в своей основе системную обустроенность Мира, что в данном случае своеобразно отражается сознанием.

В органической модели социологическая мысль уже находит, хотя и неявно, но в готовом состоянии и объектную ограниченность систем и системных элементов, и принцип открытости для проникновения системообразующих потоков, их качественное непостоянство, а также принципы динамики, системного взаимодействия и структурной иерархии.

Принадлежащий к этой школе английский философ и социолог-позитивист Герберт Спенсер сравнивал социальную систему с организмом, подлежащим закону эволюции. Помимо сходства он подчеркнул и различия : в социальном организме части сосуществуют, оставаясь раздельными, они способны на чувства, мысли и т.п.

Не только общество подобно организму, но и организм подобен обществу. В этих предположениях Г.Спенсера можно весьма отчетливо разглядеть некое приближение к пониманию эмержентного характера и автономии некоторых интегрированных социальных систем, хотя вряд ли можно проводить совершенную параллель между чувством и мыслью индивида и целой социальной системы. Надо тогда дать определение особенностям "социальной мысли".

Спенсер со всей очевидностью оперирует в своих исследованиях почти нашим теперешним пониманием системы, обозначая ее как "агрегат".

Он предлагает концепцию развития общества как процесс постепенного объединения индивидов в мелкие группы, а мелких групп в более крупные и сложные. Возникнув однажды, эти агрегаты подвергаются воздействиям других агрегатов и различных факторов перемен.

Г.Спенсер отчетливо усматривает общие черты устройства у живых и разумных систем, при этом не смешивая эти системы абсолютно. "Общественный организм,- пишет Спенсер,-... не может быть сравниваемым ни с одним особо взятым типом индивидуального организма, растительного или животного... Единственная общность есть общность основных принципов организации [34].

Интересно мнение Г.Спенсера о том, что процесс развития ("разрастания") любой единицы сопровождается прогрессирующей дифференциацией структуры и функций; чем более развит организм, тем более он сложен. Как только части единого организма становятся непохожими друг на друга, они начинают взаимозависеть друг от друга. Так в простых обществах, где составные части однородны, они могут взаимозаменяться. В сложных обществах дисфункция одного элемента не могут быть достаточно компенсированы действиями других составляющих элементов. Следовательно, пишет Г.Спенсер сложные общества более уязвимы, чем простые.

Можно заметить, что такая социологическая концепция некоторым образом встраивается в теорию диссипативных структур И.Пригожина. В обоих случаях принцип развития увязан с принципом некоторой естественной, необратимой и восходящей модификации; у Спенсера это более примитивный символ "сложности", у Пригожина - информационно-структурной упорядоченности, требующей повышенных энергетических затрат.

В нашем понимании это вполне соответствует представлению о всеобщности развития, как чреды случайных или детерминированных качественных системных модификаций.

Системологическая теория может, добавить к представлениям Г.Спенсера немаловажные детали.

Например, подробно обосновать необходимость и неизбежность процесса развития, который зачем-то порождает "более уязвимые" структурные образования.

Представляется, что подобного рода качественные модификации отмечают необходимые и существенные акты системной эволюции, в которых возникают системы, интенсифицирующие процесс освоения обычных или новых системообразующих потоков.

Например, если клетки объединяются в многоклеточный организм, так это не для того, чтобы возникшая система стала обладательницей повышенной "уязвимости", но для того, чтобы специализировать часть клеток для пищеварительных функций и за счет такого солидаризма получить способность питаться другими одноклеточными организмами. Это дает преимущество для системной эволюции, однако, связано с риском возникновения специфических "болезней роста" для более сложно организованных структур. Процесс этот естественен, как естественно даже возникновение компьютерных вирусов на определенном этапе развития информационно-логических систем.

Можно заметить, что "органический" способ теоретизирования в части, обнаруживающей аналогии с межсистемными взаимодействиями в живой биологической природе, изначально принял характер негласной научной социологической парадигмы, поскольку, при желании, в каждой теории можно обнаружить явное или неявное обращение к авторитету его дедуктивной доказательности. Это, можно рассматривать как некоторое свидетельство в пользу возможностей аналогичного использования "общей теории систем" вместо "органического принципа" в социологии, поскольку развитая системная интерпретация не только способна преодолеть крайности примитивного органицизма, но и охватить пониманием более широкое поле объективных природных закономерностей.

Самый серьезный недостаток ранних версий натуралистических школ состоял в проведении слишком тесной аналогии между биологическими и социальными явлениями. Не замечая многих особенностей социального, биолого-натуралистические теории не могли дать достаточно адекватной модели для социальной системы, поскольку там, где присутствует функция разума, возникает изобилие неярких и скрытых виртуальных систем, оказывающих решающее влияние на исход того или иного процесса.

Эмержентные свойства интегральных социальных систем были, в частности, подмечены представителями социологического психологизма, например, Габриэлем де Тардом и Гюставом Лебоном. Конечно, это надо рассматривать как крупный шаг по преодолению части примитивистских концепций органической школы, не исключающий, самое ценное - понимания целостности, структурности и иерархичности межсистемных отношений в социумах.

Так, например, Гюстав Лебон утверждает, что общество вступает в новый период развития - в "эру толпы", когда разумное критическое начало, которое лежит в основе личности, подавляется иррациональным массовым сознанием. "Толпа" или "масса" в его понимании - это группа индивидов, пространственно локализованных, воодушевленная общим чувством и готовая идти куда угодно за своим лидером.

Концепция Гюстава Лебона подвергалась весьма убедительной критике за "абстрактное и идеализированное" понимание толпы, некорректность исходных допущений и получаемых выводов, основанных на произвольных доказательствах. Особенные сомнение вызывает возможность почти полного перенесения свойств преступных групп на совокупность высших социальных форм.

Нечто является ценным, если не в форме, то в сути наблюдений Гюстава Лебона, что легко обнаруживается с позиций общей теории систем.

Во-первых, в понятии "толпы", как группы людей, "собравшихся в одном месте", можно разглядеть один из самых первых опытов определения границ для неярких социальных систем, представляющихся субъектами общественных отношений. В любом типе социальной общности Г.Лебон в сущности призывает искать "толпу", воодушевленную лидером, то есть систему с эмержентными свойствами и иерархическим строением. "Толпа" как прообраз социальной системы все же включает в себя пусть несовершенные, но важные представления о главном.

Во-вторых, по-своему интересно предположение о том, что массовое сознание становится основным признаком надвигающейся эпохи. Конечно же, цивилизованное общество с течением времени приобретает новые специфические системные "болезни", соответствующие стадии его развития.

Первобытное общество с примитивными и медленными формами коммуникаций не может заразиться "массовым сознанием", подобно тому, как сине-зеленая водоросль не может заразиться человеческим вирусом гриппа.

Можно ли воспринимать "массовое сознание" как неотъемлемый атрибут современности, или это всего лишь болезнь, для которой можно найти противоядие? Концепция Г.Лебона, похоже, не ставит такой вопрос.

В представлениях Габриэля де Тарда с социального коллектива снимается атрибут иррациональности Лебоновской "толпы", из-за чего любой социальный коллектив становится объектом, в значительной степени диалектического характера.

Поэтому Тарду ближе термин "публика", который обозначает просто духовную интеллектуальную общность. Его теория преемственно включает атрибут ограниченности социального множества, структурность и иерархичность строения и по-своему трактует межсистемные взаимодействия.

Точкой отсчета у Тарда остается личность, но она не воспринимается обособленно, а выступает в качестве структурного элементом для различных коллективов.

Через понятие социальной (коллективной) психологии Тард пытается добраться до основания обособленных социальных групп (или социальных систем в нашем понимании). Здесь ценна прежде всего методическая заявка на способ и основания для установления системных границ.

Социальная психология выступает в качестве системы знания, которая позволяет оперировать неяркими и скрытыми системами, обнаруживаемыми лишь по особенностям психической переработки внешних потоков информации, причем такой переработки, которая может свершаться лишь в рамках некоторого коллективного сознания. Поэтому, в сущности, не столь важно, что в этой концепции заявляется фундаментальный характер личности, это он всегда подчеркивал в полемике с Эмилем Дюркгеймом. Последний в отличие от Тарда считал, что общество первично по отношению к индивиду, который является продуктом общества, а не наоборот.

С позиций наших системных представлений этот спор, видимо, не трудно разрешить, для чего можно упростить условия задачи.

Как сказать, что первичнее пчела по отношению к улью, или улей - по отношению к пчеле? Еще проще, - что первичнее целая машина или ее двигатель? Как видно, вопрос упирается в полнейший абсурд.

Природа, независимая от нашего сознания, представлений о подобной первичности не имеет. Это тот же спор о "первичности курицы или яйца"; и то и другое одинаково первично, одновременно возникают после системообразующей флуктуации, а затем становятся условиями взаимного сосуществования.

Интересна "концентрическая модель" явлений социальной динамики в представлениях Тарда.

По этой концепции эволюция общества как бы инициируется сначала творческим актом индивидуального сознания. Затем через повторение в форме "подражания" этот акт распространяется в от центра в бесконечность. На своем пути он натыкается на встречную волну, исходящую из другого центра. Встречные потоки "подражания" вступают в противоборство, возникает конфликт, понятие которого охватывает явления от теоретического спора до глобальной войны.

Такая модель поддается интерпретации в качестве частного случая для межсистемных взаимодействий следующим образом.

Поскольку метацелью любой системной эволюции является свершение актов системного новообразования, то инициацию со стороны индивидуального сознания можно рассматривать как возникновение новой системы знания.

Это знание лишь в том случае подвержено развитию, если не соответствует сиюминутному факту окончания общесистемной эволюции. Тогда эта система знания начинает взаимодействовать с другими подобными системами по альтруистическому типу, что позволяет некоторому набору систем эволюционировать за счет освоения либо старого, либо нового системообразующего потока. Это может происходить в том случае, если системы-участники интеграционного процесса испытывают определенные затруднения с дальнейшей интенсификацией использования системообразующих потоков. Процесс интеграции и расширения не может продолжаться бесконечно, поскольку на тот же системный ресурс, как правило, находится несколько претендентов.

Найдя повод для взаимодействия, системы могут выстраивать свои взаимоотношения уже не по альтруистическому, а, например, по эгоистическому типу, обнаруживая явления конкуренции.

Хорошо прослеживается эта схема на всех явлениях революционных изменений в обществе или восстаниях угнетенных классов.

Когда внешние обстоятельства длительное время сдерживают процессы внутриличностного, скажем так (хоть это не совсем удачно) "социально-психического" развития индивида, в голове у одного из них возникает некоторое "учение", которое различным образом обосновывает претензии определенной социальной группы на перераспределение ресурсного обеспечения, будь то информационные или материальные системообразующие потоки. Чаще всего это осознается как необходимость передела собственности.

Такое "учение" возникает лишь потому, что в одиночку ни одному из отдельно взятых субъектов межсистемных отношений не удается интенсифицировать для себя процесс освоения ресурса для развития. Но как только в процессе социальной интеграции начинается интенсифицированное освоение системного ресурса, его дальнейшее освоение может происходить за счет не объединения с однородными субъектами межсистемных взаимодействий, но путем конкурентного подавления их активности; ведь интегрированная система набирает для этого определенную силу. По какому пути пойдет межсистемное взаимодействие; альтруизма или эгоизма, это зависит уже от энергетической стоимости того или иного направления (чем - легче, тем -лучше) и внутренней "конституциональности" данного "учения", сложившейся на критический момент.

Это учение всегда и в любом случае должно содержать необходимые атрибуты: во-первых, признаки индивидов, по которым должно происходить объединение в интегральную систему, во-вторых, основания для объединения, то есть систему знания об "ущемленном интересе", в-третьих, - программу для действия интегрированной системы в процессе освоения системного ресурса развития. Эта в большей степени методическая часть должна быть абсолютно четкой и понятной окружающим, остальная в большей степени теоретическая часть может быть совершеннейшим бредом, причем, часто, чем глупее и примитивнее, тем выше и интенсивнее будет ее социальное воздействие.

Логическая составляющая "учения" всегда максимально приносится в жертву доступности его понимания средним участником интегрального объединения, в этом кроется залог эффективности начатого дела. Так, например, для крестьянского движения древней Руси наиболее эффективна была модель "доброго царя", поскольку она единственно могла быть выстроена в понятиях, доступных пониманию крестьянской массы. Лишь для более поздних социальных движений могла быть выстроена логическая схема на основании понимания сущности "диктатуры пролетариата", поскольку такого типа модели требуют более высокого среднего уровня образования у реципиентов.

Более сложный концептуальный характер при рассмотрении социальных систем имеет теория Ф.Тенниса. Если концепция "публики" у Тарда выглядит слишком философичной по своей емкости, то понятие "общины" у Тенниса - более конкретизировано. Теннис, таким образом, делает возможным классификацию социальных систем и отношений по различным основаниям. Например, на основаниях "родства", "соседства" или "дружбы" становится возможным определение и соответствующих "общин". Эти взаимосвязи могут перекрываться иного рода "вещными" отношениями, формирующими особенные общности. Здесь, как раз, можно усмотреть весьма развитое понимание взаимодействия социальных систем в нашем системологическом виртуальном пространстве. Так, например, сталкиваются в "душах" Ромео и Джульетты системные интересы "любви" (чувственных психических сателлитов) и семейных клановых групп.

