Данную работу я посвящаю тем, кому приходится сталкиваться с проблемами, создаваемыми душевно больными людьми. Это не научная диссертация, не профессиональное исследование для узкого круга специалистов, не краткий курс психиатрии, это просто один из примеров того, что собой могут представлять такие явления, как шизофрения и паранойя. Этот пример рассчитан помочь составить примерное представление о том, с чем может прийтись иметь дело, чтобы знать, к чему следует быть готовым в случае столкновения с этими явлениями. Как знать, может кому-то и пригодится, чтобы сориентироваться, чего ждать и чего не ждать от людей, ведущих себя непонятным образом.
Шизофрения – явление очень сложное, и разные исследователи его могут объяснять по-разному, но общая его суть сводится к потере логики в определённой области мышления. Т.е., шизофреник отличается тем, что может логично мыслить во всех темах, которые не связаны с темой его заболевания, но в этой теме у него логика теряется.
Выглядеть это может так: есть понимание реального расклада дел, и есть желание видеть его не таким, какой он есть, а таким, какой нравится. И когда желание берёт верх над рассудком, логика отступает, и на смену восприятия действительности приходит восприятие желаемого.
Происходить заболевание может так. Допустим, нравится человеку верить, что готовится инопланетное вторжение. Но за так просто его рассудок пропустить такое не может – нужна такая последовательность выводов, которая заставит его это принять. Желание подсовывает тему: «Вон они, заслали своего разведчика, и он в кустах сидит, и за нами наблюдает...». Рассудок реагирует: «Ну так пойди и посмотри, какие проблемы? Или боишься развеять свои иллюзии?». Желание требует найти какое-то объяснение. «А я не могу пойти, потому, что э-э-э... потому, что пусть, лучше будет, чтобы они не знали, что я его рассекретил – а то они станут более осторожными, и тогда мы потеряем стратегическую инициативу!». Но рассудок не удовлетворяется «Допустим. Но тогда на одну чашу весов кладём «за», а на другую «против»: что будет, если никакого вторжения всё же нет, а ты будешь фантазировать, что есть?». И если желание не находит, что на это ответить, рассудок заканчивает «Ну вот, когда будешь знать, тогда и поговорим!»
Всё, первый раунд остался за рассудком. Но желание не сдаётся. «Как бы хорошо всё же было, – нашёптывает оно, – если бы версия инопланетного вторжения всё же оказалась бы правдой. Как бы ты счастлив был, посвятив себя борьбе с этим! Насколько бы упивался каждым своим действием, которое бы по этому случаю предпринимал...». И если причина желания видеть дело именно так никуда не делась, то через некоторое время оно берёт реванш: «А вот смотрите-ка: трава в поле примята, достаточно ровным кругом – прошу заметить. Никак, летающая тарелка приземлялась!» – «А может, это шутники какие сделали? – Отрабатывает свою службу рассудок, – Какова вероятность того и другого?». «Ну, не знаю, 50-50, наверно, просто, что тут ещё скажешь?» – рассуживает хозяин. «Хорошо, а что хуже: ложная тревога по поводу шутки, или отсутствие тревоги в случае реальной опасности?» – напирает желание. «Ну, наверно, второе» – склоняется на его сторону хозяин. «Ага, значит, на одну чашу весов мы кладём твои 50-50, а на другую второе, и тогда получается, что версия вторжения немножко перевешивает!». «Нет, не спеши, – наносит ответный удар рассудок, – у тебя есть возможность это проверить. Давай ночью устраивай засаду в поле, и смотри, кто круги оставлять будет: летающая тарелка или люди из машины? А то что хуже: один раз напрячься проверкой, или всё время озабочиваться деятельностью на почве нереальных фантазий?».
