Выживание в экстремальных условиях: Выживание в море

Это было в начале сентября 1998 года. Лето уже закончилось, и всем нормальным людям пора было приступать к более активной работе. Но нам хотелось продлить это счастливое лето. Группа серферов решила поехать на Азовское море, чтобы поймать свежий осенний ветер.

Это был первый год, когда мы учились кататься на досках. Мне в том году было тридцать два года, и все спортивные увлечения были уже в прошлом. После плавания, беговых лыж и тенниса пришел виндсерфинг. Большинство из нас начало учиться ходить на доске этим летом. Волга является великолепным местом для серфинга. Я начал кататься только в июле, так что до этой поездки у меня было всего несколько выходных для практики. В это время хождение на доске было для меня не только удовольствием, но и настоящим испытанием. Отсутствие должной техники приводило к трате большого количества сил. Мне нужно было достаточно сильно упираться, так что к вечеру я полностью выматывался. Несмотря на это я считал себя быстро прогрессирующим серфером.

Эти дни характеризовались еще и тем, что в августе 1998 года в России грянул финансовый кризис. В первую неделю кризиса я внимательно следил за развитием событий, за курсом валют. Правительство объявило дефолт. Курс доллара к рублю резко вырос, затем стабилизировался и начал падать. На этой волне я самонадеянно продал все валютные сбережения и отправился на Азов. В тот момент я считал себя очень хитрым и прозорливым. Дальнейшие события внесли корректировку в мое самосознание.

Мы должны были ехать довольно большой группой на четырех машинах, но когда мы собрались на выезде из города, то оказалось, что двое водителей отказалось от поездки. Нам пришлось сильно уплотниться, так что в моей машине было пять серферов с полной поклажей, а на крыше - целый склад из досок и парусов. По дороге меня за рулем сменил Игорь. Ночное время суток и неудобство быстро привели к усталости. Игорь заснул за рулем. Это был первый звонок, когда все могло закончиться сразу и совсем. Нас спас водитель из впереди идущей машины - Алексей. Он увидел, что сзади идущая машина начала "гулять по дороге". Тогда Алексей притормозил и начал моргать стоп-сигналами, что и разбудило нашего горе-водителя.

На следующее утро недалеко от моря мы совершенно заблудились. Желание полной свободы и чрезмерная строптивость заставили нас ехать необычным путем - по проселочной дороге. Нашему главному лоцману так казалось быстрее. Но и в этом мы находили удовольствие. Представьте себе как вы едете на машине среди высоченной травы, как по морю. Единственным ориентиром служат солнце и компас. Словно корабль по волнам, наша машина переезжала небольшие холмы. Незабываемое впечатление.

На Азовском море мы расположились на песчаной косе около станицы "Должанская". Для тех, кто не знает - эта коса на карте выглядит как острый указательный палец, выдающийся в море на тридцать пять километров. В конце косы ее ширина составляет не более ста метров. От края косы до противоположного берега - около двухсот километров. На другом берегу уже Украина. Фактически это место посередине моря, поэтому там часто дуют сильные ветры. В некотором смысле - это одно из основных мест для виндсерфинга в России. Вот на конце этой косы мы и расположились в палатках.

В первые дни ветра было довольно мало. Мы "плавали" на досках как настоящие "чайники", а вечером готовили уху, потребляли спиртное, горланили песни и коротали время за разговорами. В последующие дни погода начала резко меняться. Ветер постепенно усиливался, что расценивалось как наступление серферского счастья. Настала великолепная погода для тренировки. Я впервые испытывал большие скорости на доске и первый раз был на виндсерфинге в море. Я даже встегнулся в трапецию и подумал, что у меня уже многое получается. На самом деле это была эйфория от большого количества адреналина в крови.

Ветра и шторма не нужно бояться - их нужно использовать. Эта мысль проникает в голову серферов не сразу, а через несколько лет. В тот год я еще не мог испытать всей красоты. Я боролся с природой и она каждый день побеждала меня. Но счастье в данном случае не в результате, а в процессе.