Таким образом, рассматривая направления социологического психологизма с точки зрения общей теории систем, как вывод, можно отметить, что одним из главных его положительных моментов является разработка методического подхода к установлению эмержентных свойств неярких и скрытых социальных систем, в частности это выступает как понимание сущности особенной интегрированной психологии групп индивидов.

Групповая психология в данном направлении функционально увязана с механизмами событийной динамики в социумах через формирование групповой воли, качественно отличающейся от воли индивидуальной. Кроме того в рамках социо-психологического направления усматриваются и мотивы той части системологической концепции, которая указывает на возможность межсистемных взаимодействий в некотором "виртуальном" информационном пространстве, которое одинаково вбирает в себя как внутри-, так и межличностные систематизированные структуры.

В учении Дюркгейма о социальной солидарности наиболее сильно и отчетливо были заявлены специфичность и автономность социальной реальности, ее примат и превосходство над индивидуальным сознанием. Социологизм Дюркгейма наделяет общественное сознание характером самостоятельного феномена. Если в иных теориях это же самое присутствует в скромной, неявной, молчаливо подразумеваемой форме, то Дюркгейм заявляет, что социальный факт может рассматриваться в качестве объекта, элементарной вещи, которая одинаково с физическими объектами поддается исследованию известными объективными методами.

В нашем понимании это совершенно очевидная попытка теоретического обоснования возможности познания неярких и скрытых социальных систем. Если органической теории всегда обязателен "якорь" реально-вещественной объективности пусть даже в аналогиях, то теория Дюркгейма смело отправляет методический корабль в "автономное плавание" с грузом специфических задач, имеющих отношение к сфере социального.

В его понятии "солидарности" заложен, как раз, постулат об эмержентности неярких и скрытых социальных систем. Здесь, в сравнении с индивидуальной психологией, мы наблюдаем попытку решения прямо противоположной задачи.

Если критическим моментом в исследовании психологии по принципам З.Фрейда является структурирование системы личности, то есть движение внутрь изначального к таким неярким и скрытым подсистемам, которые являются фактическими субъектами межсистемных взаимодействий (у нас это - операционное "Я" и системы - сателлиты), то в социологии - наоборот. В социологии осуществляется восходящее движение от индивида, как яркого системного элемента, к неярким или скрытым системам - фактическим субъектам, которые включают в себя совокупный индивидуальный разум.

В этом отношении теоретическая работа Дюркгейма в социологии подобна работе З.Фрейда в психологии. Оба этих учения, каждое в своей области некоторым образом обоснованно уводят нас от понимания человека и личности в целом, как единственного и универсального объекта в сфере взаимодействия систем разума. При этом теория Дюркгейма традиционно и с пользой для дела вбирает в себя и "органическую" составляющую научного метода в социологии.

Поставив во главу угла общественное разделение труда, Дюркгейм говорит о существовании "органической" солидарности индивидов, которая становится и условием и результатом этого разделения, а также и основой структурного устройства социума. Воззрения, происходящие из постулатов органической школы, проникают в эту теорию также со стороны определения функции социального явления или института. Дюркгейм замечает здесь сходство социального с биологической природой, однако, пытается использовать это сходство лишь в методическом плане, не затрагивая его сущность глубже, чем это было предложено ранее.

В том просматривается блуждание социологической мысли вокруг системных универсалий, обладающих высокой степенью общности, охватывающей и биологическую и социальную сферы.

В этой теории делается сильный упор на роль моральных и солидаристских ценностей в определении динамики социальных организмов. Обнаруживая зависимость социальной динамики от возникновения систем альтруистического типа, Дюркгейм склонен смотреть на обратные явления системного эгоизма скорее как на некоторые "заболевания" социального тела, которые могут быть "вылечены" через налаживание соответствия между институтом и объективной потребностью общества, через налаживание естественной общественной функции.

Противоположный подход к объяснению социальной действительности предлагают теория элит и теория насилия. Здесь теоретическая мысль ставит во главу угла не "солидарность", а некоторый социальный узкогрупповой эгоизм.

Такой приверженец элитизма как Гаэтано Моска испытывал весьма враждебные отношения к демократии и идеям социального равенства. Он считал, что демократия есть утопия, своеобразный инструмент, при помощи которого массы становятся объектом манипуляций со стороны "демагогов". Призывы к всеобщему равенству и братству, как справедливо замечал этот исследователь, всегда оканчиваются диктатурой. Поэтому теоретическая предпосылка о возможности глобальной общественной солидарности совершенно бесплодна.

Согласно теории элит В.Парето социальное движение основывается на постоянном противоборстве властвующего меньшинства и подвластного большинства.

Элита всегда монополизирует политическую власть и живет за счет управляемого большинства, которое обеспечивает "материальные средства, необходимые для жизнедеятельности всего политического организма". В той части теории В.Парето, которая происходит из идей Макиавелли, выделяются два типа представителей "элит": элита "львов" и элита "лис", чем подчеркивается признаки хищнического отношения к управляемым классам. В. Парето отказывает элитам в других качествах. ( Кстати заметно, что и здесь элементы органической теории вплетаются в теоретическую ткань).

Любая элита, по мнению В. Парето, периодически вырождается. Тогда общество продуцирует новую политическую элиту, которая устремляется к власти. При этом господствующая элита не сдается добровольно. Соответственно, циркуляция элит свершается через насилие, кровь, перевороты революции, которые полезны для общества своей обновительной силой.

В наиболее категорической форме антисолидаристская доминанта присутствует в теории насилия Людвига Гумпловича. Он полностью отрицает принцип общественного договора и идею свободы. По этой теории лишь противоборство племен, грубое превосходство силы, войны - это "родители и повивальная бабка государства".

Хотя теории элит и насилия и не лишены внутренней логической стройности, не хочется, однако, соглашаться ни с В. Парето ни с Л. Гумпловичем в той части их учений, которая является для них общей, а именно в том, что в основе социальных процессов лежит исключительно отношение насилия, то есть принцип максимально эгоистического типа.

Теория насилия плохо видит, что внутри любого рода социальных группировок существуют и иного типа отношения, роль которых фундаментальна для познания и прогнозирования социальных процессов. Например, отнюдь не единственной жаждой власти было проникнуто движение Российских декабристов, хотя все они были представителями господствующего класса. Такого типа общественные явления весьма интересно проанализированы Л.Н. Гумилевым, который предложил социологии своеобразное видение "пассионарности". Как свидетельствует история, и представители элиты, и угнетенных масс нередко предпочитают рисковать собственной жизнью в типично альтруистических порывах. Примечательно, что даже гангстерские группировки, проявляющие свойства социального хищничества, например, кланы итальянской преступности, традиционно выстраиваются на принципах солидаризма, что отражается в понятии внутриклановой "семейственности", предусматривающей необходимость как личной по отношению к группе, так и групповой по отношению к личности внутриклановой "жертвенности". Создается впечатление, что теория элит и теория насилия также однобоко созерцают социальную реальность, но со стороны противоположной принципам солидаризма.

Несмотря на полную противоположность в фундаментальном постулате и солидаристские и антисолидаристские теории все же прошли проверку временем и вносят каждая свой вклад в копилку социологической мысли.

Остается понять, почему отдельные элементы общественной действительности так узнаваемы в рамках той или иной противопоставляемой теории.

Попробуем ответить на этот вопрос с позиций нашей общей теории систем.

Сначала посмотрим, что получится, если, например, в теории Гуго Гроция не противопоставить, а сложить естественно правовые принципы общественной справедливости, обеспечивающее интеграционные процессы на основе альтруизма, и политические принципы "целесообразности и пользы", как оправдания системного эгоизма. Необходимая диалектика может привести нас к пониманию существа некоторой "позитивной оптимальности", которую можно обозначить также как "системный солидаризм".

Этот "солидаризм" следует понимать как условный, позитивно ограниченный альтруизм. Границы этого альтруизма всегда относительны и устанавливаются в зависимости от объективной внешней ситуации.

В аналогии решение задачи о нападении льва на оленя, в данном случае, приводится в иную плоскость. Становится не принципиально решать, кто более прав отдельно олень или лев (хищник или жертва) в системном противостоянии. "Позитивная оптимальность" понимается как императив, сосредотачивающий внимание, в частности, на том, сколько оленей надо пожертвовать львам, в том числе старых и больных, для того, чтобы обе популяции получили возможность наиболее интенсивного развития по нетупиковому пути эволюции.

Здесь теория перешагивает порог однобокого восприятия в сторону принципиальной возможности решения практических задач, поскольку возникает проблема меры, а не совершенно тупиковая проблема "ярлыка" справедливости или несправедливости.

Некоторые "социальные нарывы" невозможно вылечить "терапевтическими средствами", предусматривающими удовлетворение "естественных" прав всех индивидов. Но если применять "хирургические" методы, то понятие позитивной оптимальности настраивает политологию на поиск решения с минимальными "затратами крови" (в прямом и переносном смысле).

Примерно в этом же ключе должен был мыслить один из авторов "российского экономического чуда" П. Столыпин, когда вводил в России военные трибуналы. Примерно также должен был мыслить генерал Пиночет - один из авторов "чилийского экономического чуда".

Представления о системах и их взаимодействиях могут являться дисциплинирующим моментом для сопоставления понятий и терминов, выхватывая из существующих теорий наиболее ценные наблюдения и выводы. Это можно попытаться проиллюстрировать, например, на основных положениях теории элит В. Парето.

В своей теории он пытается отразить социальные явления, используя психологию личности как своеобразный прибор, роль которого не ограничивается простым отражением, но и включает в себя непосредственное участие. Это, примерно, тот способ, когда по состоянию карбюратора (который отражает и участвует в обеспечении движения), а не спидометра (который только измеряет) пытаются определить состояние всей машины.

Парето постулирует существование неких шести иррациональных психических начал, которые он называет "остатками". Эти остатки иногда явно не осознаются людьми или тщательно скрываются с помощью так называемых "производных" - идеологических обоснований: от простых утверждений и лозунгов до сложных теорий и доктрин, в которых частный интерес камуфлируется в одежды социального альтруизма .

Соотношения и комбинации "остатков" и "производных" в политической сфере определяют шансы тех или иных политиков принадлежать к элите и руководить массами.

Теперь посмотрим на эти "остатки" и попытаемся дать им системную интерпретацию в их отношении к "производным".

Во-первых, - "инстинкт общительности" - заявляется как потребность политика в признании со стороны общественной организации, к которой он принадлежит.

Вполне понятно, что любой отдельно взятый член общества не может иметь политического веса, если он не пытается принадлежать той или иной общественной системе и не пользуется ее "признательностью", то есть он "ничто" без определtнного заряда внутрисистемного альтруизма, который каждый субъект политической игры обязательно должен нести в себе.

Альтруизм может быть искренним (Ликург уморил себя голодом во имя процветания Спарты) или показным до определенной степени убедительности для окружающих (Сталин ).

"Инстинкт общительности", как раз, соответствует составляющей диалектического альтруизма, без которой даже деньги в политике мало что решают. Ведь деньги для минимального обеспечения политической субъектности чаще всего есть у многих претендентов на власть, а внутрисистемный альтруизм становится сильнейшим козырем в политическом противостоянии даже при отсутствии денег (восстание Спартака).

Во-вторых, - "инстинкт комбинаций" - составляет по В.Парето главное профессиональное качество политика.

Статусное развитие личности политика в значительнейшей степени определяется соответствием его воли потребностям позитивной политической ситуации. Иначе говоря, в стремлении к личностному развитию политик должен понимать и использовать основные закономерности, управляющие социальной действительностью.

В этом деле профессиональные политики иногда обгоняют профессиональных социологов, поскольку имеют дело с практикой, часто не допускающей права на ошибку.

Так, например, истории известен "спор" Л. Толстого с П.Столыпиным по поводу частной собственности. В своем письме П.Столыпину видный русский социолог Л.Толстой пытался проповедовать идею, о необходимости если не отмены, то максимального ограничения частной собственности. Столыпин ответил, что частная собственность - это самое естественное для человека и основа процветания экономики. Дальнейший ход истории, подтвердил адекватность этого предположения, с чем и мы согласны.

Как это ни парадоксально, испытанные философы, обнаруживая социальные закономерности, иногда не способны определить, какая из них - главная, затем разработать и провести в жизнь соответствующий алгоритм поведения. Как видно, для этого необходим особенный талант.

В тоже время социальная практика совершенно непредвзято и жестко сортирует профессиональных политиков (как, впрочем, и бизнесменов) по признакам этого умения, иными словами, по наличию политического "инстинкта" (Похоже, здесь также могут развиваться специализированные психические системы - сателлиты, обеспечивающие реализацию подобного "инстинкта комбинаций" как символического аналога политического таланта).

В-третьих, в качестве "остатка" В.Парето заявляет "потребность в демонстрации собственных чувств". Это - ритуалы, культы, "вера в вождя" и пр. Таким образом демонстрируется альтруистический характер собственный роли в избранной системной общественной группировке. Кроме того, такие ритуалы необходимы для информационной консолидации социальной группы.

"Скромный" политик имеет меньше шансов на успех в качестве консолидирующего системного элемента, чем стремящийся обнаружить свою "яркость".

В ритуалах присутствует элемент "игры" в распределение статусных состояний (например, "игра в президиум" часто не преследует цель повышения эффективности всяческих заседаний, но производится для распределения статусных состояний и демонстрации системной "яркости"), что само по себе не лишено некоторой психической привлекательности, поскольку такие новообразования психо-информационных систем знания затрагивают функциональность системы прогнозирования.

