Казалось бы, это случилось внезапно и застало меня врасплох. Но это не так. Спустя пару дней я поняла: все можно предугадать, если не так виртуозно игнорировать причины. Тогда не будет жуткого страха, что больше не могу дышать, и ощущения, что со всех сторон нападают индейцы, и пульс не будет биться так, словно ему на этой остановке выходить. Панические атаки — дело наживное, как сказал бы гениальный Карлсон.
То, что это была именно паническая атака, я осознала уже после того, как пришла в себя. Спасибо психосоматике, которая в моем случае была уровня «для чайников», — ощущение удушья даже я смогла расшифровать. Страх задохнуться вообще один из самых мощных, а панические атаки, видимо, знают все ходы-выходы и особо не заморачиваются.
Но с ними пусть разбираются врачи, меня тут заинтересовало другое. За несколько дней до этой сильнейшей панической атаки гидрометцентр внутри меня грозился мощным циклоном. Я это знала, более того, знала истинные причины. На меня надвигалась вполне реальная и серьезная проблема, связанная со здоровьем. Но мне было так хорошо в моем предпраздничном настроении, за которым следовала восхитительная лень каникул, в моих смелых мечтах и планах, что ни думать, ни говорить об этом не хотелось.
Невозможно игнорировать страх, боль существования, которые есть в каждом из нас
Дальше — больше. Когда проблема окончательно подтвердилась, я твердо решила не опускать нос, руки и другие выдающие страх части тела. Некогда, не сейчас. Мне так хотелось держать проблему в тени, что даже с близкими я проговаривала ее вскользь.
Это ночное ощущение удушья было красноречивее всего. Домолчаться до состояния, когда уже невозможно вздохнуть, — увы, мой стиль. Это по-настоящему страшно — остаться наедине с собой во время отчаяния и бессилия. Мы готовы выдать первоклассный спринт при малейшей возможности столкнуться со своей слабостью. Остаться в этом для нас невыносимо. Глушим боль соцсетями, пустой болтовней, зомбируем себя позитивными аффирмациями с одной целью — удрать подальше от необходимости побыть в этом.
И пока наивно думаем, как мы хитро увернулись, невысказанные слова, да и вообще отрицание себя в отчаянии и печали, будто оказываются запертыми внутри хорошо натопленной бани. Та часть нас, которая особенно нуждается в поддержке и сострадании, выжигается дотла, лишь бы только не чувствовать, лишь бы не чувствовать… И наступает момент, когда внутри остается только пепел, а весь этот банный комплекс вспыхивает и летит ко всем чертям. Вот тогда-то мы и лежим ночами, хватаясь за сердце и замеряя давление.
Я снова и снова отчетливо ощущаю, как это опасно и жестоко по отношению к себе. Это как любить правую ногу, а левой все время отбивать пальцы порогами. Невозможно игнорировать страх, боль существования, которые есть в каждом из нас.
Хотя нет, очень даже возможно, мы это часто наблюдаем. Со временем это вылезает из человека в другой форме — в виде напрочь атрофированной эмпатии. Это, знаете, когда «близкому плохо, я все время думаю, как ему помочь и очень переживаю». Но вслух произношу: «Ой, ужас, в мире такое творится, жить страшно. Ты, главное, сама не переживай. О чем мы? Так вот, купила я себе на распродаже отличные туфли...» Когда ты перестаешь чувствовать свою боль, боль других становится лишь неприятной и навязчивой мухой, от которой бы отделаться поскорее, чтобы приятный обед не портила.
Принятие своего слабого, уязвимого состояния — черта сильных духом людей. Ведь это гораздо сложнее, чем попытки спрятаться за обидами, манипуляцией чувствами близких, демонстративными обмороками и прочими приемами, которые в ходу у тех, кто научился избегать решения проблем.
Это вообще невероятное мужество. Не прятать голову в песок или холодильник, не давать страху и напряжению искать трещины и вытекать из них (без причины орать на детей, пытаться все контролировать, знать все наперед, вечно чувствовать себя плохо и всенепременно сообщать об этом каждому встречному). А взять и придушить на время единорога, что обещает сделать жизнь розовой, — сегодня не его день, а день черной лошадки, и мы это принимаем.
Найти в себе силы быть рядом с собой, когда плохо, — это подвиг, за который не похвалят
Закричать, если очень больно. Заплакать посреди улицы, если очень надо. Честно признаться, что больше всего сейчас хочется ничего не чувствовать, но остаться и чувствовать. Не гнать мысли, как дождевые тучи, а открыть им лицо — сегодня на нашей улице дождь, так пусть хлещет что есть силы. Принять себя в минуты бесконечной тоски от осознания, что не все можно разделить с родными и друзьями, в чем-то придется остаться одному.
Найти в себе силы быть рядом с собой, когда плохо, — это подвиг, за который никто не похвалит. Никто, кроме нас, даже не узнает, с какими демонами мы сели за стол переговоров. Такие дела решаются только один на один: ты и твое одиночество внутри. Но только приняв эти правила игры, мы автоматически выигрываем.
Вот на этих развалинах, полных боли осознания необратимости самой жизни, от которой мы в этот раз решили не убегать, зарождается истинная сила. Она дает возможность встать на ноги и идти вперед. Она помогает остро чувствовать жизнь, не туманит сознание соблазном быть поверхностным. И, что самое удивительное, именно она заряжает нас истинной любовью к жизни и делает счастливыми. Настоящие глубокие чувства бывают разными. Позволяя себе проживать сложнейшие из них, мы открываем дорогу и тем, которые наполнят жизнь радостью.
И это всегда вопрос выбора. Бегать, прятаться от внутренней боли, будь она в страхе смерти, несчастливом браке или скудности собственной жизни. Или однажды перестать скрываться. Взять себя за руку и шагнуть в темноту, чтобы со временем выйти оттуда в обнимку с единорогом.