На следующее утро на горизонте появилось огромное грозовое облако. Оно стремительно приближалось к нам и постепенно заполняло все небо. Все вокруг стало сине-черным, и на грешную землю начали прорываться отдельные молнии. Обычно серферы рады такой погоде, так как в этих условиях ветер всегда усиливается и сулит необыкновенное катание. Но в тот момент мы не могли представить, насколько он усилится.

Настал ЭТОТ день. Мы с удовольствием бросились кататься. Мы ходили на досках с самого утра. Волны увеличивались в размерах с каждым часом, но это только добавляло нам азарта. Несколько раз принимался дождь. В этот момент брызги хлестали нас по лицу, но только повышали остроту чувств. После начала дождя ветер обычно стихал, и мы падали в воду. Я сидел на доске в открытом море, озираясь вокруг. Чувство щемящего восторга от катания и ужас от того, что находишься далеко от берега, пронизывали нас и еще больше возбуждали. Когда ветер поднимался и поднимал нас, мы возвращались к берегу, потом снова шли кататься. И вновь начинался дождь, и мы опять сидели в море - каждый на своей доске.

Среди нас был только один профессионал, живущий за счет виндсерфинга - Сергей. Он уже бывал на Азовском море и знал красивые места в округе. После обеда он предложил нам вместе дойти до небольшого острова в пяти километрах от косы. Все с радостью согласились. Этот маленький пятачок суши полностью состоял из одних ракушек. Ни одной горсти земли или песка на нем не было. Весь небольшой остров полностью покрывали морские раковины, даже если начинать его раскапывать руками. Такого я никогда в жизни не встречал. Внутри его была меленькая лагуна, защищенная от волн, где мы с удовольствием катались до вечера.

Вечерело. Солнце покатилось вниз, и мы собрались в обратную дорогу. Нас было пятеро. Погода к этому времени перестала быть просто ветреной, как каждый из нас. Начался шторм. Волны из-за мелкого моря были невысокими, но частыми и с крутыми краями. Ветер налетал порывами и был направлен от берега. Нам приходилось вырезаться против ветра и тратить много сил. Каждый из нас плюхнулся в воду несколько раз, прежде чем дошёл до косы. Наконец-то я последним добрался до берега и начал выходить из воды, еле волоча по песку свою доску. Ребята уже оделись и внимательно смотрели куда-то в море. Далеко от берега я увидел Сергея, который все время ронял парус и падал со своей доски. С каждой минутой он удалялся всё больше и больше от нас. Мы поняли, что у него что-то сломалось. Солнце близилось к закату, и все решили, что времени ждать больше нет - нужно его выручать.

Это было роковое решение, сделанное в состоянии аффекта. До ближайшей деревни - двадцать минут, столько же там и столько же обратно. За это время наступит ночь, и будет поздно. Ребята попросили меня сходить за Сергеем на доске и отбуксировать его к берегу. По их убеждению, после него я катался лучше всех из этой компании. Алексей дал мне свою огромную доску со швертом. На ней, конечно, легче лавироваться, но сложнее ходить в шторм при крутой волне. Чужая доска оказалась к тому же слишком гладкой. Я несколько раз сильно упал и ударился копчиком. Я еще не "катался в петлях", а упереться в гладкую доску я не мог. Примерно минут через двадцать, вдоволь нападавшись, я оказался рядом с Сергеем. Слово "оказался" гораздо ближе по смыслу чем "доехал", так как меня швыряло волнами из стороны в сторону. От усталости я чувствовал себя на доске как ковбой на родео.

Я крикнул Сергею, чтобы он сворачивался и привязывался ко мне. Он отказался и сказал, что не нуждается в моей помощи. Я начал его уговаривать, делая галсы вокруг него в разные стороны. Он кричал сквозь шум шторма, что у него сломался шарнир, соединяющий мачту и доску, но он все равно дойдет до берега сам. Я решил ехать рядом с ним. В тот момент мы находились на расстоянии около пяти километров от берега.