Хозяин идёт, караулит. А что делать? Желание то всерьёз разыгралось. Но вот незадача – не было никого: ни тарелки, ни машины. «Ну так иди карауль дальше» – говорит рассудок. И вот хозяин снова полночи покараулил – нет никого. А завтра вставать рано надо – дела, знаете ли. Ну что же тогда, вчера никого не было, может, и сегодня не будет? Тогда почему бы не пойти спать? А завтра, если нового круга не появится, задним числом себя оправдать за это. И действительно, снова никого не было – тогда, может следующую ночь вообще не ходить? Не пошёл. Желание осторожно шепчет: «Ну вот видишь, мы делаем всё то, что рассудок требует, а если чего и не делаем – то предъявить нам за это нечего, так что теперь давайте делать то, что прошу я – принимайте мою версию...» Рассудок вмешивается: «Но ведь ты же не нашло подтверждений – какие основания делать желаемые выводы?» – «А что? Мы сделали всё, что было в наших силах – в пределах разумного караулили там, где ты от нас требовал. Ну сам же видишь – никого нет! Какой смысл караулить ходить? А раз мы свою долю сделки выполнили, значит, теперь твоя очередь выполнять свою. Признавай моё право допускать, что версия вторжения вполне уместная...» Рассудок: «Погоди, ты ещё ничего не заработало: я просил наловить мне фактов, а ты закинуло сети и вытащило их пустыми – за такой улов я платить не обязан...» – «Нет, извини, ты заказывал на тебя отработать, работа в разумной объёме проведена – принимай!». И тут рассудок должен, по идее, сказать что-то вроде «Нет, я не заказывал никакой работы, это ты приходило ко мне и просило выдать кредит доверия, а я потребовал показать твою кредитоспособность. Ты её не показало – ничего выдавать при таких условиях я не обязан!», но он устал, отвлёкся, запутался, или просто проявил невнимательность. Ведь все где-нибудь ошибаются, и рассудок тоже, в данный момент, тут...
Впоследствии рассудок, скорее всего, поправится, и снова заработает в полную мощность, и все измышления желания будут отброшены назад. Но помимо проблемы с ошибками, которые он может исправлять, есть ещё и проблема с ошибками, которые он исправлять не может. Разум человека несовершенен, а потому несовершенен и рассудок. И как для разума человека есть неосвоенные темы, в которых он может путаться, так и для рассудка есть темы, в которых его возможности ограничены. И в некоторых темах он может не распознать свои ошибки, ибо просто не знает, как.
У каждого человека есть слабые места, которые могут быть у каждого свои, но какие-то, как правило, есть, и в них рассудок по каким-то причинам может не быть способным работать достаточно адекватно. И если желание будет в дежурном режиме пробивать все темы одну за другой, то рано или поздно, оно может натолкнуться на такую, в которой рассудок на достаточном уровне оборону не держит. И вот у нашего героя, допустим, по жизни тоже есть одна своя «особенность» – тема, где рассудок пробуксовывал.
Допустим, как-то ещё давно (задолго до появления в его жизни темы с пришельцами) был у него такой инцидент. Стоял он однажды в очереди, а кто-то стал лезть без очереди, говоря: «Извините, у меня просто времени нет, я опаздываю на митинг, а митинг – это святое! Не могу ждать!» А наш герой стал возражать, и никак не хотел с ним соглашаться. А в другой раз так получилось, что он сам тоже очень опаздывал, и как раз тоже на митинг, и ему тоже потребовалось влезть без очереди, а в этот раз не пускали его. И вот оба раза ему пришлось очень конкретно разбираться, ругаться, перейти на личности, и словом за слово довести ситуацию до точки, когда окружающим их пришлось чуть ли не разнимать.
И впоследствии рассудок его донимал вопросами: «Ну так тот то человек в очереди тогда тоже же опаздывал, но ты же не захотел его понимать? Ты уж определись, или он тогда неправ был там, но и здесь тогда ты тоже неправ, или ты прав здесь, но тогда ты неправ был там...» – «Нет, в моём случае исключение, потому, что опаздывал на митинг в защиту правильной политики – а это святое! А он как раз опаздывал на митинг, поддерживающей совсем несправедливую, а это совсем другое дело!» – «А какие доказательства правильности твоей и неправильности его?» – «Ну так моя же делает хорошо, а его – плохо!» – «Ну так она хорошо делает таким, как ты, а его таким, как он – в чём разница?» – «Ну так такие-то как я хорошие, а такие, как он – плохие!» – «Ну так он про тебя тоже самое, может, думает!» – «Нет, он так только думает, а я прав на самом деле!» – «А что ему мешает сказать то же самое про тебя?» – «Не знаю, что мешает, но с теми, кто не понимает, что я прав, и не о чем говорить!» – «И это все твои доводы?» – «Иди ты куда подальше, я прав, и точка, и ничего слушать не хочу!». Так рассудок был послан куда подальше своим хозяином, и с тех пор хозяин к лучшему не изменился.