В-четвертых, теория объявляет существенность "стремления к постоянству агрегатов", то есть стремление к длительному существованию сложившихся политических институтов, законных династий, политических взглядов, традиций, стереотипов и пр.

В данном случае мы опять склонны усмотреть в понятии "агрегатов" откровенно системные признаки.

Новообразование социальных систем не происходит обособленно друг от друга. Это всегда "альтруизм" или "эгоизм" в составе единого общесистемного биотопа.

Например, если политическая партия нашла довольно интенсивное развитие в условиях определенного типа государственности, то вполне понятно, что такой "симбиоз" будет всемерно поддерживаться ее лидером, в свою очередь существующим за счет и в связи с конкретно партийно-системной функциональностью.

Оппозиционная к правительству партия может по отношению к государству проявлять "комменсализм" (например, английская двухпартийная система всегда дает возможность существованию и развитию оппозиционной на данный момент партии), "паразитизм" или "хищничество" (террористические организации). В любом случае политик-лидер, как элемент политической микросистемы, связан с необходимостью обеспечивать возможность существования и развития этой своей политической микросистемы потому, что существует и эволюционирует совместно с ней и за счет нее.

Вполне естественно, что развитая структура социальной системы основывается на системе общих взглядов и интересов, объединяющих этот конгломерат. Поэтому и система взглядов (в сущности это та же система знания) и сложившихся ритуалов (повышающих "яркость" системных элементов и самой системы в целом) будут также находить поддержку со стороны политических лидеров.

Иногда эта системная общность (единство взглядов) очень тяжко дается микрополитической системе и потому часто охраняется как огромная ценность.

Например, это хорошо понимала правящая верхушка бывшего СССР, хищнически подавляя даже любой намек на инакомыслие. Как показывает исторический опыт, полная монополия одного "агрегата" неизбежно заводит его в эволюционный тупик.

В-пятых, В.Парето склонен усматривать в реальности "инстинкт целостности индивидуума", обозначающий стремление обезопасить личность и неприкосновенность собственности.

Этим справедливо отмечается, что собственность является необходимым условием любой социальной системной эволюции. В частности элементы собственности - это один из ресурсов системного развития личности - постоянно меняющийся входной системообразующий поток, который обеспечивает возможность адаптации и системных новообразований в психических и социо-системных биотопах.

Человеку просто для того, чтобы жить, нужно очень мало: немного еды, семья, кровать, стол, стул и крыша над головой. Это совершенно необходимый, первичный набор условий, который предоставляет личности любая исторически сложившаяся цивилизация. Пирамида Хеопса, к примеру, к этой части обеспечения личностного существования никакого отношения не имеет. Все, что касается цивильно-культурных составляющих собственности, имеет, главным образом, отношение к развитию внутриличностных систем знания в процессе освоения новых статусных состояний личности или свойств той или иной вещи.

Чтобы было понятнее, о чем речь, можно предложить читателю задуматься над решением такой задачи. Для чего мы стараемся стремиться к престижу, покупая дорогие и качественные вещи: телефон, телевизор, автомобиль, холодильник и компьютер, предметы роскоши, которые к просто физическому выживанию имеют весьма второстепенное отношение? Второстепенное - в том смысле, что без них вполне можно обойтись, или воспользоваться более дешевыми средствами.

Ответ может состоять в том, что это позволяет, как минимум, не чувствовать себя несчастными в условиях современной цивилизации. Каждый из эпизодов приобретения в собственность этих вещей, несомненно, окрашивается цветом эмоционального наслаждения, при этом повышается наш социальный статус, свершается процесс информационного освоения этих вещей при их использовании (отчасти за счет функции СП).

Значит ли это, что, например, в средние века ни один человек не мог пережить столь высоких эмоциональных наслаждений? Конечно, же - нет.

Спектр человеческих наслаждений не привязан к совокупности конкретных благ цивилизации. Он функционально связан с процессом внутриличностных информационно-системных новообразований, который в свою очередь определяется системообразующим потоком, осознаваемым как собственность определенного качества и количества. Их эталон задается спецификой исторической эпохи. Именно поэтому не конкретный вид собственности актуален, а - собственность вообще, как принцип и основа для производства системообразующих потоков, имеющих отношение к сфере социального.

В-шестых, - "инстинкт сексуальности" в теории элит считается одним из наиболее глубоких и устойчивых. Действительно, трудно не заметить его особенную роль, например, в политических интригах, чему наглядно свидетельствует вся история человечества. Конечно, эта тема в отдельности выглядит необъятной. Нам придется затронуть лишь его системную основу, чтобы и здесь попытаться обнаружить след системного универсума.

Сначала заметим, что биологическая составляющая в "инстинкте сексуальности" вряд ли играет у человека ведущую роль. Человек, конечно, как биологическое существо испытывает потребность в размножении, что вполне очевидно могло закрепиться в генетическом коде непосредственно. Этим дело в большинстве случаев не исчерпывается.

Скрытая система, которая автоматически вырабатывает чувство наслаждения от собственно полового акта в чисто физиологической реакции самца на самку, оказывается далеко не самостоятельной от проявлений иных функций, формирующихся в процессе социализации индивида. Влюбленный человек, часто, стремится не столько просто получить разрядку сексуального напряжения, которое составляет самостоятельную биологическую потребность, сколько достигнуть и какого-то иного осознаваемого или неосознаваемого результата. Иначе все решалось бы намного проще путем полового акта любого мужчины с любой женщиной, безотносительно от ее личностной привлекательности.

Инстинкт сексуальности проявляется не просто по отношению к любой особи определенного пола, способной к участию в акте размножения, даже не как принцип реагирования на определенный предпочитаемый тип особей, а именно на определенный объект вожделения, который зачастую (парадоксально но так) наименее подходит для цели продолжения рода; карьеру политика, ведь, так часто губит не просто сексуальная неудовлетворенность, но сильная любовь как особенная привязанность или к чужой жене, или к молодой секретарше, или даже к проститутке.

Как такое может происходить, если, наоборот, в факте реализации "сексуального инстинкта" социальный статус индивида, как правило, подвергается серьезному риску и испытанию? Почему такое чисто внешне выглядит исключением, когда природа действует против закрепления социальной мощности индивида, не обнаруживая заметной компенсирующей пользы? При этом следует помнить, что сами политики, чаще всего отнюдь не пылкие юнцы, которые не имеют достаточного опыта для того, чтобы справиться с водопадом собственных эмоций.

Из этих рассуждений позволительно предположить, что, собственно, метацель размножения присутствует в подобных явлениях всего лишь как почва и повод для чего-то иного, что управляет волей и фактическим поведением индивида.

Как мы уже замечали ранее, чувство влюбленности может вырабатываться у человека вопреки воле операционного "Я", как проявление функциональности особой относительно автономной системы-сателлита. При этом и чувство влюбленности всегда оказывается системным новообразованием, все той же хорошо известной нам системой знания, новизна которой фокусируется в чувство наслаждения.

Так возникновение новых систем знания составляет, например, комплекс наслаждений "медового месяца" у молодоженов, что объективно ощущается ими до тех пор, пока не исчерпает себя сама новизна внешней для каждого из них ситуации. Поскольку мы уже знаем, что люди готовы платить за интенсивные ощущения системных информационных новообразований даже собственной жизнью (как в примере с Джордано Бруно), то становится вполне ясно, почему они готовы платить несколько меньшую цену (присутствует всего лишь риск потерять высокое положение в структуре социальной иерархии) за эти ощущения в случае проявления "устойчивого сексуального инстинкта".

В любом случае новизна ситуации улавливается психическими механизмами, которые запускают ощущение наслаждения и направляют поведение индивида в сторону максимизации этого процесса даже в ущерб "политическому делу".

Из этих соображений вполне непротиворечиво можно объяснить и то, почему выбор объекта для вожделения иногда столь парадоксален, как парадоксален выбор героя Набоковской "Лолиты" или Ромео и Джульетты в древней человеческой драме.

Несмотря на общественные традиции в истории Набокова, кровь и взаимную межклановую вражду в известной всему миру Шекспировской раме, везде побеждает "любовь"( в искренней любви и дружбе психические системы "осваивают" друг друга в межличностном взаимодействии, это "осваивание" - тоже возникновение и разрастание системы знания, которое ранее отсутствовало в психическом содержании индивида).

В данных случаях Набоков и Шекспир метко подмечают существеннейшее правило в такого рода межсистемных взаимодействиях. Самые непреодолимые социальные препятствия и запреты часто расцветают ярким альтруистическим цветом чувственных наслаждений, поскольку именно в этих запретах и препятствиях внутриличностные системы-сателлиты предвидят для себя неизведанные горизонты и возможности для построения новых систем знания. Так межличностный альтруизм способен взрывать крайние проявления социального эгоизма, обнаруживая всю сложность общественного и личного системного бытия.

Создается вполне отчетливое впечатление, что ни альтруизм ни эгоизм по отдельности не могут составлять единственной основы в модели общественного организма. Это, скорее, проявление закона единства и борьбы противоположностей, который не примиряет эти противоположности, но который является принципом и условием социальной динамики, и вообще одним из принципов социальной самоорганизации. Общая теория систем несколько помогает нам в этом понимании.

Примечательно, что ближе к современности в социологии возникают направления, которые в наибольшей степени принимают черты системной теории. Стоит, в этом отношении, рассмотреть "Теорию социального действия" американского социолога Толкотта Парсонса.

В основном, отталкиваясь от идей Вебера, Дюркгейма и Парето, он создает некоторую "формализованную модель системы действия", структурированная из культурной, социальной, личностной и органической подсистем.

Система эта самоорганизующаяся, ее специфика состоит в наличии, во-первых, символичности - механизмов саморегуляции (язык, общепризнанные ценности), во-вторых, - нормативности, т.е. зависимости от общепринятых ценностей и норм, в-третьих, - от волюнтаристичности, т.е. в некоторой иррациональности и независимости от условий среды, но в некоторой зависимости от субъективных оценок ситуаций.

Парсонс, таким образом хорошо понимает, что связи между элементами в социальных системах осуществляются посредством информационного и предметного обмена, иначе говоря обнаруживает системообразующие потоки в социумах. Кроме того, в понятиях нормативности и волюнтаристичности исследует в сущности роль механизма направленной системной флуктуации, где "нормативность" задает "коридор" возможных исходов, а "волюнтаристичность" соответствует частному проявлению общесистемной закономерности, родственной пониманию "хаоса" в теории Пригожина и Стенгерс. Такой путь неизбежно приводит Парсонса к подобию нашей общесистемной классификации.

Под видом четырех "основных функций" в социологию привносятся несколько самых ценных понятий и методических приемов, которые несколько в иной форме могут быть обоснованы и общей теорией систем:

Adaptation (адаптация) - социальные системы по мнению Парсонса способны адаптироваться как к изменениям внутренней ситуации, так и изменениям внешней среды. В нашем понимании это означает, что социальные системы в проявлении своих эмержентных свойств способны проявлять признаки самостоятельного живого организма.

Goal attaintment (целедостижение) - социальная система способна определять и достигать поставленную цель. Социальные системы, похоже, могут обладать свойством разумности, поскольку это "целедостижение" фактически не отличается от понятия "эквифиналитета" или "петли разума", которые как понятия рассматривались в предыдущих главах нашей книги.

Integration (интеграция) - стремление системы связать и согласовать свои компоненты и функции. В этом предположении просматриваются мотивы "системной ограниченности" и целостности, которые также уже рассматривались нами.

Latency, pattern maintenanse (удержание образца) - по Парсонсу любая социальная система создает, сохраняет, совершенствует и обновляет мотивацию индивидов, образцы их поведения и культурные принципы. Тут уместно заметить, что в данном положении Парсонс приближается к нашему пониманию процесса системной эволюции и развития. И мотивация индивидов, и образцы их поведения и культурные принципы - все это составляет набор информационных систем, которые возникают ("система создает") после акта флуктуации (или направленной флуктуации), переживают фазу функциональности ("система сохраняет саму себя") и закономерно исчезают ("система обновляет").

Парсонс утверждает, что социальная система должна действовать и развиваться для того, чтобы не умереть. C этим невозможно не согласиться, поскольку иначе - неизбежен эволюционный проигрыш в межсистемном противостоянии. "Хочешь жить - скорее развивайся!" - этот принцип мы уже обсуждали в главе, посвященной развитию систем.

На пути поиска общих принципов Парсонс анализирует эмержентные свойства социальных систем и принципы построения их структуры. Он утверждает, что система должна удовлетворять большую часть потребностей тех, кто поддерживает систему своим участием в ней. С другой стороны, система должна контролировать поведение своих участников, чтобы максимально мобилизовать их усилия для реализации общих интересов. Это почти совершенное определение межсистемного солидаризма, которое используется в наших теоретических построениях. Если же проанализировать, что такое эта потребность, которая должна удовлетворяться общей системой для каждого из ее элементов, то можно прийти к выводу, что это потребность в выживании и развитии.

В любом случае анализ конкретной ситуации может подвести нас к этой обобщающей мысли. Элементы объединяются в систему на принципах альтруизма для коммунального освоения системообразующего потока, чтобы за счет этого объединения обеспечить каждый для себя возможность дальнейшего системного существования.

Обнаружив, что межсистемные взаимодействия, часто принимают форму межсистемных противостояний, что этот процесс неизбежен и естественен, социология пришла к разработке теории "социального конфликта", которая в более мягкой и более глубокой форме, чем, например, теория элит, замечает все то же самое: "антисолидаризм" - существенен, как факт и способ межсистемных взаимодействий.

