В принципе, участь любого аналитика подобна судьбе Кассандры из древнегреческих мифов: люди любят и хотят слышать только то, что они согласны услышать.
В то время как аналитик просто обязан выкладывать на стол все карты, разрабатывая в деталях множество сценариев вида «если-то-иначе-так» и учитывая в своей голове множество различных, в чём-то даже противоречивых тенденций.
Но при этом всё же выделяя в прогнозе что-то главное, что он считает наиболее вероятным сценарием развития событий.
Хорошо эта максима описывается старым анекдотом о биржевом трейдере и биржевом аналитике:
Конец рабочего дня. Уставшие трейдер и аналитик садятся в лифт, чтобы спуститься с верхнего этажа корпоративного небоскрёба.
Трейдер исподлобья смотрит на притихшего аналитика и зло цедит:
— Ну что, , ты хоть сейчас сможешь чётко сказать: вверх или вниз?!
Попробуем и мы ещё раз немного побыть «нефтяной Кассандрой».
Ведь «если в Милане есть я — значит в России есть нефть». Вы предупреждены.
Люди любят слышать то, что они согласны услышать.
А аналитики должны рассказывать людям то, что с ними будет на самом деле.
Ведь синеокая дева в пышных кудрях, золотокосая Кассандра говорила долго и нудно: «Троя падёт, готовьтесь, троянцы!»
Но троянского коня всё равно затащили в город.
Что является «троянским конём» современной экономической модели?
Ответ лежит на поверхности, но понимание его отнюдь не столь очевидно: ведь на этом жеребце построена вся экономическая и социальная модель, которую мы, как мегауспешный вид, использовали ещё со времён палеолита.
Это модель постоянного и самоподдерживающегося роста, которую многие авторы называют стратегией абсолютного хищника.
Модель «абсолютного хищника» настолько успешна при ресурсном изобилии, что позволила многим видам живых организмов просуществовать практически неизменными со времён триасового периода, когда наши пра-пра-пращуры мышиного размера ещё вовсю прятались от набирающих силу динозавров.
Знакомьтесь, щитень.
Если вы думаете, что это просто «какая-то мелкая, малоаппетитная дрянь», то вы глубоко ошибаетесь. Это мегауспешный вид живых существ, который очень последовательно применяет замечательную стратегию вида «кто первый встал — того и тапки».
За долгие 230 миллионов лет щитни разработали уникальную систему выживания, благодаря которой и сохранились столь длительное время практически неизменными. Щитни живут в мелких временных, практически эфемерных для нас пресных водоемах, где у них нет естественных врагов. К таким водоёмам относятся сезонные, пересыхающие летом и замерзающие зимой водоёмы: лужи, канавы или мелкие овраги.
После того, как такая низменность заполнилась водой во время весеннего паводка или осеннего дождя, в течение нескольких часов из находящихся в земле спящих эмбрионов (цист) щитней вылупляются личинки размером всего около полумиллиметра. Они очень быстро развиваются, проходя несколько промежуточных стадий, и уже примерно через две недели становятся полностью половозрелыми взрослыми особями и откладывают в грунт цисты следующего поколения. Цисты, посредством которых размножаются щитни, обычно ошибочно называют яйцами. Однако они представляют собой уже развившиеся эмбрионы, покрытые оболочкой и полностью готовые к «весёлым стартам» после внезапного заполнения пересохшего водоёма новой водой.
О похожей стратегии я рассказывал, когда описывал поведение тропического дерева сейба. Но надо сказать, что в случае щитня эта стратегия доведена просто-таки до идеального, чистого и незамутнённого абсолюта.
Щитни всеядны, кроме того — они главные хищники в своей экологической нише и съедают всё, что меньше их. У большинства видов к тому же ещё и широко распространён каннибализм, но проявляется он, как правило, в случае нехватки другой пищи. Как говориться: «умри сегодня ты, а я — завтра».
При этом даже сам по себе организм щитня совершенно не расчитан на длительную жизнь: даже в лабораторных условиях, при полной обеспеченности едой, щитни не живут больше 90 дней. Они запрограммированы на простой сюжет: Live fast, die young.
История человечества — это история всё более и более успешных «щитней», всё более и более совершенных «абсолютных хищников», которые раз за разом брали под свой контроль всё более и более качественные, всё более и более концентрированные источники энергии.
Первый залп этой войны за тотальное превосходство, за звание «короля лужи» прозвучал ещё в неолите.
Нагляден в этом плане пример Австралии. Пример поучительный и предостерегающий нас одновременно. Особенно хорошо воспринимается этот пример в сцепке с постапокалиптическим циклом фильмов о Безумном Максе, повествующем нам как раз о мире, в котором «внезапно» закончилась нефть. Ведь исполнитель роли Безумного Макса — молодой тогда ещё Мэл Гибсон — и сам австралиец по происхождению.
