Происхождение сволочи: о новых значениях старых слов

Происхождение сволочи: о новых значениях старых слов

Екатерина Барабаш (Москва)  Опубликовано 05-06-2019

Ученые подсчитали, что в XV–XVI веках человек за всю свою жизнь получал примерно столько же информации, сколько современный человек получает из одной полосы газеты формата А2.  REUTERS/Gleb Garanich

Наткнувшись в очередной раз на какой-то очередной указ про иностранных агентов — мол, сделаем им жизнь в России еще неудобнее, — представила себе ужас человека, лет восемьдесят назад названного этим словосочетанием. Ему бы даже корзинку с теплым бельем и папиросами не надо было собирать — быстро на Лубянку и в расход. Сейчас вроде за это пока не расстреливают — изменился контекст — изменилось и значение. А сколько еще слов утратило свое исконное значение или добавило к нему новое.

Ну вот, например. В стародавние времена сказать «у него большая задница» вовсе не означало обратить внимание на нижнюю часть тела и восхититься ею. Либо ужаснуться. «Задница» означала совсем не то, к чему мы привыкли сейчас. Этим веселым словом когда-то называли наследство, которое человек оставлял своему потомству. Жизнь делилась на «переднее» и «заднее» — то есть «прошлое» и «будущее». «Заднее», или «задница» — это то, что, как считалось, оставалось после человека. Это могло быть денежное наследство, а мог быть какой-то духовный запас.

Помните известную песню Высоцкого «Что же ты, зараза, бровь себе подбрила?» Вряд ли, конечно, поэт знал о старом значении слова «зараза», но если знать — фраза приобретает иной эмоциональный оттенок. Когда-то в слове «зараза» не было ровным счетом ничего обидного. Скорее даже — комплимент. Глагол «заразить» был аналогичен по значению глаголу «сразить» в значении «произвести сильное впечатление». То есть «поразить». Если современный молодой человек скажет: «Эта женщина меня заразила», мы тут же настоятельно посоветуем ему пойти в кожно-венерологический диспансер, не допустив и мысли, что он решил обратиться к лексике предков. Так что средневековая русская девушка, услышав в свой адрес «ну ты и зараза!», могла лишь зардеться от смущения и гордости, а не дать в челюсть.

А если про девушку скажут, что она не только зараза, но еще и жирная — тут вообще хоть в обморок падай от счастья. «Жир» означало «богатство», и «набрать жиру» означало вовсе не отрастить бока, а просто сколотить состояние. Так что жирная зараза в давние времена могла оказаться милой миниатюрной девушкой при богатых родителях. Такое значение слова «жир», впрочем, никуда не ушло — по сей день часто говорят «жирный» в смысле «богатый», «насыщенный».

Представьте себе такой диалог лет двести назад: «Ты как в Марфунино (Петровское, Николаевку, Малаховку) собираешься?» — «Как всегда, самолетом». Кто теперь помнит или знает, что «самолет» был привычным делом у наших предков? Самолетом называли паром без паромщика, передвигавшийся течением реки. Скорее всего, самолет был предтечей баржи, как ни нелепо бы это нынче звучало. Жители прибрежных деревень часто пользовались самолетом для путешествий, а кроме того, тем же словом называлась разновидность ткацкого станка и еще — легкий плуг, так что самолетом можно было не только путешествовать, но и ткать, и пахать землю. Поэтому нечего удивляться старинной распространенной фамилии «Самолетов», хоть и звучит она, если не знать истории слова, несколько искусственно.

А не режет ли вам слух слово «фактор» у Пушкина? «Фактор объяснил их веселость, признавшись ему, что наборщики помирали со смеху, набирая его книгу», — писал Пушкин в «Письме к издателю «Литературных прибавлений к „Русскому инвалиду“», представляющем собою по сути рецензию на «Вечера на хуторе близ Диканьки». Какой такой «фактор» объяснял что-то? Оказывается, так называлась одна из типографских специальностей. А еще раньше, в петровские времена, «фактором» называли поверенного в делах, стряпчего.

В Древней Греции назвать человека идиотом не считалось грубостью — простая констатация факта. «Идиотом» называли сначала частное лицо, отдельного человека. «Здравствуйте, я пришел к вам как идиот» означало, что человек пришел по личному делу, не представляя никакой общественной организации или группы. «Перед вами идиот» означало «перед вами частное лицо». Потом значение постепенно сместилось в сторону отрицательного — идиотами стали называть людей, уклоняющихся от выполнения гражданских тягот. Например, не участвующих в выборах. Идиотов в Древней Греции не то чтобы презирали, но смотрели в их сторону настороженно — мол, кто знает, что у них, у идиотов, в голове? Можно ли сейчас считать идиотом человека, не участвующего в выборах? Ответ читайте в фейсбуковских ристалищах.