Интересно, что это направление социологической мысли стало ведущим в США, начиная с 70 годов. Американский социолог Ч. Р. Миллс счел возможным заявить даже, что любой макроэкономический анализ чего-то стоит лишь в том случае, если он касается проблем борьбы за власть между конфликтующими классами, управляющим и управляемыми, между высшим, могущественным и обычным человеком и пр.

Другой американский социолог Л. Козер также определяет "конфликт" как важнейший элемент социального взаимодействия. Теория "социального конфликта" выглядит более глубокой и диалектичной, поскольку в ней системные противостояния в меньшей степени принимают характер социальной моноосновы, чем в теории элит, и, кроме того, значительно расширяется набор возможных участников такого взаимодействия. Ведь даже судя по названию "теория элит" рассматривает в большей степени социальную стратификацию как цель и результат взаимодействия субъектов социального взаимодействия, а теория социального конфликта усматривает в социальном противостоянии, скорее, движитель процессов социальной эволюции.

С точки зрения общей теории систем интересно выглядит социология марксизма, которая выводится из теории прибавочной стоимости.

Важной заслугой основоположников марксизма стало обнаружение таких скрытых социальных систем как экономические классы. Причем это открытие включает в себя и такую ценную деталь, как обоснование полноценной субъектности этих систем в общественном бытии.

Один из главных недостатков состоит в том, что межклассовые системные отношения приобрели в этой теории характер "методической монополии". Все, что ни рассматривается в социальной жизни, рассматривается марксизмом сквозь призму межклассовых отношений.

Общественное бытие во многих своих проявлениях выглядит намного сложнее, поскольку включает гораздо более широкий спектр субъектов социальных взаимодействий, каждый из которых играет иногда ведущую, а иногда второстепенную роль в зависимости от сложившихся обстоятельств. В полной мере это относится и к противостоянию классов, как самостоятельных социальных систем.

В теории марксизма хорошо обнаруживается и системообразующий поток или ресурс, который превращает каждый общественный класс в социальный субъект. Это, конечно, материальный поток "продуктов и средств производства".

Марксизм обнаруживает и обосновывает механизм возникновения хищнического отношения господствующего меньшинства к подчиненному большинству в деле распределения "продуктов и средств производства".

Полезность этой теории для общества состояла в том, что она придала экономическим классам признаки системной яркости, из-за чего процесс системного противостояния между буржуазией и пролетариатом перестал быть абсолютно стихийным.

Утопизм марксистской теории может состоять, как раз, в главном ее лозунге "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!"

С точки зрения системологии этот лозунг аналогичен призыву "Пчелы всего мира, собирайтесь все в один большой улей!". Это, конечно, может вызвать только смех, поскольку такое объединение никакой особой пользы данному биологическому виду в целом не принесет.

Аналогично объединение "пролетариата" на мировом уровне стоит еще тщательно исследовать на предмет эволюционной эффективности. Не всякое укрупнение и интеграция системы повышают ее эволюционную эффективность.

Мы уже указывали ранее, что наша человеческая мысль часто смешивает качества множества параллельных систем в систему с одним качеством. В данном случае происходит то же самое. Ведь Маркс, выводил свои теории, наблюдая, главным образом, фактические примеры, где "пролетариат" выступает в качестве социального субъекта в масштабе одной фабрики, отрасли промышленности, однако, стремился распространить полученные выводы о необходимости классовой борьбы, рассматривая систему общества в целом, где "пролетариат" вряд ли когда-нибудь будет полноценным субъектом социального взаимодействия.

Природа независимо от человеческого сознания часто порождает системы именно таких размеров, которые по принципу оптимальности наиболее соответствуют задачам собственной эволюции. Никакая крыса не сможет выжить, будучи размером с пятиэтажный дом, хотя может при этом обладать колоссальной физической силой.

Аналогично общая система "пролетариат" вряд ли может возникнуть как система, объединяющая пролетариат всех стран даже по чисто техническим причинам. Обыкновенные профсоюзы, максимум объединение нескольких профсоюзов, в сложных социальных "биотопах" могут с наилучшей оптимальностью решать вопросы собственного ресурсного обеспечения в том числе в социальных межсистемных противостояниях.

Глобальные межпрофсоюзные объединения создаются скорее в угоду развитой профсоюзной бюрократии, которая "пролетариатом" не является, а представляет из себя систему, способную проявлять весь спектр межсистемных отношений с собственно "пролетариатом" от симбиоза и комменсализма до хищничества в отдельных случаях. Именно поэтому социальная практика сплошь и рядом порождает такие явления, как продажность профсоюзных лидеров.

Ведь тот же Маркс рассматривал должность как некоторый "капитал", позволяющий бюрократии незаметно присваивать прибавочную стоимость. Стало быть, любой профсоюзный чиновник, который кормится исключительно от должности может выглядеть таким же буржуа, каким является капиталист, стремящийся к развитию через накопление продуктов и средств общественного труда. Соответственно любой профессиональный вождь пролетариата, особенно, если он не получает зарплату от продажи собственного труда, как рядовой рабочий конкретной фабрики, мгновенно после выборов становится элементом особенной бюрократической системы, которая живет за счет труда "пролетариата" и поэтому с одной стороны заинтересована в развитии питающей ее системы, но которая с другой стороны способна проявлять свои собственные системные интересы, в некоторой части родственные интересам эксплуататорских классов.

Эти несколько противоречивые системные интересы сталкиваются в виртуальном пространстве человеческих "душ". Не всегда можно предвидеть, что одержит "победу" в конкретном случае. Именно на этом основана методика "покупки" профсоюзных лидеров, которая хорошо известна опытным капиталистам.

Впрочем, все сказанное можно отнести и к системе государственной бюрократии.

Отчуждение от прежних общесистемных интересов и приобретение новых интересов правящей элиты может происходить с огромной стремительностью, о чем наглядно свидетельствует "тюремный эксперимент" Филиппа Зимбардо.

Этот весьма интересный эксперимент, который напрашивается в нашу тему, был проведен в американском городе Стенфорде и был построен как игра, моделирующая отношения "тюремщиков" и "заключенных". Были отобраны 24 студента, здоровые, интеллектуально развитые, не имевших в прошлом опыта ни преступности, ни наркомании, ни психологических отклонений. Стенфордская полиция, согласившаяся помочь в организации эксперимента, "арестовала" заключенных, в наручниках доставила в "тюрьму", оборудованную в одном из помещений университета. "Тюремщики" раздели заключенных догола, подвергли унизительной процедуре обыска, выдали тюремную одежду и разместили их по "камерам".

В первый день эксперимент воспринимался участниками с юмором, однако, уже на второй день картина стала быстро меняться.

"Заключенные" предприняли попытку бунта, "тюремщики" применили силу, зачинщиков бунта поместили в карцер. Социальные роли с этого момента стали исполняться всерьез (поскольку окончательно обозначились границы и интересы противостоящих систем).

На пятый день один из тюремщиков грубо швырнул тарелку с едой в лицо "заключенного", объявившему голодовку протеста. "Тюремщики" стали наслаждаться властью и даже злоупотреблять ею. (В порядке примечания можно предположить, что психические системы ситуационного предвидения "тюремщиков" почувствовали возможности новых неизведанных информационных потоков для развития за счет хищнического взаимодействия с психическими системами "заключенных". Для последних ограничение поведенческой свободы означало переход множества внутриличностных систем в деструктивную фазу развития, что наоборот является психически болезненным процессом).

На шестые сутки эксперимент пришлось прекратить во избежание серьезных психологических травм участников.

Ф. Зимбардо, анализируя результаты эксперимента, заключил, что индивидуальное поведение гораздо сильнее зависит от внешних социальных условий, чем от предшествующего состояния личности, поскольку удивительно, сколь быстро прилежных и симпатичных парней удалось превратить в озлобленную, конфликтующую по всем законам тюремной среды массу.

В терминах системологии это же самое утверждение состоит в том, что внешняя социальная система объективно обладает некоторыми механизмами для управления поведением составляющих ее элементов, причем независимыми от воли и сознания этих элементов. Действие этих механизмов может быть обнаружено практически сразу же после оформления системных границ.

Из этих соображений становится ясно, почему "пролетариату", как системе объединяющей пролетариев во всем мире с их специфическими интересами, технически трудно стать полноценным субъектом социальных взаимодействий по мере укрупнения размеров такой системы. В этом процессе все более развивается система профессиональной бюрократии, которая все более получает средств и возможностей для проявления паразитического или даже хищнического отношения к собственно "пролетарскому" системному ядру, торгуя его интересами.

Спектр известных социологических теорий весьма разнообразен, и мы, конечно, не можем охватить и обсудить все это разнообразие в рамках одной работы, не посвященной специально этой теме. Остается надеяться, что нам удалось главное.

Во-первых, показать основные приемы, при помощи которых общую теорию систем можно использовать в качестве социологической метатеории. Это все те же не сложные приемы, которые применимы к объяснению множества явлений вообще в царстве синергетических систем: поиск границ и системообразующих потоков, классификация систем и системных отношений, характеристика эмержентных свойств (или функций) систем, принцип эволюционизма и развития и пр.

Во-вторых, - продемонстрировать явное или неявное присутствие отдельных системных универсалий в любой социологической теории, которая так или иначе прошла проверку временем на предмет содержания отдельных элементов истины. Все эти элементы, похоже, весьма непротиворечиво складываются в относительно стройную конструкцию при помощи общей теории систем.

5.3. Системные аспекты теории государства и права

Познание системных принципов социологии предоставляет интересную возможность сказать несколько слов о сущности права и обнаружить подходы к системологической увязке этих близких сфер научных интересов, что может иметь некоторую полезность для развития системных представлений.

Что есть феномен "права"?

Об этом до сих пор не существует общепризнанного мнения, хотя известны много попыток решить эту проблему.

С давних пор наука пытается подобраться к определению права, используя нравственные категории справедливости и свободы, которые, однако, сами нуждаются в фундаментальных определениях. Хорошей характеристикой сложившейся ситуации является то, что даже в учебниках часто, приводя то или иное определение права, тут же помещают и "глубокую критику" предмета, из которой следует особенная условность фундаментальных дефиниций.

Приведем несколько цитат из курса по теории государства и права [35], которые удачно иллюстрируют сложность проблемы.

"В теории права сформулировано также (синтезированное) общее понятие права, включающее в себя различение и вместе с тем взаимосвязь права и закона.

Важно запомнить: эти две разноплоскостные характеристики права ни в коем случае не противопоставляются, они дополняют друг друга. Исходным является определение права, содержащее его абстрактную (мировоззренческую) характеристику. Оно должно быть учтено в едином (общем) понятии, ибо ему должен соответствовать закон (право в форме закона), чтобы стать правовым, чтобы сущее (закон) не противоречило должному (праву до и независимо от закона), которое как форма (и мера) свободы и равенства выступает критерием справедливости.

Речь идет о различных проявлениях единой правовой сущности также и потому, что методически законом может быть только правовое (по своим объективным свойствам), т.е. официальное признание чего-то не правового не превратит его в право.

Вот пример общего определения: право - это исторически изменчивая, объективно обусловленная справедливая общая мера свободы и равенства, получающая посредством официального выражения общеобязательную силу. (В.С.Нерсесянц).

Одно из последних операциональных определений понятия права принадлежит С.С. Алексееву: право - это система норм, выраженных в законах, иных признаваемых государством источниках и являющихся общеобязательным нормативно-государственными критерием правомерно дозволенного (а также запрещенного и предписанного) поведения". (стр.35)

Последнее операциональное определение выглядит как "игра слов", аккуратно обходящая все проблемы, которые вытекают из жизненно важных вопросов типа, что есть право плохое и право хорошее.

На познание глубинной сущности права претендует первое определение. В том же учебнике по этому поводу можно обнаружить такое мнение (стр.34). "Разумеется, ценность, к примеру, свободы как признака права абсолютна, но сама свобода относительна, она закономерно зависима от уровня развития культуры (в широком смысле) общества, поэтому на разных его этапах содержание свободы неодинаково (как и справедливости, равенства и т.п.). Границы этих этапов, а также социальные и политические катаклизмы внутри их, следствием которых являются метаморфозы ценностного содержания фундаментальных идей (равенства, свободы и справедливости и т.п.) воспринимаются их современниками (и последующими поколениями) неоднозначно.

В результате нравственно должное в праве приобретает спорный характер, и лица, применяющие закон, будут руководствоваться собственным пониманием справедливости. Выходит, что от субъективного мнения отдельных лиц будет зависеть, соблюдать ту или иную норму позитивного права (закона и т.п.) или нет. Именно этим объясняется не только необходимость существования последнего (позитивного) права, но и строгое следование ему.

Другое дело, что в той или иной цивилизации в условиях движения к свободе (а именно такова глобальная тенденция развития человеческого общества) общество демократизируется (с зигзагами и поворотами назад), оно все более и более усваивает фундаментальные идеи, которые проникают в право, и содержание нормативных установлений государства качественно меняется, приближаясь к общечеловеческим ценностям.

Таким образом, естественное право с присущими ему фундаментальными принципами выполняет роль стандарта, критерия для оценки действующего позитивного права , одновременно являясь методом и способом его совершенствования. В этом - практическое значение естественного права, его социальная ценность глобального масштаба".

К делению права на "естественное право" и право - закон юриспуденция привыкла со времен идей Аристотеля, впоследствии развитых Мартином Лютером, Гроцием, Гоббсом и другими классиками общественной науки.