Ну что тут скажешь – у каждого есть свои «особенности», и вот у нашего героя была такая была такая. И вот однажды желание находит форму постановки вопроса, по структуре аналогичную этой. Однажды по телевизору вдруг передают, что видели какой-то неопознанный летающий объект, направляющийся, кстати, в сторону резиденции той партии, за политику которой наш герой всегда так ратовал. А потом вдруг по другому каналу сообщают о несчастном случае, произошедшем с членом той партии при очень странных обстоятельствах. И может, эти вещи и не связаны, а может, и связаны – наш герой рассматривает обе версии. И может быть, сообщение об НЛО – утка, ошибка какая-то, или шутники какие-то этот объект запустили, но дилемма теперь стоит: что перевешивает на чаше весов – ложная тревога, или отсутствие тревоги там, где она была бы уместна? И в данном случае это нельзя поставить в один ряд с безобидными кругами на поле – жертвы то налицо! И вот решает наш герой склониться в пользу того, что надо всеми правдами и неправдами прорабатывать тревожную версию. «Я прав, и всё!» – «А с чего ты прав то? Где логические построения? Ну хорошо, расклад дел в данной ситуации серьёзнеё, но где доказательства, что он всё же перевешивает?» – пытается нести свою службу рассудок – «А ни с чего – просто вот видится мне так, вот и знаю я отсюда, что я прав». Это как раз та область, где рассудок глохнет. А если он начинает выступать, желание сразу обращается к хозяину «Но ведь и в той же теме с очередью так же было – мы же не могли доказать, что мы правы, но знали, что это так, и нам было этого достаточно. Тогда почему здесь должно обязательно быть иначе? Просто, если оспаривать эту тему, то тогда получается, надо оспаривать и ту, и тогда заявить, что мы с неправы и там тоже. Ты ведь не хочешь признать, что в том случае ты был неправ?» – «Нет...» – «Ну вот и скажи своему рассудку, что бы он заткнулся, и не лез со своими выступлениями, а мы будем заниматься своим делом дальше...». Хозяин принимает решение: «То, что мы там были правы, это не обсуждается, а раз здесь ситуация аналогичная, то и здесь я слушать ничего не хочу!». Так желание нащупало брешь.
Далее пойдёт процесс накапливания фактов, воспринимаемых человеком как подтверждение его неоспоримой правоты, на которой держится доказательная база всей его позиции. В последствии на этом «Я знаю, и всё тут!» будут собираться факты и трактовки, которые эту позицию подтверждают.
Поскольку вся эта база будет построена на смысловых спекуляциях, она, естественно, будет недостаточно обоснована, но хозяин эту необоснованность видеть не захочет. И вся особенность его состояния будет в том, что он готов будет на какие угодно увёртки, только бы не дать себе увидеть её истинную суть. Любая попытка заставить его посмотреть на вещи трезво будет встречать яростное сопротивление. В этом, собственно, и есть суть шизофрении.
Процесс шизофренизации сознания будет поэтапным. На первом этапе возможности желания ещё достаточно ограничены. Оно это понимает, и старается соизмерять потребности с действительностью. Оно не может сразу взять и сказать: «Вон, этот инопланетянин переодетый, тот инопланетянин – я точно знаю!». Рассудок этого ещё не пропустит. Стену его обороны пробили, какая-то часть вражеских сил прорвалась внутрь, с ними идёт бой на том участке, по которому они начали распространяться, но остальная часть занимаемой им территории всё ещё ему подконтрольна. И по мере захвата каждого участка этой территории он будет сигнализировать хозяину о том, что происходят недопустимые вещи, как ещё не обмороженная нервная система брошенной в лёд плоти сигнализирует мозгу о том, что подвергается воздействию холода. «Хозяин, одумайся! Ты понимаешь, чему ты попускаешь?» – будет сигнализировать по мере своих сил затухающий рассудок, и каждый раз ему будет оппонировать желание.