Наступила ночь. Если вы бывали во время шторма в море, то знаете, как там темно. Это не городская ночь, когда отблеск фонарей делает различимым хотя бы силуэты. Когда луна скрыта облаками, и рядом нет никаких поселений, то тьма становится совершенно чернильной. В этот момент у меня выскочила мачта из доски, и я очередной раз оказался в воде. Я вынырнул и ничего не увидел - как будто у меня были завязаны глаза. Волны захлестывали меня с головой. Я выскочил на гребень одной из них и увидел силуэт белой доски, маячивший невдалеке. Ветер дул с берега, и доску бросало волнами в сторону моря. Я быстро догнал доску, сел сверху и начал искать глазами парус. Я бросился в одну сторону, потом в другую, но ничего не нашел. Красный парус в темноте - все равно, что черный. Так я остался без паруса в открытом море. Я начал кричать и звать Сергея. Шум моря заглушал все вокруг.

Нужно было плыть до берега. Часть чужого имущества я уже потерял и решил сохранить оставшуюся. В нескольких километрах от косы горели редкие огни деревни, и я решил ориентироваться по ним.

Я лег на доску и начал грести руками. Доска длиной почти в три с половиной метра высоко высовывалась над волнами, и порывы ветра отбрасывали её назад. Пена волн также толкала доску от берега. Сломанный "степс" в доске упирался мне в грудь, но я никак не мог его открутить. Тогда я попытался выбить его руками. Уходило драгоценное время, и я начинал нервничать. Ребром ладони я бил по "степсу", пока он не открутился. Мне стало легче плыть, но заболела рука. В таком эмоциональном состоянии я перестал чувствовать боль и сломал кисть руки. Кисть налилась кровью, как подушка, но плыть при этом не сильно мешала.

Через час активной гребли я понял, что, несмотря на все усилия, я двигаюсь не к берегу, а от него. Маленькие фонари в недалекой деревне постепенно удалялись в темноте. Ветер, волны и течение оказались сильнее меня. Тогда я сел на доску и задумался. В голове мелькало несколько вариантов развития событий. Я догадывался, что наши ребята попытаются нас спасти, но когда это случится - неизвестно. Будет ли лодка в деревне, захочет ли рыбак и т.д. Если не бороться со стихией, то можно было бы дрейфовать по ветру в сторону другого берега. Вспоминая географию и карту автодорог, я понял, что до противоположной стороны около двухсот километров. Даже при хорошем ветре - это заняло бы около двух-трех суток. Отсутствие пищи и питьевой воды делало это невозможным. Температура воздуха была около 14 ?С, вода - около 16. Слагая эти факторы, я понял, что у меня было не более двух суток. Вариант заплыва тоже не казался реальным. Я уже очень устал, да и плыть без воды и пищи долго невозможно. И тут впервые передо мной во весь рост стала "старуха с косой". Смерть была близка и почти осязаема. Ее можно было почувствовать, но скрыться от нее было сложно.

Конечно, можно было надеяться на друзей, которые найдут катер или вертолет и спасут тебя. Тогда целесообазно просто привязаться к доске и дрейфовать в надежде на чудо. Но сложно найти человека в бушующем море в радиусе нескольких десятков километров, когда его постоянно накрывает морской пеной. Навыки руководителя заставили мозг работать в экстремальном режиме. Я принял решение плыть в сторону берега. Проще искать ближе к берегу, чем дальше. Прошло целых пять минут размышлений, которые отнесли меня от берега еще на несколько сотен метров.