В основе этого понимания традиционно размещается некоторое подобие логически усложненных "божественных заповедей" о всеобщей справедливости и человеческой "свободе", следование которым, якобы сможет некоторым образом обеспечить определенное общественное благоденствие..

В принципе, ничто не мешает заложить теоретический постулат об устремлении к полюсу императивной справедливости в основу некоторой идеальной социальной модели. Но, почему считается единственно возможным использование только этого, примитивного эталона, в котором нет места для необходимой и вездесущей диалектики?

"Свобода", "равенство" и "братство" легко узнаваемы в деятельности, например, любого процветающего государства или даже акционерного общества, которое исправно выплачивает дивиденды своим членам. Но куда девается теория естественного права, когда в связи с деятельностью данного акционерного общества разоряются его конкуренты, и когда при этом теряют работу тысячи наемных рабочих.

Дело в том, что чаще всего "естественное" право одного индивида не может быть удовлетворено без некоторого ущемления "естественного" права другого индивида. Если конфликты постоянно происходят в обществе, почему необходимо лишать их статуса естественности даже в случае разрешения способом, непохожим на проявление альтруизма.

Проводя популярную аналогию, можно попытаться решить простенькую задачку. Условия таковы: лев нападает на оленя. Какой из двух возможных исходов в большей степени соответствует некоторому "естественному праву" в некотором естественном биотопе?

В одном случае, лев может упустить оленя, тогда восторжествует "естественное право" оленя на жизнь, но тогда от голода погибнет лев, при этом будет нарушено его "естественное право" на жизнь. В другом случае, лев может поймать и скушать оленя. Тогда наоборот, случится диаметрально противоположный исход торжествования "естественных прав".

Можно, конечно, встретить резонное возражение, что одно дело - живая природа, а другое дело - человеческое общество. Но пусть тогда скептики попробуют доказать, что в человеческом обществе "хищников" не существует, тех "хищников", которые всегда стремятся обеспечить свое существование за счет, если не физического уничтожения, то за счет предельного ущемления "естественных прав" окружающих, при этом в качестве альтернативного пути предпочитают только смерть.

Тип такого "хищника" описал А.Пушкин в образе Емельяна Пугачева. Вспомните знаменитое изречение: "Чем тыщу лет питаться падалью, лучше один раз напиться крови...".

Нам уже несколько известно, что как в биологической, так и социальной природе межсистемные отношения аналогичны в той части, которая соответствует основным системным свойствам.

Любой наблюдательный человек может заметить, что в принципе потенциал "системного эгоизма" (впрочем, как и потенциал "системного альтруизма") в той или иной мере заложен в любом человеке, даже в простом капризе младенца, а также в любом социальном организме, в любой социальной системе. Реализация этого потенциала определяется, наряду с генетической составляющей и внешними условиями, в которые попадают этот индивид или социальная система. Можно ли тогда рассматривать "системный эгоизм" или "социальное хищничество" как "неестественную" и, самое главное, исключительно ненужную часть общественного состояния, которую необходимо максимально полностью исключить, в том числе правовыми методами?

Создается впечатление, что царство социальных систем даже в общих принципах устроено несколько сложнее, чем это следует из модели общества, основанной на известном альтруистическом постулате "естественного права".

Путь альтруизма не является единственным направлением в системной эволюции, он всегда диалектически дополнен своей неуничтожимой противоположностью, это принципиально и зачем-то очень необходимо природе, независимой от нашего сознания. Поэтому в решении любой практической задачи, претендующей на отсутствие наивной глупости, приходится учитывать, что интеграционные процессы в социумах часто происходят не только на принципах альтруизма, но и в целях совместных устремлений к хищническому, эгоистическому подавления иных систем.

Так, например, политики всегда объединяются на принципах альтруизма, когда это объединение им жизненно необходимо в противостояниях различных политических систем, и тут же начинают амбициозную, грязную и эгоистическую войну друг против друга, как только при помощи совместных усилий устраняется внешнее препятствие для развития той социальной системы, к которой они по отдельности принадлежат. В этой "грязной" войне, как правило, выигрывает тот "политик", который наиболее точно определит момент перехода к межсистемному противостоянию.

История человечества настолько насыщена подобными примерами, что вряд ли уместно лишать эту закономерность характера "естественности".

Поэтому можно составить впечатление, что существуя в теоретическом пространстве, известная естественно-правовая теория тем чаще опровергается практикой, чем ближе приближается в своих модификациях к заповедям о естественной справедливости, подобным тем, что присутствуют во всех учениях "утопического социализма".

Примечательно, что теоретические слабости императивной концепции общественной справедливости подмечали даже уверенные сторонники теории естественного права. Так, например, Гуго Гроций был склонен определять предмет юриспуденции как совокупность вопросов права и справедливости, а предмет политической науки - как целесообразность и пользу, поскольку эти понятия, вроде бы, не совсем функционально увязаны друг с другом, и политика не может мыслить теми же категориями, как и теория права.

Такие исследователи как Дж. Остин и австрийский философ-позитивист Г.Кельзен пытались даже доказать, что юриспуденция, вообще должна дистанцироваться от философии справедливости и от собственно "познания социальной реальности". (Что остается от науки, если из нее пытаются выбросить "реальность"?)

Получается забавная ситуация; там где можно юриспуденция склонна выступать как наука и залог общественной справедливости, обустраивая общество на основе естественных прав человека и гражданина, а там, где политика грубо попирает социальную справедливость при помощи той же юриспуденции, последняя просит не вдаваться в подробности, поскольку все это надо соотнести с иными понятиями "целесообразности" и "пользы".

Говоря о человеческой "свободе", невозможно также не учитывать, что все исторические достижения юриспуденции, в сущности, накладывают огромное количество всевозможных ограничений на вероятностное поведение индивида, который при этом в некоторых случаях может считаться "свободным", а в других случаях - нет.

При этом не тот человек свободен, кто имеет больше возможностей для тех или иных поступков, но часто именно особенные правовые ограничения непредсказуемой вероятности для личностного выбора наполняют личность особенной свободой, смысл которой довольно сильно отличается от строгого физического истолкования "свободы". В данном случае принципиально определиться в терминах, поскольку от этого функционально зависит оценка степени адекватности права и его соответствия условиям исторической эпохи.

Вся эта путаница со "свободой" наводит на мысль, что эталон реальной социальной справедливости принципиально не может находиться целиком на полюсе идеального альтруизма и какого-то совершенного гуманизма.

Представляется интересным и полезным взглянуть на проблему сквозь призму закономерностей, которые происходят из общей теории систем.

Примем за данность, что каждый поступок индивида, "погруженного" в социум, может определяться закономерным взаимодействием огромнейшего количества разнообразных информационных и микроинформационных систем. Все то, что делает любой гражданин любого государства, происходит не только от боязни нарушить государственный закон. В каждом акте поведения в "душе" индивида будут существенно переплетены влияние как действующего права, так и национальных, так и этнических, так и классовых, так и семейных, так и профессиональных, и даже генетических, так и прочих особенностей в различных видах и интенсивности межсистемных отношений. Вся их совокупность создает интегральный "коридор направленной флуктуации", который особенным образом накладывает всевозможные ограничения на возможности вероятностного поведения индивида, оставляя, необходимый простор для хаоса или, иначе говоря, личностного выбора.

Из этого системного "пула" государство выделяется как особенная система, которой суждено осуществлять некоторую интеграционную функцию для всего системного "биотопа". Такое преимущественное положение не выглядит случайным.

Природа на подобные роли всегда выбирает систему, которая может охватить в качестве элементов почти всех участников межсистемных взаимодействий, способных помогать или, как минимум, не препятствовать осуществлению актов нетупиковой эволюции в интересах всех этих участников.

Такая интегральная система, основанная на принципах солидаризма, в значительнейшей степени укрепляет эволюционную мощность всех ее участников, которые получают дополнительные возможности для осуществления актов эволюции и развития.

Возникновение государства, как, впрочем, и его функционирование, управляется закономерностями, независящими от индивидуального сознания. Это такие же закономерности, действие которых, как утверждает марксизм, не зависит от воли и сознания людей.

Государство, несмотря на виртуальный характер системного тела, которое нельзя ощутить физически, является такой же объективной реальностью, как и система личности. Государство как информационная система перерабатывает информацию о конкретной внешней ситуации, в которую попадает индивид в информацию о должном поведении этого индивида в интересах общества.

В своем реально-событийном естестве государство, являясь информационной системой, вместе с тем не является системой знания. Подобно Гегелевской "вещи в себе", государство в целом недоступно никакому сознанию. Таким же образом биологический код ДНК, определяющий строение какой-либо конкретной белковой молекулы, представляет информационную систему, но не является системой знания, поскольку может быть недоступен субъективному восприятию в качестве специфической системы. Государство в этом отношении - такая же естественная система, но вместе с тем, имеющая несколько важных принципиальных особенностей.

Происхождение государства, как информационной системы, с неизбежностью должно сопровождаться формированием, во-первых, коммуникативных связей между составляющими его элементами, а, во-вторых, - способов хранения и переработки информации.

Если в живом организме эта функция осуществляется за счет нервных биоэлектрических импульсов или последовательностью молекул в ДНК, то в государстве только слово может принимать на себя такую функциональную нагрузку. Но не всякое слово.

Любая информационная система, функционирующая по живому или разумному типу, старается избегать информационного шума. Поэтому государству для осуществления собственного предназначения требуется разделение множества слов на шум и на относящееся к собственной функции. Это самая основная и фундаментальная причина которая обусловливает возникновение другой информационной системы - права.

В данном проявлении право выглядит как виртуальная система знания, которую, пока непонятно кто конкретно "знает". Парадоксально, что эта система знания не может в принципе являться достоянием никакого индивидуального сознания. Ни один человек на Земле не может вместить в себя такую систему знания. Ее "знают" только социумы в целом, начиная с уровня государства.

В индивидуальном сознании эта система знания распределена лишь элементно, но несмотря на это реально существует в статусе гегелевской "вещи в себе". (Впрочем, науку в целом как систему человеческих представлений о Мире "знает" лишь планетарный гуманоидный социум).

Это право основано на системном "солидаризме", который представляет из себя совокупность способов межсистемных отношений, предусматривающих коммунальное освоение системообразующих потоков, способных тем самым обеспечить эволюционный выигрыш как для всего конгломерата, так и для составляющих его элементов.

В системологическом понимании "солидаризма" прежде всего принимается допущение, что любые межличностные взаимодействия в образующихся социумах оформляются как необходимый инструмент общесистемного выживания и эволюции. Скажем, даже в воровской шайке возникают некоторые внутренние законы, регламентирующие поведение индивидов в интересах всей преступной группы. Такие законы выглядят альтруистическими только в некоторой части, только до определенного предела и только для внутренних элементов социальной системы, но перестают действовать вне ее границ или при исчезновении ресурса, предназначенного для коммунального освоения. Вне этих условий солидаризм может превращаться в свою противоположность.

Конкретный солидаризм присущ любой группе индивидов, организованных в любой социум, независимо от того осознается ли это кем-то или нет, независимо от размеров данного социального конгломерата. Лишь только образуется любой социум, в основах его организации можно отыскать системологический солидаризм, без которого фактическая организация социальной системы в принципе невозможна.

Виртуальная система правового солидаризма вырастает из морали, которая составляет самый примитивный свод правил индивидуального поведения. Отличие морали от права состоит лишь в том, что последнее несет в себе количественные характеристики должного поведения. Мораль утверждает, что кража есть аморальный поступок, что так делать нельзя. Но мораль, в отличие от права, - не устанавливает четких критериев тому, что есть кража, и не нормирует наказание за этот акт поведения.

Не смотря на кажущуюся конструктивную простоту морали по сравнению с правом, она, тем не менее представляет собой многогранную скрытую разумную систему, подверженную сложнейшей динамике.

Право не механическое следствие морали. Эти две виртуальные системы могут находиться даже в отношении противостояния. На первый взгляд такое утверждение может показаться парадоксальным. Однако история полна примерами, аморальных законов. В частности именно поэтому конституции многих стран содержат положения о "правах человека", которые представляют собой формализованные постулаты общегуманоидной морали, и имеют прямое действие в целях уменьшения возможностей для осуществления аморального законодательства.

Не только закон по отношению к морали может принимать форму, отрицающую общегуманоидный солидаризм. Известно, что мораль может иметь "темные стороны", разрушающие структуру глобальных социальных конгломератов. Не только мораль формирует право, но и право играет существеннейшую роль в формировании морали. (Анализ крайних проявлений этих взаимодействий предпринял Федор Достоевский в "Преступлении и наказании").

С развитием цивилизации человечество в целом однажды осознало свою системную общность, которая как бы фактически выделена из остальной Природы. Только тогда возникла идея "гуманизма" и "естественного права" человека вообще, которое есть отражение общегуманоидной системы солидаризма.

Древним философам, в частности Аристотелю показалось, что в этой "естественности" заложен истинный и идеальный принцип любого государственно-правового устройства. К данному принципу лучше относиться как к обыкновенному постулату, который может подвергнуться значительной, даже качественной модификации по мере развития правовой мысли.

Создается впечатление, что Природа в качестве основной и всеобщей закономерности включает в себя устремление к образованию максимально возможных системных тел, охватывающих всех необходимых для этого участников, когда эти участники "эволюционно вызревают для этого предназначения". Например, государство как специфическая система глобальной социальной организации неизбежно и независимо от сознания возникает, когда язык и микросоциумы (семья, племя, род, микросистемы общественных традиций) достигают особого расцвета, чтобы принять специфические роли в новом системном теле.