Пока для хозяина непривычно, что его же рассудок обвиняет его в неадекватности, для желания актуальна тема доказать, что нормальность хозяина вне подозрений. Поэтому оно не будет в этот период толкать хозяина на слишком безумные деяния, чтобы по неосторожности не наткнуться на разоблачения, и весь труд осады не оказался напрасным. Оно будет рассуждать так: «Мы не знаем, является ли тот человек инопланетянином, или нет; возможно, он просто смахивает на них, а истинный инопланетянин прячется под видом кого-то другого». Или «Мы не знаем, завербован ими тот, кто отрицает их присутствие, или нет, возможно, он просто дурак, который не понимает, что они есть... Мы же не сумасшедшие, чтобы безосновательно делать какие-то заявления. Поэтому мы будем делать выводы только обоснованно, что лишний раз подтвердит, что мы не сумасшедшие». А затем уже, по мере того, как хозяин будет постепенно привыкать к мысли, что иногда приходится приструнять свой рассудок, желание будет начинать выступать более уверенно.
На первом этапе человек может рассуждать так: «Вот, например, этот – что-то он подозрительно долго сидит на одном месте. У него что других дел нет? Другой бы давно уже встал, потянулся-прошёлся, размял ноги, а этот всё чего-то ждёт. Или тот – всё время пьёт воду. Зачем человеческому организму человека столько жидкости? Может, они пришельцы?» Только проблема в том, что рассудок всё ещё работает: «Хорошо, допустим, пришельцы. А теперь ответь: человек – что, не может просто сидеть? Может, ему ходить трудно? Может, он ждёт чего-то, и он не чувствует никакого дискомфорта от того, что просто сидит? Или у человека что, с похмелья жажды не может быть? Давай как на одну чашу весов кладём вероятность естественных причин, и на другую твою версию?» – «Ну конечно, мы не будем делать преждевременных выводов – мы же не сумасшедшие! – думает хозяин, – Но мы также не должны забывать, что имеем право действовать в соответствии со своим пониманием дела. Например, следить за всеми...»
Далее новые детали: приходится нашему герою от случая к случаю говорить о своих заботах разным знакомым. В одном случае реакция собеседника резкая: крутит пальцем у виска, и говорит «Ну и бред! Больше нечего сказать...» .В другом случае такая: «Инопланетяне, говоришь? На давай, пойдём проверим. Где они – за кустом, говоришь? Давай посмотрим: если там гуманоид с антенкой на голове сидит – я угощаю тебя, если нет – ты меня. По рукам?» – «Не-е-е, ты что, нельзя! Мы не должны себя раскрывать!» – «Может ты просто боишься спалить свои фантазии!» – «Да не, ну ты что, какие фантазии?» И далее следует долгий спор, который идёт по примерно тому же сценарию, по которому сам человек вёл с собой диалог с позиции рассудка и желания, и заканчивается тем, что каждый остается при своём, и оба расходятся. А третий знакомый ведёт себя так: «Хе-хе, интересно, ну-ка, расскажи, что там дальше», и внимательно слушает, а в конце говорит: «А, вон оно что, хе-хе... ну, всё с понятно с тобой! Ладно, давай, как-нибудь ещё попболтаем!».
Прежний рассудок в данной ситуации должен был бы отработать так. По первому случаю «Это естественная реакция для человека, у которого нет настроения шутить», по второму: «Человек привёл доводы, которые ты не можешь опровергнуть – у него есть право оставаться при своей позиции», по третьему: «Человек дипломатично сказал, что ждёт от тебя, когда ты бросишь свои фантазии, которые он всерьёз воспринимать не хочет». Но полномочия рассудка подвинуты, и теперь желание может немного подвинуть выводы. В первом случае теперь идёт: «Он дурак, который не понимает, что актуально проверять всех и каждого на предмет причастности к вторжению! (почему дурак – да потому, что если он не дурак, то дурак я. А мы это не обсуждаем. Так что тут вывод остаётся только один – дурак он)». А стало быть, «…всё понимание первого оппонента – это понимание дурака, никому не нужное, а нормальные люди (конечно же) должны согласиться со мной…».