Я снова начал грести. Силы постепенно покидали меня. От усталости я начал забываться и, в конце концов, заснул на доске. Я никогда не мог представить, что могу заснуть в таких условиях, когда ногами и руками обнимаешь доску, тебя все время захлестывает с головой холодной водой, а ты спишь. Конечно, на мне был гидрокостюм, и первое время он помогал мне спасаться от переохлаждения. Пусть тургеневские барышни не читают этот абзац - я получал дикое удовольствие от мочеиспускания внутрь гидрокостюма. Теплая моча на время согревала кожу, и я мог заснуть. Но все хорошее быстро кончается. Через десять минут я проснулся от холода. Меня "колотили" судороги. Оставаться без движения было невозможно. Нужно было грести. Я снова поплыл против волн и ветра. Дикая усталость свалила меня и я опять заснул. Так продолжалось несколько раз в течение ночи. В один из таких моментов мне приснился сон. Может быть, это было видение, мираж или галлюцинация - я точно не знаю. В том психическом состоянии крайнего напряжения я отличал одно от другого с трудом. Мне привиделось, что наступило утро, я плыву на доске и вижу корабль. Этот корабль движется прямо на меня. На носу стоят наши ребята, они видят меня и сейчас спасут. Но пробуждение было ужасным. Кромешная тьма и холод встретили меня. Пришлось плыть дальше.

Я никогда не забуду этот рассвет. Он был очень долгим. Сначала отступила чернильная тьма, потом на востоке появилась светлая полусфера. Затем восток постепенно становился алым. Было красиво и страшно. Вставало солнце. Я помню каждую часть встающего солнца как часть моей надежды. Я надеялся, что с восходом солнца полетят самолеты, поплывут пароходы и меня спасут. Суровая правда жизни говорила о другом. Солнце встало, но ничего не произошло. Как у Даниила Хармса: "Раз, два, три - ничего не произошло". Никого из спасателей не было видно. Не шли пароходы, не летели самолеты, вообще никого не было видно до самого горизонта. Я не задумывался над причинами - не смогли, не успели, не хотели.... В тот момент это было неважно. Важно было отсутствие результата.

Потом выяснилось, что всю ночь четверо наших ребят пытались организовать спасение. Сначала они доехали до станицы "Должанская" и попробовали найти спасателей. Все, что они нашли - было несколько пьяных рыбаков, которые сказали, что каждый год тут кто-то тонет, и никто из них не поедет никого спасать ночью в шторм. Тогда двое стали ездить на машине по берегу в надежде, что ночью кто-то из нас выберется на эту косу. Они израсходовали весь бензин в своей машине и никого не нашли...

Было еще одно очень страшное для меня в этом рассвете. Берега было не видно. Я находился в открытом море. Даже попытки взлететь на край волны и рассмотреть берег оказались напрасными. Вспоминая физику, приходилось разочаровывать себя, понимая, что до берега не менее 7 км, а если я не вижу даже верхушек деревьев, то - не менее 15 км. Впоследствии оказалось, что путь спасения составлял около 20 км. Но при этом я уже проплыл несколько километров на доске этой ночью, правда с отрицательной скоростью. Проблема осложнялась штормовым встречным ветром, крутой волной, сломанной кистью, холодом, периодически приходящими судорогами, смутностью направления движения, абсолютной усталостью, отсутствием пресной воды и пищи. Позже выяснилось, что это еще не все проблемы.

Нужно было строить новые планы на спасение, искать мотивы. С восходом солнца я смог узнать, где находится восток. Мне не нужно было знать, где Мекка - просто это помогло сориентироваться в отношении направления движения к берегу.

Самое мерзкое чувство, посещавшее меня во время этого плавания - это не боязнь смерти, а чувство бесполезности происходящего, чувство тщетности всей предыдущей жизни. Зачем было все? Зачем были учеба, спорт, диссертация, карьера? Зачем это все, если жизнь может так бесславно закончиться в любую секунду? Сейчас сведёт ноги судорогами, закончатся силы - и все. Я утону, опущусь на четыре метра вниз, и меня растерзают рыбы, которых я сам ел один день назад. Все для меня остановится. В этот момент жизнь перестает казаться подготовкой к чему-то высшему. Понимаешь, что все происходит именно сейчас, и никогда ничего не бывает завтра. Завтра все будет по-иному, не так, как сегодня. Появятся другие обстоятельства, цели и задачи, люди изменятся, стану другим сам я. Не нужно жить, только подготавливая себя к чему-то. Каждый день должен быть прожит полноценно, со звездой в груди.