Эта тема крайне интересна, но, к сожалению, здесь не представляется рациональным развивать ее специально. Заметить, что объективно существуют системные конгломераты крупнее системы общегуманоидного солидаризма, "правовое оформление" которых способно обозначить особенные перспективы общественной эволюции.

Возвращаясь к пониманию "естественности" некоторых правовых отношений, заметим, что в каждом социуме эта "естественность" имеет относительно специфический характер.

Хорошим доказательством тому является, например, "естественность" многоженства в исламских странах, которое "неестественно" для христиан. Для любого общества неприемлемо убийство себе подобного, когда фактически нарушается принцип межсистемного солидаризма.

Можно привести и другой пример, когда гипертрофированный национальный солидаризм в нацистской Германии вполне "естественно" и почти неизбежно мог предусматривать право на физическое уничтожение евреев.

Как вывод можно заметить, что "естественные" права в социальных системах различного уровня могут качественно не совпадать, поскольку хищнические устремления нацистской Германии могли неблагоприятно сказываться на перспективах развития всего гуманоидного сообщества, то есть ущемлять права всей системы этого сообщества.

Можно заметить, что "естественное право народов" в сложившемся понимании, выраженном в декларации прав человека, провозглашает первенство интересов глобального планетарного гуманоидного социума в межсистемных противостояниях. Принцип правовой "естественности", как можно видеть, лежит глубже, в естественных и независимых от сознания природных закономерностях, организующих социальную форму системного бытия.

Чтобы это почувствовать, можно рассмотреть удобный пример.

Известно, что во времена правления Сталина физическое выживание крестьян было фактически невозможным без воровства необходимых средств существования. С формальной точки зрения "тайное изъятие" дров для обогрева, картофеля, соломы, строительных материалов выглядит противоправным деянием - воровством. Однако в аспекте общегосударственного солидаризма такое "изъятие" было совершенно необходимым для выживания данного социума в целом. С этой точки зрения такая "кража" средств существования не выглядит неправомерным деянием, поскольку способствует укреплению государства.

Здесь право - модель, признаваемая и установленная государством, не совпадает с тем правом, которое сложилось естественным образом, независимо от воли законодателя. Неадекватная часть официальной модели права в данном случае была вынужденно компенсирована особой модификацией морали, превратившей подобное воровство в своеобразный обычай, закрепившийся со временем. Именно поэтому воровство у государства, имеющее, если разобраться, более древние корни, по сей день составляет разновидность российской этнической доблести. Этот пример хорошо иллюстрирует естественный характер эволюции системы социальных норм поведения.

Занимаясь изучением права или конструированием законов, человечество, по сути, изучает и моделирует такие же природные явления, как и ядерная реакция или структура атома, лишь с тем различием, что организация социумов несет в себе особенные черты стихийного бытия особенных информационных систем, отличающихся событийной стремительностью и неисчерпаемостью вариантов.

Все эти соображения заставляют предполагать, что системная теория способна предоставить нам важный "ключ" для понимания некоторых важных сторон права.

В понимании социального "солидаризма" существенна не мера свободы личности, но результат прогноза и оценки перспектив развития рассматриваемой социальной системы.

Качественная оценка права устанавливается в этой схеме не по количеству содержания в нем некоторой свободы, как расширенной области вероятностного поведения личности, и не по количеству альтруизма (что, в принципе, не решаемые задачи), но в соответствии с относительной истиной о вероятных исходах эволюции данного социума. (Например, периода жизни данной социума до достижения эволюционного тупика, представляющего собой окончание функциональной стадии развития системы).

Достоверность этого прогноза может оцениваться вполне объективно, как оценивается вероятность обыкновенных прогнозов погоды на основании применения научного метода.

Независимость от сознания следует понимать прежде всего, как независимость от внутрисистемной воли, но отнюдь, не так, что сознание вообще не играет в данном случае никакой роли.

В отличие от многих других явлений природы индивидуальное сознание в организации социумов - это вместилище информационных элементов права.

Каждый из этих элементов продуцируется конкретным индивидуальным сознанием, но в целом система этих элементов от индивидуального сознания не зависит, но определяется объективной природной закономерностью. Суть можно почувствовать в следующем простом примере.

Если рассмотреть строй солдат, марширующих на плацу и подчиняющихся приказам командира, то можно обнаружить, что здесь должны присутствовать некоторые "организующие" закономерности, без которых системное существование стройной колонны солдат было бы невозможным. Может создаться впечатление, что все закономерности в организации рассматриваемой системы целиком и полностью зависят от воли командира. Однако в реальности огромное количество правил, которым подчиняется и сам командир наряду с солдатами.

Вот их далеко не полный перечень.

Во-первых, командир должен быть уполномочен на командование, либо приказом вышестоящего начальника, либо согласием солдат, либо иным способом, признаваемым всеми участниками группы.

Во-вторых, он вынужден кричать, чтобы его команды доходили до сведения каждого солдата или использовать иной способ для достижения этой коммуникативной связи.

В-третьих, он должен вовремя подавать нужные команды, чтобы колонна не уткнулась в стену.

В-четвертых, каждый участник должен осознавать причины, исходя из которых происходит сама необходимость в "строевой подготовке".

В-пятых, наконец, все участники этой системы, наряду с командиром, должны осознавать, что будут наказаны, если не будут подчиняться общесистемным требованиям. И так далее... .

Солдаты и даже сам командир могут даже не знать, как конкретно они могут быть наказаны за неповиновение, но самого сознания неотвратимости подобного наказания уже достаточно для функционирования всей системы. Источники подобных правил лежат вне рассматриваемой системы, в той части реальности, которая обеспечивает необходимость и форму организации всей данной системы вообще.

Воля командира распространяется лишь на организацию внешней формы такого взаимодействия.

Например, он может объяснить смысл той или иной команды, придумать и объяснить какие санкции соответствуют проступкам, нарушающим общий порядок поведения и пр., направить колонну в ту или иную сторону. Но даже сам командир вынужден подчиняться закономерностям, которые обусловили необходимость организации данной системы. Игнорирование этих закономерностей исключает возможность фактической реализации рассматриваемой системы, а это приведет к неблагоприятным последствиям для всех участников системной организации независимо ни от воли какой либо конкретной личности, ни даже от общей воли данной группы.

Резонно предположить, что каждый из участников нашего "парада" должен иметь некоторые, может быть даже несколько различающиеся представления об этих правилах, независимых ни от чьей индивидуальной воли. Императив состоит в том, чтобы эти представления в большинстве случаев приводили к необходимому для всех результату. Поэтому в голове каждого участника группы оформляется некоторая модель естественной системы этих правил. Без совокупности этих сходных по функции моделей социум может существовать лишь потенциально (предпосылочно) в дофункциональной системной фазе.

Тому праву, которое продуцирует наше сознание, можно дать следующее определение.

Право как совокупность представлений, иначе, - осознанный закон социо-системного поведения - это модель исторически сложившейся естественной системы социального солидаризма, предназначенная для фактической организации социума.

Эта уже осознаваемая информационная система права, которая представляет из себя виртуальную модель виртуальной природной системы государственности, в целом тоже не является индивидуальной системой знания (несмотря на то, что она принципиально может быть оформлена в виде словесной модели, однако, - не всегда может стать достоянием сознания конкретной личности даже чисто по техническим причинам), но включает два принципиальных дополнения.

Во-первых, "моделирование" уже отражает активное участие человека в познании объективных социальных закономерностей, а также предусматривает принципиальный характер невозможности полного совпадения модели и оригинала.

Во-вторых, эта модель всего лишь "предназначена" для организации всего социума. Соответственно это предназначение может полностью или частично не быть реализованным, то есть полностью или частично не выполнять свою функцию по различным причинам.

В нашем примитивном примере с солдатским строем на плацу это право будет соответствовать тем установкам, которые в системной совокупности и в возможных сходных разновидностях присутствуют в головах участников системы в качестве и форме осознаваемых правил поведения.

В этом виде "естественное право" постепенно начинает терять свое "естество", поскольку оно уже может зависеть от конкретных установок командира или представлений солдат о должных порядках в армии. Это право включает информацию о смыслах тех или иных команд, о видах наказаний за неповиновение и пр. Очевидно, что право-модель уже несколько зависит от сознания участников внутрисистемной организации, но поскольку является моделью, может сильно отклоняться от своего естественного образца.

Уместно заметить, что к числу самых распространенных причин недостаточной функциональности государственного права - модели можно отнести не только глупость законодателя, но чаще всего - противостояние отдельных элементов системы государственности. Такое случается, когда власть внутри социума оформляется в отдельную систему и монополизирует законодательную функцию в своих специфических системных интересах. В этом случае в определенных условиях система власти способна обнаруживать значительный уклон к паразитическому или хищническому противостоянию с такими общими социальными системами, как государство, общество. Правовая наука давно подметила неоднородность элементов социума по отношению к функции солидаризма и выразила ее в понятии "суверенитета".

Когда правовая модель основывается на верховенстве интересов элементов власти, то суверенным статусом наделяется государь или узкая группа лиц. Такая модель характерна для монархических режимов, однако, не является близкой к истине, близкой к фактическим принципам межличностного группового солидаризма в рамках конкретной государственности.

Лозунг одного из французских королей "Государство - это я!" соответствует некоторой правовой модели, которая в значительной степени отклоняется от природной, независимой от сознания социальной системы, основанной на солидаризме. Но все же это модель, которая позволяет организовать социальное системное тело на тех остатках межличностного солидаризма, которые неизбежно должны присутствовать в любой подобной модели, обеспечивающей некоторые возможности для дальнейшему существованию и эволюции данного социума. Но насколько жизнеспособно будет такое системное тело?

Жизнеспособность социума всегда зависит от наличия и форм конкуренции. Государство, основанное на суверенном характере властных структур, не будет встречать серьезных препятствий на пути эволюции в случае конкуренции с аналогично примитивно устроенными социальными системами. Такой конгломерат неизбежно проиграет в противостоянии с иной системой, в которой правовая модель в большей степени приближена к естественным, независимым от сознания принципам социальной организации, в которой фактический суверенитет распространяется на максимально большое количество составляющих социум элементов.

В этом отношении модель правовой демократии и народного суверенитета при прочих равных (здесь явно не однофакторная зависимость!) обладает большей эволюционной эффективностью.

Государство, как разумная система давно обнаружило эту закономерность, и, как известно, всегда спешит назвать себя "Родиной" в случае угрозы внешней экспансии, стараясь в таких ситуациях максимально модифицировать социальные нормы в направлении межличностного солидаризма, что автоматически усиливает данную общественную систему в межсистемном противостоянии.

В качестве самого яркого и примечательного примера хочется вспомнить древнюю эпопею победоносных завоеваний Александра Македонского.

Если верить историкам сам Александр в начале своих походов воспринимался как первый среди равных в общей массе своих солдат. При этом возможная гибель главного руководителя армии в любой битве значила не более, чем потеря одного солдата, на место которого мог встать любой другой достойный руководитель. Такое устройство, с максимизированной функцией социального солидаризма позволяло одерживать победы над армиями противников, обладающими многократным численным перевесом, однако устроенных на основе суверенных прав конкретного царя!

Примечательно, что понятие "демократии", которое возникло в эпоху античности и совершенствуется до настоящего времени, имеет относительно не столь древнее происхождение по сравнению с теоретическими и практическими принципами государственного устройства, поскольку изначально (например, в эпоху династий фараонов) были разработаны, опробованы и применялись лишь элитно-суверенные схемы. Поэтому с нашей точки зрения открытие существенности "демократии", которая основывается на общенародном суверенитете, как понятия, отражающего природную, независимую от сознания и фундаментальную роль межличностного солидаризма в организации и существовании социальных конгломератов, выглядит столь же значительным достижением человеческой мысли и цивилизации, которое можно сравнить разве, что с изобретением пороха. Причем, как это не выглядит забавным, оно в не меньшей, чем порох, степени способствует выживанию и эволюции социумов в межсистемных противостояниях.

Следует, однако, понимать, что "межличностный солидаризм", в смысле общего определения, представляет из себя весьма разноплановое и сложное природное явление.

Солидаризм, как мы пытаемся показать, составляет связующую основу социумов, которая в реальных ситуациях обнаруживает обилие конкретных форм. Ведь "межличностный солидаризм" как принцип распространяется не только на способ государственного устройства. В равной мере эта общая закономерность проявляется и в организации этноса, нации, трудового коллектива, семьи и любых прочих неярких систем, которые социология привыкла рассматривать в качестве объектов своих интересов.

"Демократия" в распространенном понимании выглядит одной из разновидностей социального солидаризма, относящейся к сфере государственного устройства. Но даже в этом качестве "государственный солидаризм" не может иметь универсальной формы, как, например, не могут быть одинаковыми эволюционно жизнеспособные формы солидаризма (и демократии) в восточном исламском и развитом европейском государствах.

Необходимо подчеркнуть, что "солидаризм", как понятие, обозначающее фактор общественной интеграции, наряду с "демократией" включает в себя общественные явления, далекие от "демократии".

Система государственного солидаризма может выстраиваться, например, на национальной (фашизм), религиозной (ислам), классовой (коммунистические режимы) основах. Естественный отбор в конечном итоге определяет эволюционную эффективность той или иной разновидности, создавая нам необходимость разбираться в уроках истории.