Но что же делать со вторым случаем, ведь здесь реакция собеседника тоже не особо смахивает на определения «нормального»? Получается ход рассуждений: «...а мы ведь рассчитывали, что встречи с дураками ограничатся только первым случаем? Выходит, мы что-то неправильно рассчитываем, а это нам сейчас ой как не нужно, когда рассудок ещё бьёт тревогу по поводу каждой несостыковки. Ведь если дураки – не мы, и правильно всё понимаем, то почему же те, кого мы считали нормальными людьми, ведут себя так, как мы не ожидали от них? Значит, мы не всё правильно понимаем, а если так, значит, можем ошибаться и в самом главном... Не-е-е – этого решительно не может быть, этого мы даже и слышать не хотим. Значит, ошибаться мы не можем, мы можем только допустить, что это такое совпадение, что нам одни дураки попадаются, а на нормальных людей нам не везёт...»
Так второй случай был тоже кое-как обработан и принят, и вот он третий случай. Тот самый, которой вроде как согласен был потом продолжить обсуждать проблему вторжения. Естественно, он именно это имел ввиду – ведь если бы он шутил или издевался, он был бы непонимающим, а это рушит все наши утверждения о том, что «мы не дураки». И вот это время наступило: мы снова с ним встретились, и продолжили разговор: «Ну что, готов продолжать обсуждать твою роль в нашем сопротивлении пришельцам?» – «...а, ты всё ещё не бросил свои чудачества?» О-па… Не может быть! Значит, мы опять ошибались! Значит... не-не-не, мы это даже и обсуждать не хотим! Нет, мы не могли ошибаться – мы были правы: значит, они все дураки. Другого объяснения быть не может. Но как же так получилось, что все вдруг стали дураками? Раньше то они такими не были, и мы же сами это могли подтвердить – у нас же были единомышленники в политических вопросах! А может быть, это всё происки пришельцев! Значит, эти продвинулись гораздо дальше, чем м думали! Может, они распылили какое-то вещество, которое лишает всех способности думать? Или излучение какое-то психическое применили? Значит, нужны более решительные меры по реагированию и выявлению пришельцев – промедление преступно!
Мысль, конечно, необычная, непривычная, самому хозяину с трудом удаётся в неё поверить, но... надо как-то привыкать. Отступать некуда! И вот дальше начинается период, на протяжении которого хозяин свыкается с новым пониманием дела.
Когда новое понимание дела постепенно входит в обыденность, начинается новый этап. «Так, что, значит, у нас там с тем, который много воды пьёт? Надо повнимательнее к нему присмотреться. О, да он не только воды много пьёт, он ещё и в туалет не спешит идти. Ну точно – внутри него сидит пришелец! А что с тем, кто сидел, не двигаясь? Вообще исчез из виду, и не появляется... Ага – улетел на свою планету поменять тело. А вот ещё, что обнаружилось интересного – вот эти вот фургоны с новой эмблемой, которые с недавнего времени разъездились – раньше их не было. Наверняка это связано с готовящимся вторжением. Почему полиция их никогда не проверяет? Они что-то скрывают!» Раньше бы рассудок сразу снёс бы это всё нагромождение одним страйком, а теперь не получается: как же это можно исключить такую возможность, если иначе никак не объяснить тот факт, что полиция нигде не поймала ни одного пришельца? Версия, что пришельцев нет, отклоняется – такого не может быть, потому, что иначе мы дураки, а это мы не обсуждаем...»