Вот наглядная иллюстрация той «битвы за энергию». Понятное дело, что ни нефти, ни даже каменного угля неолитические аборигены тогдашней Австралии ещё не знали, но вот что такое вкусное мясо — они представляли вполне. И провели столь мощную зачистку континента Австралия от чего-либо превосходящего размером крыс, что оставили европейцам буквально «рожки и ножки» от того животного великолепия, что царило на просторах мегаострова до прихода туда человека:
Белые — выжившие, чёрные — погибшие более 36 000 лет тому назад, штрихованные — уничтоженные европейцами.
Тщательное изучение материалов археологических и палеонтологических австралийских раскопок не выявило ни единого следа показанных на верхнем рисунке гигантов за последние тридцать шесть тысяч лет. Все эти существа — местная, коренная австралийская мегафауна, многие из которых были размером с крупного носорога, — пережили бессчетное число засух и наводнений, землятресений и торнадо, многих других климатических колебаний за десятки миллионов лет своего изолированного от мира существования, но «вдруг» исчезли вскоре после появления в Австралии первых людей.
Разумного объяснения этому «вдруг» у нас, в общем-то не находится: если забыть о примере щитня и о его подходе «короля лужи», который позволяет ему раз за разом обходить на крутом повороте все другие, гораздо более успешные в иных условиях виды.
Согласно последним исследованиям, процесс уничтожения австралийскими аборигенами местной мегафауны был проведен в максимально сжатые сроки.
Столь быстрое, а главное, столь тотальное уничтожение всех крупных животных Большой Австралии имело печальные последствия для дальнейшей истории человека в этой части планеты. Вымерли все крупные животные, которые могли бы стать кандидатами на одомашнивание, и в итоге австралийцы и новогвинейцы осталась без возможности самостоятельно завести когда-либо даже самую захудалую домашнюю скотину. Свиньи, которых сейчас повсеместно разводят на острове Новой Гвинеи, попали туда хоть и до европейской колонизации, но тоже связаны с другими, более ранними колонизаторами — арабскими мореплавателями средних веков.
Результат такой цивилизационной катастрофы Австралии печален — за многие тысячелетия австралийцы почти совсем не улучшили свою технику, свои трудовые навыки и бытовые условия, и к моменту прихода европейцев австралийцы все еще пользовались каменными орудиями и жили небольшими общинами, ведущими кочевой образ жизни охотников-собирателей. В столь обедневшей естественной среде это был единственно возможный способ адаптации к быстрому истощению скудных пищевых ресурсов в каждой отдельной местности. Повседневными «национальными блюдами» коренных австралийцев являлись, помимо прочего, лепешки из спор папоротника, мелкие сумчатые размером с крысу и личинки насекомых, причем последние считались изысканным деликатесом. Численность населения всего континента к моменту прихода туда европейцев не превышала нескольких сотен тысяч человек, к тому же обитавших лишь в нескольких разделенных практически безлюдной пустыней экологически благоприятных оазисах, взаимодействие между которыми было тем слабее, чем дальше они были удалены друг от друга.
Люди не щитни — быстро не вымрут. Австралийские аборигены мыса Кейп-Йорк в 1890 году.
А между тем археологи обнаружили в Австралии остатки доисторических деревень каменного века, где число каменных, добротных домов доходило до полутора сотен — свидетельство как минимум сезонной оседлой популяции численностью в несколько сотен человек. На древнейших стоянках обнаружены небольшие каменные изделия, служившие «сменными лезвиями» к составным орудиям и к наконечникам стрел — первые поселенцы Австралии в совершенстве владели луком и стрелами. Позже изоляция и малонаселенность, в сочетании с отсутствием множества ресурсов биологического происхождения привела к тому, что многие навыки были австралийцами необратимо утрачены — тот же лук был по каким-то неизвестным причинам забыт и впоследствии заменен изобретенным уже в самой Австралии бумерангом. Обитатели же северо-восточного полуострова Австралии Кейп-Йорк, изображённые на фото, в какой-то момент забыли и бумеранг.
Ничего хорошего от такого развития аборигены Австралии не получили. Например, рост жителей Кейп-Йорка к моменту прихода туда европейцев, составлял не более 140 сантиметров.
Это — взрослый абориген рядом с европейцем.
При этом, судя по всему, такая карликовость аборигенов отнюдь не являлась какой-то генетической аномалией или поломкой в генах: просто в условиях недостатка энергии (читай: белковой пищи) естественный отбор работал в сторону сохранения и закрепления в популяции генов, отвечающих за низкий рост и малую массу тела в популяции.