Право, как модель, еще не является правовым законом и отличается от закона. Все то, что человек осознает, что управляет его поведением в интересах надличностного социального конгломерата, еще не обязательно принимает официальную формулировку и превращается в факт, доступный общественному сознанию. Например, в коммуно-бюрократической государственной системе бывшего СССР существовало т.н. "телефонное право", когда мнение начальника, высказанное по телефону, становилось как бы нормативным государственным актом, составляющим фактор поведения общей социальной системы. Такое "право" никогда не признавалось официально. Оно не подпадает под определение "неписаного права", ведь последнее, хотя и не "пишется", но всегда официально признается всеми без исключения элементами государственной системы, а не только узким кругом номенклатуры.

В большинстве случаев право-модель проходит этапы осознания, формулирования и признания со стороны уполномоченных государственных структур, что составляет уже некоторую вторичную модель модели, которую можно определить как официально признанную государством модель межличностного солидаризма. В таком виде право принимает форму законодательной нормы, которая призвана отражать самые важные и существенные черты исторически сложившейся системы социального солидаризма.

Главное предназначение этой формы права состоит в формировании индивидуальной правовой системы знания в структуре личности конкретных индивидов. В этой разновидности права особенно просматривается коммуникативная системная функция, с необходимостью принимающая самую центральную и существенную роль в организации государственного социального конгломерата. Такая модель модели может уже очень в значительной степени отклоняться от действительности, независимой от сознания, и поэтому в некоторых случаях частично или даже полностью не будет иметь никакого влияния на эволюционную динамику элементов социума. В этом случае юридическая наука говорит, что "закон не вступает в силу".

Особенностью права-модели является то обстоятельство, что оно способно встраиваться в продуцента, то есть является необходимым элементом государственной системы, осуществляющим коммуникативную функцию, а также функцию хранения системной информации. Государство способно продуцировать микросистему-закон, как результат выходного системообразующего потока, и этот закон, как правило, ассимилируется в состав государственного системного тела. Эта ситуация не похожа на случай изобретения человеком двигателя внутреннего сгорания, который в дальнейшем может функционировать независимо от породившей его системы. Эволюция государства всегда опосредована эволюцией права.

Итак, с точки зрения общей теории систем государство и право выглядят как виртуальные системы, относящиеся друг к другу с одной стороны как система к одному из выходных системообразующих потоков, а с другой стороны как соответственно целое к необходимой и существенной части. При этом методически полезно различать три формы права.

Во-первых, право, - как совокупность объективных, естественно обусловленных и независимых от сознания правил поведения.

Во-вторых, право - как вербальную модель этого фрагмента реальности, составляющую систему знания социумов.

В-третьих, право - официально оформленный закон, который соответствует модели второго порядка, и который осуществляет функцию формирования индивидуальной правовой системы знания.

Представляется, что такая схема может иметь некоторые познавательные перспективы, поскольку она предусматривает возможности использования некоторой системной дедукции, происходящей из множества системных аналогий.

5.4. Личность в социальной эволюции

Из объективного характера независимых законов социальной эволюции, однако, не следует, что бытие социальных систем абсолютно стихийно и вовсе не подчиняется индивидуальному сознанию. Не только социальные конгломераты, но и конкретная личность может при определенных условиях выступать в качестве субъекта социальных межсистемных взаимодействий, в связи с чем будет уместно несколько остановиться на рассмотрении механизмов этого явления. Иначе говоря, мы попытаемся с позиций общей теории систем обсудить известный вопрос "о роли личности в истории", что должно добавить несколько важных штрихов к общей картине системного бытия.

Хорошо известно положение марксистской теории, представляющей политического деятеля как некоторого проводника осознанной исторической необходимости. Но уместно ли после этого утверждения ставить жирную точку в существе вопроса? Скорее всего - нет. Ведь после того, что личность что-то сделала в социуме в соответствии с данной конкретной исторической необходимостью неизбежно и в связи с этим возникает новая историческая необходимость, которая не возникла бы без активной деятельности личности.

Возникает иной принципиальный вопрос. В какой мере существо этой новой необходимости определяется факторами личностного выбора и поведения?

Если эта мера велика и зависимость существенна, тогда она могла быть не менее существенной и в прежней "исторической необходимости". С той же долей убедительности можно предполагать, что все в истории зависит от личностных особенностей влиятельных политиков.

Однако, если не вдаваться в крайности, то получается, что исключительно в количественном отношении вопрос о роли личности в истории не может быть решен принципиально раз и навсегда.

Общая теория систем направляет наше внимание на поиск, обозначение и рассмотрение максимально подробных комплексов участников социальных межсистемных взаимодействий, а также на (пусть даже предположительный) учет всех основных закономерностей, имеющих отношение к данному случаю.

Существует и такой предрассудок, который убеждает нас в том, что человек, как высшее мыслящее существо, является некоторым "богоподобным венцом" творения природы, которая с развитием цивилизации все больше подчиняется интересам и мощности гуманоидного разума.

На проверку же, следуя нашей теории, оказывается, что наш Мир, где многое относительно, в процессе эволюции все более насыщается огромным количеством разнообразных, в том числе мыслящих систем, среди которых способность человеческого мозга к логическому мышлению эксплуатируется как средство их существования и развития.

Разумные системы, в том числе негуманоидного типа, способны к относительно автономному существованию как на внутриличностном (структура психики), так и надличностном (социальные системы) уровнях. При этом разумная система "человек" ни в интегральном, ни в элементном качествах в этом царстве никаких особенных, ни эволюционных, ни адаптационных преимуществ не имеет. Какая из систем совершеннее - вопрос, не имеющий никакого смысла, если не устанавливается круг умозрительных критериев для такой оценки. Поэтому вопрос об иерархии совершенств мировых систем относителен, поскольку сама Природа не имеет никакой шкалы для подобных измерений.

Из того же предрассудка происходит мнение, что "человек" с развитием цивилизации оказывает все большее относительное влияние на "природу". Равным образом и сама природа "эксплуатирует" разумного человека, порождая системные тела, для которых чисто гуманоидные интересы могут не составлять значимые факторы поведения.

Надличностные социальные системы обладают свойством подчинять человека своим автономным потребностям и даже заставлять его в значительной степени функционировать по механическому типу, даже за счет редукции функций внутриличностной эволюции.

Определенно феномен надличностных систем в качестве относительно независимых от индивидуального сознания сущностей замечает Тейяр де Шарден, когда говорит о "ноосфере", которая в его понимании представляет из себя коллективное сознание. "Мы беспрерывно прослеживали последовательные стадии одного и того же великого процесса. Под геохимическими, геотектоническими, геобиологическими пульсациями всегда можно узнать один и тот же глубинный процесс - тот, который материализовавшись в первых клетках, продолжается в созидании нервных систем. Геогенез, сказали мы, переходит в биогенез, который в конечном счете не что иное, как психогенез... Психогенез привел нас к человеку. Теперь психогенез стушевывается, он сменяется и поглощается более высокой функцией - вначале зарождением, затем последующим развитием духа - ноогенезом" [36].

Вне системологической концепции возможность внутриличностной эволюции чаще всего скрывается за фасадом философского и социологического понимания "свободы личности".

Свобода личности - есть потенциал системной эволюции, который мало зависит от материального благополучия. Свободным как личность может стать и альпинист, сознательно обрекающий себя на тяжелейшие условия походного существования с риском для собственной жизни. Этот "эффект Робинзона" основывается на обеспечении возможности флуктуации для внутриличностных систем в образовании новых систем знания.

Свобода исчезает не там, где уменьшается материальное благополучие, а там, где "истончается" коридор направленной флуктуации в системе личности. Несвобода может одинаково быть уделом как эксплуатируемых работников фабричного конвейера, в течение длительного времени социально вынуждаемых повторять одну и ту же механическую операцию, так и высокооплачиваемых чиновников и даже политических лидеров, часто вынужденных обслуживать за счет собственной свободы хищнические интересы некоторых неудачно устроенных политических и государственных разновидностей естественных социальных конгломератов.

При этом роль индивидуального человека как субъекта межсистемных взаимодействий активна и существенна иногда лишь в краткие моменты особого стечения критических обстоятельств. Только в эти моменты от поведения личности или узкой группы людей может зависеть ход дальнейшей эволюции всей совокупности системного "биотопа".

Возможности активного человеческого вмешательства напрямую зависят от знания особенностей систем и закономерностей межсистемных взаимодействий. Это знание, составляющее предмет системной теории, может быть и полезным и опасным, способным либо породить новую мощную ветвь нетупиковой эволюции, либо стимулировать переход любой системы в деструктивную фазу развития. Случается, что легкомысленное отношение к системным взаимодействиям (например, преувеличение роли "пролетариата" в системе общегуманоидного социума), и бездумное вмешательство в их естественные процессы могут порождать глобальные катастрофические катаклизмы типа мировых войн, в которых системная стихия, независимая от сознания, может использовать само сознание в качестве колоссальной разрушающей силы.

Например, возникновение компьютерных вирусов есть отчасти естественный процесс приобретения специфических "болезней" сложной информационной системой. Возникновение этой "заразы" зависит от сознания лишь в той части, в какой она является конкретным произведением человеческого разума. Но сам факт ее возникновения, как некоторой системной болезни вообще, свершается лишь в силу наличия самой сложной системы. Кто изобретет компьютерный вирус, Иванов, Петров или Сидоров для природы, независимой от сознания, значения не имеет. Тот или ему подобный вирус все равно возникнет, поскольку возник и существует воспринимающий его организм.

От конкретного разума зависит конкретная живучесть и разрушающая сила конкретного вируса. Система "вообще компьютерный вирус" не совпадает с системой "конкретный компьютерный вирус". Последний сотворен волей человека, однако, первый при своем возникновении, в сущности, сам использовал человеческий разум для осуществления актов собственного развития.

Свойство надличностных систем использовать человеческое сознание в качестве необходимого элемента для организации собственного тела усматривал К.Маркс, хотя эта мысль фактически не становится у него в основу социологической теории. Он говорит "Сама... органическая система как совокупное целое имеет свои предпосылки, и ее развитие в направлении целостности состоит именно в том, чтобы подчинить себе все элементы общества или создать из него недостающие ее органы. Таким путем система в ходе исторического развития превращается в целостность. Становление системы такой целостностью образует момент ее, системы, процесса развития" [36].

С подобных позиций несколько объясняются и многие социологические парадоксы, разрешение которых составляло самые трудные задачи аналитиков исторической науки.

Например, явление социальной тирании в любых ее модификациях - тоталитаризм, деспотия или иная разновидность, часто обнаруживает свойства случайно возникшей системы, происхождение которой лишь инициируется человеческой волей как актом направленной флуктуации, и, возникнув из небытия, независимо проявляет хищнические черты в отношениях системного противостояния.

Чтобы выжить, такая система вынуждена постоянно функционировать в привычном для нее режиме, уже со своей стороны управляя сознанием индивида в своих специфических интересах. Ведь, ни для одного из тиранов физическое уничтожение огромного количества окружающих его людей, в принципе, не являлось самоцелью.

"Не может быть!", - воскликнул бы юный Владимир Ульянов, воспитанный в благородной и почтенной интеллигентной семье, если бы мог взглянуть на конечные результаты своей борьбы за мировую справедливость.

Его изобретательный, волевой и много знающий интеллект, вооруженный основами юридического знания, в свое время вынужден был придумать государственную хлебную монополию и продразверстку, которые обрекли миллионы людей на мучительную голодную смерть. На такое вряд ли можно смотреть просто как на своеобразный каприз одного из сильных мира сего.

Наоборот, и хлебная монополия, и продразверстка совместно были почти единственной возможностью укрепить новорожденное и очень слабое тело нового суперхищнического, бюрократического типа Российской коммунистической государственности. А государство, как мы уже отмечали, может быть разумной системой, в которой индивидуальный интеллект может использоваться в качестве необходимого элемента, подчиненного общесистемной воле.

"Да был ли он вообще человеком...?" - с удивлением, но, на наш взгляд, очень метко, заметил Бунич в книге "Пятисотлетняя война в России", когда подводил итоги злодеяний коммунистических вождей. Нет, не был, в той части, которая соответствовала задачам укрепления возникшей государственной системы.

Разумность этой системы в целом так же, как и в случае с некоторыми сателлитами индивидуального сознания, может очень сильно отклоняться от гуманоидного типа со всеми вытекающими отсюда последствиями. Для этой системы страдания людей не всегда являются фактором для проявления актов эволюции, а лишь рядовым явлением бытия, задевающим ее специфические интересы не более, чем задевает нас страдание коровы, из которой сделан поедаемый нами антрекот.

Однако и деспоты были и людьми в части той мизерной возможности, которую оставляла им внешняя система, людьми в основном одинокими и несчастными, как всякий тиран, обладающий монополией власти, и который поэтому часто почти механически подчинен "алчным" устремлениям антидемократической государственной машины.

Становится понятной и внутренняя основа таких явлений, когда внешняя социальная система, конкурирует, подавляет и редуцирует гуманоидную составляющую разума индивида, что происходит в виртуальном пространстве человеческой "души". Механизм этого процесса понять не сложно; внешняя система, в своем развитии обеспечивает и возможность развития составляющих ее элементов, поскольку индивид испытывает новые социальные состояния.