Зажатый в угол рассудок из последних сил шепчет: «Пойди в полицию, спроси хотя бы…». И вот наш герой в полиции доказывает необходимость проведения операций по выявлению пришельцев. «Вы должны обыскать все закоулки, вы должны всё проверить!» – «Пожалуйста, не отнимайте у нас время!» – «Вы не можете это оставить!» – «Пожалуйста, успокойтесь, и уйдите!» – «Нет, я не уйду, пока вы не сообщите об этом вышестоящему начальству!» – «Хорошо, хорошо, мы всё обязательно сообщим, только сейчас уйдите пожалуйста отсюда!». Ну вот, теперь предсмертное желание рассудка выполнено, можно быть спокойным за свою добросовестность.
По мере того, как желание расширяет свою позицию, количество задействованных мыслей набирает обороты. «В полицию снова обращаться бесполезно – там ничего решить не смогут. Надо идти сразу к президенту. Или, на худой конец, к какому-то высокопоставленному чиновнику, имеющему непосредственное отношение к принятию соответствующих решений. Ну а если к таковому на приём за так просто попасть не получается, то хотя бы к какому-нибудь уполномоченному вести приём заместителю (при условии, конечно, что он сразу без промедления даст ходу дела вверх по инстанциям)» Желание согласно на такой компромисс только при этом условии. И вот наш герой добивается приёма у какого-то человека в каком-то кабинете, который может принимать какие-то решения.
Вообще, когда человек очень сильно верит в свою идею, он умеет добиваться кое-чего даже там, где иной на его месте опустил бы руки. И если даже сама идея бредовая, он может добиться кое-чего, при условии, если не спалит свой бред раньше времени.
На приём шизофреник не приносит никаких материалов, не пытается вести никаких рассуждений, призванных последовательно провести рассудок слушателя от состояния неосведомлённости до состояния полной информированности. Он начинает сразу так: «Они уже среди полицейских!» – «Простите, кто?» – «Ну как кто? Пришельцы!». Почему не надо иной доказательной базы – да потому, что любому «нормальному» человеку и так должно быть понятно, что если обращение в полицию замалчивается, и ходу дела не даётся, значит, кто-то этому препятствует! А кому это может быть надо, кроме инопланетян? Ну так может, чиновник просто не в курсе о факте обращения этого человека в полицию? Такого не может быть – они же обещали сообщить! Значит, вывод очевиден: либо он сразу въезжает в курс дела с полуслова, либо он один из них.
Человек в кабинете явно раздражён – по ходу, он пытается так скрыть свою причастность к операции «вторжение». Он заявил, что нашему герою место в дурдоме? Понятное дело, лучшая защита – нападение. Это вполне эффективный ход с его стороны для уклонения от разоблачения. Он вызывает людей, чтобы нас выставили из кабинета – это атака. Инопланетяне атакуют! Надо кричать об этом. На весь коридор, на улице, на каждом углу... Никто не прислушивается? Значит, у инопланетян всё уже схвачено.
Бывает, что шизофреник не всегда ведёт себя, как явный дурак. Иногда он бывает достаточно хитрым, чтобы умело скрывать свои странности до того момента, пока ему не потребуется их проявить. При чём объяснять самому себе необходимость тех или иных действий он будет по очень сложной схеме, принимающей в учёт те мотивации людей, которые ему нужны для получения нужной ему от них реакции.
Например, спекулировать обтекаемостью понятий для шизофреника может быть в норме вещей. Он может войти куда-нибудь, куда ему не разрешали, и начать разговаривать так, как будто всё нормально. «Перед тем, как входить в этот кабинет, вам следовало обратиться в регистратуру!» – скажут ему, подразумевая, что он должен был изложить там суть вопроса, написать заявление, подождать рассмотрения, и после положительного по нему решения с соответствующими документами постучаться туда, куда он сейчас ворвался. «А я там уже был! (я уже обращался туда, и всё объяснял)» – «...и что?! (я так понял, вы уже получили разрешение?)» – «...и-и-и, вот я теперь здесь! (ты подумаешь, что я имею ввиду, что уже всё требуемое сделал... и хорошо! А я не сделал. Но я не виноват! Виноваты вы, что не оставляете мне иного способа добиваться правды, крое как таким способом. И что в этом такого? Я же ничего неправильного не сказал! Был там? Был. А теперь здесь. Ну и что, что там скандал был и разрешения сюда идти не дали? Ведь сюда же идти всё равно надо. А что остаётся делать – идти без разрешения! Я же прав в конечном итоге в своих действиях, а цель оправдывает средства...». А тот человек в этом кабинете может и не знать, что разрешения не было. Да и не понятно с ходу, с кем имеешь дело – всё же не каждый час к тебе на приём в этот кабинет больной на всю голову заходит. И смотрит наш герой на него с таким спокойным и уверенным видом, что и смысла не видится для него обманывать, вот и не неохота чиновнику лишний раз в документах копаться. Он начинает слушать его, а тут вдруг входит какой-нибудь служащий и удивляется: «А разве его сюда пускали??». Начинается разбирательство вопроса, кто ему давал право сюда идти, которое заканчивается выдворением шизофреника из кабинета.