Азовское море - очень мелкое, в тех местах, где я плыл - около четырех-пяти метров. Но в то время я не видел разницы, где тонуть - в Марианской впадине Тихого океана или в неглубокой луже. Даже двух метров воды хватило бы с головой...

И с другой стороны, если я такой хороший, то почему Господь позволяет мне умирать. За что? Вопросы такого масштаба мелькали у меня в голове, но в силу их бесконечности я не мог их полноценно обдумать в воде.

Я продолжал грести на доске, но после рассвета я понял, что она только сдерживает меня и даже относит назад. Несмотря на дикие усилия, меня унесло еще дальше в море. Нужно было принимать решение о том, как плыть дальше. Я попробовал плыть рядом с доской - получилось быстрее, чем на ней. Тогда я в последний раз попытался спасти доску. Толкая ее вперед, я поплыл рядом с ней. Но на это уходило слишком много усилий. На минуту я присел на доску и осмотрел себя. Своей шершавой поверхностью доска полностью стерла в кровь кисти и стопы - из них сочилась кровь, каждое прикосновение к доске вызывало боль. Нужно было от чего-то отказываться. Тогда я пристегнул трапецию к доске, простился с ней, поцеловал и отпустил. Доска стала быстро удаляться от меня, подбрасываемая волнами и подталкиваемая ветром. И тут я вдруг ощутил полное одиночество. Даже серфовая доска была хоть какой-то надеждой на спасение. Расставшись с ней, я остался в море совсем один.

Я начал вспоминать физиологию и биологию. Среди прочих вещей я помнил, что у человека прежде всего устают не мышцы, а мозг, который перестает посылать сигналы мышцам. Этим мы отличаемся от лошадей. Нужно было недолго побыть лошадью, чтобы выжить... Тогда я начал заряжать мозг задачами более долгими, чем те, которые я сам мог перенести. Я внушал себе, что берег очень далеко, что плыть до него мне нужно не менее двух-трех суток, что это возможно, и я должен быть к этому готов. Я плыл всеми стилями - кролем, брассом, дельфином, на спине. Постепенно отказывали то одни группы мышц, то другие, и я переходил на другой вид плавания.

Отдыхать было совсем нельзя. Каждая минута передышки относила меня не несколько десятков метров от берега. Я старался отдыхать, двигаясь на боку или лежа на поверхности воды.

Днем нашим серферам на косе стало понятно, что нас на берегу нет. Этот вывод подействовал на всех по-разному: одни снова пошли кататься, другие вскрыли мою машину без ключа, завели ее и поехали в ближайший город за помощью. В яхт-клубе Ейска люди тоже отказались участвовать в спасении во время шторма. Тогда ребята поехали за помощью в Ейский вертолетный полк. Но военные ничего не делают без приказа. В России всегда решали только глобальные задачи, не обращая внимания на мелкие судьбы отдельных людей. Ребята начали искать варианты и позвонили своим знакомым в Саратовское отделение МЧС. Это была последняя надежда, больше они ничего сделать не могли ... Между тем время неумолимо уходило.

Гидрокостюм помогал мне держаться на поверхности воды, но в этом не было никакой романтики. Это был так называемый "влажный гидрокостюм", который предохраняет от ветра и переохлаждения на воздухе, а в воде греет не слишком. Во время плавания вода заливается через воротник и протекает через тебя насквозь. Другой проблемой была морская соль: она въелась в суставы, и резиновый гидрокостюм растирал их. В конце концом суставы тоже начали сочиться кровью. Настало время очередного выбора: остаться в костюме значило дольше сохранить тепло, снять его - означало плыть голышом в холодной воде, но с большей скоростью. Я выбрал последнее: снял костюм и в одежде Адама остался посреди моря.

Плыть стало заметно бодрее. Однако судороги стали приходить чаще, более всего сводило ноги. При этом я нырял и руками вытягивал ноги в противоположную судорогам сторону, что на некоторое время помогало. Общее движение ускорилось. Началась тяжелая рутинная работа. Солнце встало высоко. Надежд больше не было. Осталось только желание выжить.