Еще 150 лет встретить проходимца было совсем не огорчительно. По городам и весям ходили проходимцы и, услышав «Куда путь держишь, проходимец?», и не думали обижаться. Проходимцем называли обычного прохожего, иногда — паломника или просто пешего путешественника. Хотя уже во времена Даля это слово стало приобретать отрицательную окраску.

А вот другое ругательное слово, «негодяй», стало обидным гораздо позднее. В царской России «негодяями» назывались те, кто был не годен к военной службе. Без всякого уничижительного оттенка. Кто-то годен, а кто-то — нет. И без обид. Но поскольку прилагательное «годный» быстро приобрело более широкое значение, став оценочным, то соответственно «негодный» и «негодяй» пошли на ним следом.

Представьте себе — подходит к вам человек и с галантной улыбкой говорит: «Ну ты и ряха!» Подождите убивать — может, это пришелец из старых времен, когда «ряха» было очевидным комплиментом. Так часто называли нарядную, хорошо выглядевшую женщину — от слова «рядиться», т. е. наряжаться. Но по большей части «ряхой» именовали аккуратную женщину, мать семейства, у которой дома все в порядке, все «рядком».

Женщины делились на рях и нерях. Сейчас обидно и то, и другое, а еще при Петре I при слове «ряха» примерная хозяйка расплывалась от удовольствия и благодарности.

Интересно, а что подумал бы тот же пришелец, попав в наше время и услышав поутру «Я с бодуна»? Наверное, решил бы, что человек пытался объездить  бодучего быка или еще какого-то рогатого зверя. Мы-то знаем, что ощущения у того человека примерно таковы и есть, но для пассажира машины времени звучит совсем жутко.

Интересно пофантазировать: вот в 19 веке спрашивают у человека: «Ты кто?». В смысле — по роду занятий. А он в ответ: «Я сволочь». И это ни в коем случае не приступ самокритики, это просто констатация того факта, что он трудится бурлаком, то есть волочит баржу с грузом. Точнее даже — не совсем бурлаком, а тем, кто волочит судно посуху. А поскольку в это занятие шел подчас лихой народ, много было из беглых каторжан, постепенно появилось новое, негативное наполнение слова. Впрочем, это лишь одна из версий происхождения «сволочи», их много, но все связаны, разумеется, с глаголом «волочить». И в любом контексте у наших предков это не было ругательством.

Многие слова мимикрируют из-за неграмотности носителей языка. Того и гляди, перестанет считаться грубой ошибкой употребление глагола «довлеть» в значении «превалировать, доминировать, оказывать давление», и все забудут, что еще совсем недавно это означало «быть достаточным» (корень тот же, что и в слове «довольно»). Я долго надеялась, что не доживу до этих времен, но кажется, дожила — словари уже начали фиксировать это ошибочное значение как имеющее право на жизнь. Интересно, а прилагательное «самодовлеющий», т. е. «самодостаточный», теперь будет означать «оказывающий давление на самого себя»?

Ученые примерно подсчитали (разумеется, британские ученые — а какие еще?!), что человек в XV–XVI веках за всю жизнь получал столько же информации, сколько современный человек сейчас получает из одной полосы газеты формата А2. Поэтому скорость, с какой меняются значения слов, поистине космическая. Еще лет десять назад кому пришло бы в голову, что привычный сказочный тролль превратится в злобного сетевого негодяя, скрывающего свое лицо для безнаказанной порчи людям настроения? Впрочем, сказочные тролли тоже были не ахти какие милые — прятались в горах, злобствовали, гадили оттуда приличным людям. Ну совсем как эти, интернетовские. А нынешние дети уже наверняка и не знают, что тролли изначально не сидели в сети, придумывая мерзкие комментарии и разжигая ненависть. И начало сказки «Жил-был тролль…», скорее всего, настроит их на совершенно другую сказку, где будут социальные сети и политические свары (а, кстати, и сама «сеть» уже тоже приросла новым значением).

Если уж зашла речь о компьютерной терминологии, то тут простор необозримый. С трудом представляю себе, что сказал бы мой дедушка, услышав что-нибудь вроде «моя мышь не хочет работать, надо другую брать». Или «твоя мама убита» — бр-р. В смысле материнская плата. «Кинь мне на мыло» лет тридцать назад выглядело вообще абсурдно, как и многое из современной лексики.

Новые значения старых слов плодятся с немыслимой быстротой. Еще немного — и привычные значения вообще сотрутся, станут устаревшими. Уже сейчас, например, слово «совок» в первую очередь ассоциируется с наследием советской власти. Впрочем, этому способствуют и объективные обстоятельства российской действительности. «Развод», «крутой», «косить», «обуть», «дед», «дурь», «лимон», «раздача», «фанера», «отстой», «бомбить» — ох какой длинный список из слов, обогатившихся новыми значениями, можно составить!

И настанут скоро времена, когда внуки перестанут понимать дедушек и бабушек. И наоборот. Технический прогресс не такая, знаете ли, безопасная вещь.