Рассудок не спрашивает: «Ну так правильно, ты же не сказал этому человеку в кабинете, что без разрешения сюда вошёл, вот это факт его и возмутил. Так что не надо переписывать его нежелание тебя слушать на пришельцев!» Говорит желание: «Те в регистратуре уже давно работают на инопланетян, а этот с ними заодно!». Почему заодно – да потому, что ведёт себя так же неадекватно, как и все они. Почему неадекватны все они, а не наш герой сам – да потому, что как иначе объяснить, что нам кругом одни дураки попадаются? А почему дураки они все, а не мы – ой, да это мы же сто раз уже разбирали, ну зачем по новому кругу одно и тоже ворошить?
По мере того, как приходится сталкиваться с реальностью и мнением окружающих, которые противоречат представлениям больного о правильном ходе вещей, ему приходится подгонять для этого объяснения, как это укладывается с его пониманием основной темы. А по мере того, как новое понимание обстоятельств требует действовать в соответствии с ним, возникает всё больше несостыковок, которые тоже требуют объяснения. Поэтому если конфликт двух жизненных логик не движется в сторону искоренения одной из них, он движется в сторону подавления другой.
Если для больного слишком сильно не хватает фактов подтверждения его убеждений, он может их изобретать. Для этого придётся дрессировать свой рассудок, чтобы он наоборот воспринимал причину и следствие. Технология та же самая: длинный обходной путь рассуждений взамен прямого и короткого. Выставили из кабинета – это атака, а он упирался в дверной косяк – это защита. Вызывали санитаров в белых халатах – это опять атака, а он убегал – это защита. Инопланетяне Землю захватывают – это атака, а он воюет с ними – это защита.
В конечном итоге у человека появляется модель мышления, являющаяся радикальной противоположностью понимания причин и следствий для нормального человека. Он может рассуждать: «Так, инопланетяне готовят вторжение. Если места для нас здесь больше не будет, значит, надо отсюда бежать – готовиться к перелёту на другую планету. Если мы эту планету оставляем, значит, она нам больше не нужна. Если не нужна, значит, нужно все её ресурсы уничтожить, чтобы не капли не оставить врагу!». И вот он начинает портить экологию: поджигает во дворе покрышки, выливает в озеро мазут, готовит из сподручных средств какую-то взрывчатку. А его спрашиваешь: «Т ы что, мать твою, делаешь?» – «Ты разве не видишь, что инопланетяне захватывают землю?» – «Да где же?» – «Как – где? Вот, посмотри, что творится! Смрад какой – дышать нечем! Рыба в пруду передохла – разве ты не видишь, что война идёт!?» А ему возражаешь «Да ты же сам это всё и развёл!» – нет, такой номер с ним уже не пройдёт. То, что он это сделал – это был контрудар, который как раз и доказывает наличие первичного удара со стороны противника. А то, что вы не хотите понимать, в чём он заключался, это ваши проблемы, вы – дураки.
Т.о., в определённой области мышления у шизофреника причинно-следственная цепочка перестроена, и все связанные с ней процессы подогнаны под новые установки. А на рубежах этой области баррикады, рвы и минные поля. И с таким человеком сядешь в шахматы играть – он может по-прежнему логически думать и правильно анализировать причинно-следственную последовательность развития возможных событий. Но в области помешательства у него последовательность не работает. Там понимание причин и следствий вывернуто наоборот.