Предчувствие близкого счастья озарило меня, когда я увидел на горизонте трубу с дымом. "Пароход! - подумал я. - Он непременно плывет за мной! Молодцы ребята! Меня спасут!". Я поплыл навстречу пароходу. Минут через пятнадцать я понял, что труба стоит на месте. Оказалось, что это всего лишь труба от котельной на берегу. Я видел ее конец, но не видел основания. Это плохо, но, по крайней мере, теперь у меня был точный ориентир для плавания. Я с новой силой принялся грести.

Когда солнце было уже достаточно высоко, на горизонте показались торчащие из воды палки. Пару дней назад во время катания на виндсерфинге я видел сетки браконьеров, стоящие в пяти километрах от берега. Они представляли собой воткнутые в дно моря длинные жерди, на которых развешивали сети. Это был мой шанс для отдыха: повиснув на жердях, я смог бы отдышаться. Палки были немного в стороне от моего направления, но я поплыл к ним, надеясь на отдых.

Вдруг я увидел моторную лодку, которая двигалась прямо на меня. В голове промелькнуло: "Спасение! Все! Наконец-то!" Я начал выпрыгивать на край волны и кричать, но шум бушующих волн был громче меня. Тогда я начал свистеть, вставив два пальца в рот. Суровые люди в брезентовых комбинезонах внимательно посмотрели на меня из лодки, но проехали мимо и остановились в пятидесяти метрах. Глядя на меня, они начала перебирать сетку, притопленную в воде безо всяких жердей, и укладывать осетров в лодку. "Не может быть, чтобы они меня не заметили". Я повернул и поплыл в их сторону. Когда до них оставалось не более ста метров, они снова завели мотор и переехали к другому краю сетки подальше от меня. Это были браконьеры. У меня оставался выбор: еще гоняться за ними и, возможно, получить веслом по башке. Но я пожалел потраченного времени и поплыл снова в сторону стоящих жердей.

Жерди медленно приближались, но в результате оказались очередным испытанием: когда до сеток оставалось, как мне казалось, менее двух километров, стало очевидным приближение еще одного миража. Жерди для рыболовных сетей оказались верхушками деревьев на берегу. Самого берега не было видно. По-прежнему виднелась труба от котельной и теперь еще макушки от деревьев.

Мне снова пришлось искать в себе моральные силы бороться с самообманом и настраиваться на долгое плавание.

Судя по физическим законам, и в том числе по закону гравитации, горизонт в море каждый километр загибается на полметра. Значит до берега осталось около девяти километров. Бодрящая погодка погнала меня вперед. Стиснув зубы, я продолжал движение к берегу. Рот приходилось держать прикрытым, чтобы в него попадало меньше соленой морской воды: она уже полностью разъела всю слизистую оболочку рта, что вызывало неимоверное чувство жажды. Хотелось выпить море. Приходилось контролировать себя, чтобы автоматически не напиться воды, которой вокруг было предостаточно. Я понимал, что сиюминутное утоление жажды через несколько часов приведет к расстройству функций кишечника, почек и печени, из-за чего я лишусь последних сил.

Прошел день. Шторм не утихал. Вечерело. До берега оставалось около одного километра. После всех предыдущих путешествий это казалось пустяком. Я увидел на пустынном берегу палатку и группу туристов. Взрослые сидели у костра, а дети резвились на берегу с мячом. Я собрался с силами и поплыл в их сторону. Каков же был мой ужас, когда через час я понял, что не приблизился к берегу ни на метр. Сильное прибрежное течение по скорости было равно моим усилиям. Песчаная коса была очень низкой, и ветер легко перелетал через нее, создавая ветровое течение от берега. Сил совсем не осталось, до людей было рукой подать, но я не мог ничего сделать. В последний раз ко мне пришли мысли о смерти. Умереть вот так - недалеко от берега, рядом с людьми, в соленой луже четыре метра глубиной? Для этого нужно было просто успокоиться. Настроения убавляли также серферы, катающиеся в нескольких километрах от меня. Это были наши ребята (так как на берегу, кроме нас, никого не было). Я не мог себе представить, что у кого-то может возникнуть желание развлекаться дальше, когда два человека из группы пропали в море. Однако, троим ребятам это не мешало...