Акт системных новообразований отслеживается системами ситуационного прогнозирования, запуская чувство своеобразного наслаждения и направляя эволюцию сознания согласно требованиям специфики внешней системы. Развиваются преимущественно те внутриличностные структуры, которые наиболее соответствуют интересам этой внешней социальной системы. Остальные - направленно уничтожаются в межсистемных противостояниях. (Интересно отметить, что наслаждения в том бывает относительно очень мало. Однако иные наслаждения могут затрудняться по мере модификации гуманоидного комплекса). Неизбежность этого пути осознается человеком как необходимость личного выживания в составе новой социальной системы.

Социумы в процессе эволюции подчиняются собственной системной стихии, которая может совершенно выходить за рамки контроля со стороны любого индивидуального разума, любой социальной теории, любой предположительной модели. Индивидуальное человеческое сознание часто имеет власть над глобальными социальными системами, лишь в краткие моменты, когда процесс эволюции достигает особой (не каждой) точки бифуркации - то есть очень неустойчивого равновесия, когда флуктуация в виде специфически личностного фактора может направить систему на новый путь эволюции.

Если рассматривать тоталитарные режимы ХХ века вообще, то их возникновение - естественный независимый процесс, соответствующий возникновению специфической "болезни" ("болезни" - с человеческой точки зрения) усложнившейся системы государственности. Возникновение такой "болезни" неизбежно лишь в силу существования реципиента. Но сроки возникновения, продолжительность и особенности ее конкретных проявлений зависят от специфики личности. Во власти разума - ограничить и перенаправить коридор направленной флуктуации, а затем после флуктуации природа (случается и так) может вовсе вывести любую систему индивидуального разума из состава субъектов межсистемных взаимодействий.

Именно об этой закономерности поведал миру Маркс, когда отметил, что в обществе действуют независимые от сознания законы, когда "из суммы отдельных воль может складываться интегральная воля, и в результате может получиться нечто, чего не хотел никто".

"Хотели как лучше, а получилось как всегда..." - этот афоризм, возникший в недрах Российской политической элиты, - великолепная находка современности, которая хорошо иллюстрирует автономную, независимую специфику некоторых случаев системной эволюции. В слове "хотели" сконцентрировано разумное, человеческое, в "как всегда" - еще не познанные до сих пор закономерности социального системного универсума.

Сказанное, отнюдь, не означает, что абсолютно все свершается только в силу природной стихии.

Конечно, ни один человек не может быть обвинен в возникновении компьютерных вирусов вообще, но вот за разрушающую специфику определенного вируса его создатель должен нести ответственность.

Равным образом, оправдания нацистских вождей Второй мировой войны, основанные на постулате об обязанности солдата убивать, также нельзя признать обоснованными, поскольку остается системные частности, которые увязаны с ответами, скажем, на вопросы такого типа, а надо ли было столько и так убивать, чтобы считаться солдатом.

Становится понятным, что личность, отнюдь, небезучастна в эволюции глобальных социальных систем.

В периоды неустойчивого равновесия все мелкие частности системного устройства, обусловленные волей индивида, даже те, которые изначально кажутся незначительными, могут направить развитие таких систем по особенному пути. Поэтому то бывает столь важно знать тончайшие закономерности социальных процессов. И только это знание с возможностью его практического применения способно вселить надежду и обоснованный оптимизм в перспективы человеческой истории.

Представляется, что современное человеческое общество вплотную подошло к черте значительных качественных изменений. Новое время вскоре должно "подарить" нам широчайший спектр разновидностей и возможностей новых социальных потрясений, познание и прогнозирование которых становится условием выживания гуманоидной цивилизации. Специфика наступающего этапа эволюции общества делает жизненно необходимыми знания о закономерностях межсистемных взаимодействий, от чего зависит точность прогнозов и корректировки поведения социальных конгломератов.

Необходимо постараться, чтобы постоянно преуспевать в изучении этих проблем. В противном случае в наш динамичный век небывалого развития информационных технологий, стимулирующих интенсивность социальной событийности, системная стихия может стремительно перевести гуманоидную цивилизацию в необратимый эволюционный тупик.

Заключение

Все наши теоретические изыскания, затрагивающие, как это может иногда показаться, весьма далекие друг от друга предметы, обнаруживают, тем не менее, общее природное явление, которое поддается логически непротиворечивому описанию.

Создается впечатление, что мир, который может включать в себя биологические и разумные формы систематизирован уже в силу собственного существования. Точнее, мир систематизируется не потому, что существует, а, скорее наоборот, существует потому, что систематизируется. Это не просто игра слов.

Категории "система", "системообразующий поток", "эволюция", "развитие", "системное время" и пр. принимают некоторое метафизическое значение, однако, не совсем совпадающее с "потусторонней" трактовкой метафизики. В этой модели мир и бытие оказываются в значительной степени разделенными понятиями; не исключается материальность мира, но утверждается фундаментальный характер системности бытия.

Такой принцип построения онтологической модели позволяет добиться некоторого решения задач описания явлений духовной жизни, а также, изучения общих проблем динамики и взаимодействий информационных систем.

Как результат анализа известных определений предлагается рассматривать систему не только как функционально структурированный объект в сложившимся понимании, но главным образом, как отграниченный во времени и пространстве потоковый преобразователь, похожий на "черный ящик", который использовал Н.Винер. В этом определении система обнаруживается через наблюдение факта качественной модификации проникающих сквозь ее границы потоков, что предоставляет возможность для распространения общесистемных закономерностей и на такие объекты действительности, внутренний механизм которых не поддается (или пока не поддается) прямому эмпирическому анализу. Утверждается и доказывается принципиальная "открытость" всех независимых от сознания систем.

Представление системы как потокового преобразователя позволяет выстроить особенную онтологическую модель бытия, преемственно включающую в себя некоторые важные достижения философии и естествознания, а также согласовывать научные теории, имеющие отношение к системно наполненной части Мира.

В этой модели материя и дух оказываются объединенными в рамках понимания их общих системных принципов организации. При этом с понятия "духа" снимается значительная часть неопределенности, которая замещается на представления о свойствах и закономерностях эволюции информационных систем.

Похоже, потоковый способ объективирования, отнюдь, не является гносеологической новацией последних лет, но применяется давно и чаще неявно. Из чего следует, что использование "системного подхода" не выглядит как преходящая мода на определенную одежду, но скорее составляет совершенно необходимую, постоянную и достаточно развитую часть научного метода.

В качестве необходимых элементов "системный подход" включает принципы: ограничивания объектов во времени и пространстве, поиск качественных модификаций системообразующих потоков, развития и эволюции, необратимости времени, как естественной последовательности возникновения и исчезновения системной определенности, и некоторые другие, связанные с этими базовыми положениями.

При этом обнаруживается возможность системологических определений феноменов жизни и разума, различающихся по направленности на изменение трех системных атрибутов: выходной поток (механическая система), собственно система (адаптирующееся живое), входной поток (разумное).

В частных применениях системного подхода в сфере синергетики удобно оперировать понятием "направленная флуктуация", поскольку эта категория отражает весьма общую специфику немеханических систем.

Представляется, что в методическом аспекте, развитие этой идеи будет иметь заметную пользу, особенно, если "коридор направленной флуктуации" окажется доступным для количественной оценки. Но даже в достигнутом уровне понимания категория "направленная флуктуация" определенно способствует некоторой концептуальной увязке общей теории систем с достижениями классической философии и современного естествознания, в частности с элементами теории хаоса Пригожина и Стенгерс.

Простейшие примеры вселяют убеждение, что универсальные общесистемные свойства одинаково охватывают существо организации многих как материальных, так и информационно устроенных вещей, как "бездушных" механических конструкций, так и систем внутриличностной (психической), так и личностной, так и надличностной (социальной) сфер системного бытия. Поэтому отчетливо обнаруживаются перспективы использование системного подхода в качестве метатеории (теории для построения теорий), о чем пытался говорить Л.Берталанффи. При этом отдельные положительные элементы научной картины Мира согласовываются друг с другом и с общесистемными концепциями в целом, что позволяет в некоторых случаях обнаруживать наиболее ценное и устранять отдельные недостатки в теоретических построениях, а также получать дополнительные обоснования посредством общесистемной дедукции.

Пока трудно об этом судить, но хочется надеяться, что самостоятельную ценность в наших исследованиях могут иметь: определение онтологии как специфической науки, занимающейся построением целостных моделей бытия, разделение понятий эволюции и развития, попытки философского осмысления времени как разновидности системного развития, гипотетическая модель происхождения системной Вселенной, системные аспекты теории происхождения жизни, попытки системологического осмысления феноменов государства и права, попытки развития фрейдовского направления в изучении структур психики, определение подходов к концептуальной интеграции социологических теорий, а также обсуждение некоторых других тем, затронутых по поводу обоснования представлений о системе как категории онтологии.

Список литературы

1. Богданов А.А. "Тектология. Всеобщая организационная наука. Книги 1-2 М. Экономика, 1989
2. Берталанффи Л. Общая теория систем - критический обзор\\ Исследования по общей теории систем \ Под ред. В.Н. Садовского, Г. Юдина, М.,1969,с.28
3. Аверьянов А.Н. "Системное познание Мира","Политиздат", М., 1985
4. И.Пригожин, И.Стенгерс, "Время, хаос, квант", - М., 1994
5. Лосев А.Ф., "К мифологии материализма", в кн. "Диалектика мифа", М., 1990
6. Джефферс, "Введение в системный анализ. Применение в экологии", М., "НАУКА", 1985
7. А.Н. Аверьянов, "Системное познание мира", М., изд. политической литературы, 1985, стр.39-40
8. Гегель Г.Ф.В. Энциклопедия философских наук. М.,Мысль,1975,т.1 Наука логики. с.100
9. Коган А.Б., Наумов Н.П., Режабек В.Г. Гораян Н.Г. "Биологическая кибернетика", под. ред. А.Б. Когана, Высшая школа, М.,1972.
10. С. Бир, Кинертика и управление производством", Форматгиз, М., 1963
11. Философский словарь, "Наука", М.,1983
12. Коган А.Б., Наумов Н.П., Режабек В.Г. Гораян Н.Г. "Биологическая кибернетика", под. ред. А.Б. Когана, Высшая школа, М.,1972
13. Клир. Н., Исследования по общей теории систем, с.290
14. Маркс К., Энгельс Ф., Соч. т.20, с. 563
15. И.Пригожин, И.Стенгерс. "Порядок из хаоса",-М.,1968
16. Философский энциклопедический словарь, М., ИНФРА-М, 1997
17. Уемов А.И. Системный подход и общая теория систем М., Мысль, 1978,с.120
18. в сб. Системные исследования, (с.55).
19. Дж. Милсум, "Анализ биологических систем управления", М., Мир, 1968
20. П.К. Анохин, "Успехи физиологических наук",1,19,1970
21. Малиновский А.А. Общие вопросы строения систем и их значение для биологии\\ Проблемы методологии системного исследования под ред.Блауберга и др.,М., 1970, с.145-150
22. см. Философский энциклопедический словарь, под ред. Губской Е.Ф. и др., изд. "ИНФРА-М", М., 1997
23. Вейнберг С. Первые три минуты. Современный взгляд на происхождение Вселенной.-М,1981.-С.30
24. Горелов А.А., "Концепции современного естествознания" ,М., Центр, 1998 г., стр. 95-96
25. Нассер У. "Познание и реальность",М.,1981
26. З.Фрейд, "Я и Оно", изд. "Алетейя", Санкт-Петербург, 1988г.
27. Ницше "Афоризмы житейской мудрости".
28. Маринина А., "Реквием", ЗАО "Издательство "Эксмо-Пресс", 1998
29. "Психология бессознательного", изд."Канон+", М., 1998, с.16.).
30. "Гениальность и помешательство", Ч. Ломброзо, Симферополь, изд. "Реноме", 1998.
31. Философский энциклопедический словарь, под.ред. Е.Ф.Губский и др., ИНФРА-М,1997.
32. "По ту сторону принципа наслаждения", З.Фрейд,изд.Алетейя, г.С.-П.,1998,стр.6.
33. (Шопенгауэр А., " Афоризмы житейской мудрости", изд." Попурри", Мн., 1999. с.393)
34. Философский энциклопедический словарь, под.ред. Е.Ф.Губский и др., ИНФРА-М,1997
35. "История политических и правовых учений", Матвеева Е.Ю., СГУ,1998
36. Курс: Теория государства и права, разр. И.В.Дойников, СГУ "Издатинформ", 1997
37. П. Тейяр де Шарден, "Феномен человека" - М., 1973.-С.180
38. Добронравова И.С. Синергетика: становление нелинейного мышления. К., 1990
39. Цит. по [36].
40. Нассер У. "Познание и реальность",М.,1981,цит. по дидактическому материалу СГУ, КУРС: ПСИХОЛОГИЯ И ПЕДАГОГОКА, изд.СГУ,1998
41. "Психология бессознательного", изд."Канон+", М., 1998, с.16.
42. "Гениальность и помешательство", Ч. Ломброзо, Симферополь, изд. "Реноме", 1998 цит. по "Современная западная социология: классические теории и поиски новой парадигмы", М., 1990
43. Смена парадигм системного мышления, ИНТЕРНЕТ, http://sr.isa.ac.ru/sr-92-94/!sadovsk.html
44. Верников Г. "Стандарт онтологического исследования IDEF5", интернет, http//cfin.ru/vernikov/idef/idef5.shtml
45. З.Фрейд, "Я и Оно", изд. "Алетейя", Санкт-Петербург, 1988г.
46. Горбачев В.В. "Концепции современного естествознания", Издательство МГУП, М.,2000