Солнце садилось второй раз за это плавание. Темнело. Вторую ночь я бы явно не выдержал. Нужно было что-то делать. Как Архимед, я начал искать точку опоры. Нужно на что-то опереться для дальнейшего движения. Только дно моря было близко ко мне. Я нырнул в это мутное месиво, пытаясь что-то рассмотреть. Черная илистая взвесь застилала глаза, и ничего не было видно. Хорошим было только одно - дно покрывал толстый слой ила. Я принял решение двигаться по дну. Ныряя на глубину четыре-пять метров, я как лопаты втыкал ладони в ил и толкался вперед. Затем я вставлял в ил стопы и снова отталкивался. За одно погружение я продвигался метров на пятнадцать. Через полчаса я оказался в трехстах метрах от берега. Ползти по дну становилось все труднее. Из-за резкой смены давления у меня страшно разболелась голова. Люди были совсем близко. Я начал выпрыгивать на гребень волны, звать на помощь, свистеть и махать руками. Туристы на берегу удивленно посмотрели на меня, но продолжили заниматься своим делом. В очередной раз я понял, что мне не на кого рассчитывать. Это был очередной урок. Я снова принялся нырять и двигаться по дну.

Солнце уже село, но было еще светло, когда мои ноги почувствовали землю под ногами. Я уже не испытывал никаких чувств. Я вышел на берег совершенно голый в нескольких метрах от туристов. Я смог пройти несколько шагов, когда силы окончательно покинули меня, и я упал на песок как подкошенный. Следующие несколько часов я бился в судорогах. Туристы подбежали ко мне и только теперь поняли, что со мной что-то не так. Они отнесли меня к палатке, завернули в одеяло, напоили водкой и накормили горячим супом. Когда мои зубы стали стучать реже, и я перестал захлебываться водкой, я задал им единственный вопрос: "Почему вы мне не помогли?". Каково же было мое удивление, когда они ответили: "Да ты нормально плаваешь. Зачем ты кричал и махал руками в море?" Тогда я попросил их разыскать наших ребят на берегу.

За все время путешествия я так и не увидел ни одного спасателя, ни одного парохода или лодки, ни одного самолета или вертолета. Даже если бы они были, то на огромной акватории в диаметре 50 км. бесполезно рассматривать одинокого человека среди белой пены волн. Значит, решение надеяться только на себя, было верным.

Минут через двадцать туристы приехали вместе с Диной, женой одного из наших серферов, которая расплакалась при виде меня. Она уже ни на что не надеялась. Именно она была основным мотором по организации поисков. С берега меня увезли в больницу. Температура тела была 35 ?С. Меня госпитализировали на несколько дней, но я сбежал домой через два дня.

P.S. В больнице я узнал, что второго путешественника - Сергея - вертолет нашел в пятнадцати километрах от берега. Работникам МЧС Саратова в выходные дни было трудно найти своё высокое начальство в Москве, но они всё же это сделали. Москва дала приказ Ейску, и вертолет вылетел на поиски. Сергей шел под парусом, несмотря на поломки.

Информация, что я пропал в море, через МЧС пришла в мой город сразу, а сведения, что меня нашли, слегка задержались, так как это сделали не спасатели. Большинство знакомых имело информацию, что меня нет уже двое суток. Одни начали собираться в дорогу, чтобы попытаться меня спасти, другие принялись делить имущество... Это стало хорошей проверкой для многих и уроком для меня.

Курс доллара за время путешествия вырос в два раза, что привело к затяжному кризису в моих личных финансах.

Около года я не мог плавать из-за растянутых мышц и поврежденных суставов. Я пропустил весь осенний сезон для серферов. Но в мае следующего года не выдержал, и серфовый адреналин снова затащил меня в воду. Страсть катания на парусной доске не отпускает меня уже несколько лет.