Ведь австралийскую мегафауну тогда аборигены уже доели, а для охоты на крыс было достаточно и «абсолютного хищника» размером со щитня с крупную собаку, как это не печально выглядело для австралийских аборигенов.
Что касается других, самых мелких осколков Большой Австралии, то там ситуация сложилась ещё печальнее. В Тасмании, например, к приходу туда европейцев, отсутствовали многие орудия, известные даже примитивным австралийцам Кейп-Йорка. Жителям Тасмании также были неизвестны и многие простые навыки — добыча рыбы, шитьё и даже разжигание огня.
По меньшей мере, еще на трех небольших островах (Флиндерсе, Кенгуру и Кинге), которые были отрезаны от Австралии и Тасмании в связи с повышением уровня океана, связанным с таянием последнего ледника около 10 тысяч лет назад, тоже имелись человеческие популяции австралийской колонизационной волны, но они со временем попросту тотально вымерли. Как щитни в пересохшей луже.
Даже не оставив нам никаких цист — поскольку люди, в общем-то, к этому не приспособлены.
Наша сегодняшняя ситуация в чём-то очень схожа с ситуацией австралийских аборигенов. Мы сидим на вершине пирамиды минеральной энергии, которая заменила нам архаическую пищевую пирамиду, известную нам со времён животного мира и первых цивилизаций.
Более того, «троянский конь», который привёл нас от охотников неолита к земледельцам и скотоводам, шахтёрам и металлургам, нефтяникам и химикам — никуда не делся.
Наш сюжет абсолютного хищника, сюжет успешного щитня в молодой луже, двигает нас вперёд.
И вот тут меня, как аналитика, уже много раз спрашивают: «Господин хороший, а что же нам делать дальше? Любить нефть? Обожать газ? Отдаться вашим мечтам и увлечься атомом?»
Пока в Милане «есть я», пока нефть — это лишь розовый «Бентли» и шуба из норки — любая из цивилизационных ставок России, будь то нефть, газ или мирный атом — лишена какого-либо смысла.
Если «однушка-отстой» и первая любовь чего-то стоит, если только у него есть газ — троянский конь абсолютного хищника и лужа щитня всегда будут с нами. И, к сожалению, от них, как и от будущего вида пигмеев-аборигенов мыса Йорк нам будет некуда деться.
Ведь ресурсы, положенные на любую экспоненту, лишь продлевают её ещё немного в будущее, ничуть не меняя смысла того обрыва, который светит нам в конце пути для экспоненты которая встречается лоб в лоб с логистической функцией «пика ресурсов»:
Неважно, сколько ресурсов есть у вас вначале и сколько ресурсов вы потом нашли или отобрали на пути к своему личному, персональному пику чего-либо. От этого поменяется только форма самой логистической кривой, превратившись из пологого пика в жуткий и неприятно-быстрый во времени своего падения «акулий плавник».
После прохождения которого даже однушка покажется отнюдь не отстоем, а лишь способом не умереть от холода суровой зимой.
Поэтому, господа хорошие, аналитик говорит вам простую вещь, которую, возможно, вам просто не хочется слышать: после какого-то момента — всегда вниз.
Сколько бы Сергей и Андрей не качали нефть или газ, сколько бы Вася не кочегарил атом — пока в Милане будет «любовь всей России» — ничего хорошего в России не будет. О чём, кстати, говорит и официальная версия клипа. Которая, если честно, полный отстой.
И сам атом может спасти нас только в одном случае — если троянский конь потребностей и потребления будет поставлен в тяжёлую телегу с ресурсами, которая постоянно должна идти в гору, а не катиться по удобной ухабистой дорожке вниз, описываемой простым выражением «на мой век Милана и нефти хватит».
Не хватит.
Пора думать о замкнутых циклах.
Европа думает замкнуться с использованием ветра и солнца? Их право, их выбор. Они, в общем-то, давным-давно стали самыми успешными щитнями в нашей земной луже, посмотрим, что у них получится на этом крутом повороте.
России же ни ветра, ни солнца в «новом дивном мире» никто не прибавит. На севере самого большого на Земле континета их просто никогда и не было — и вряд ли появится больше в дальнейшем.
России нужен замкнутый ядерный цикл. Тогда наша лужа переживёт самую суровую зиму в истории человечества, не замёрзнув, как другие лужицы вокруг неё.
А стрекозы и щитни — пусть верят в силу солнца и ветра.
Это, в общем-то, не возбраняется.
В Милане ведь тепло, а в Италии есть и свои исторические сюжеты.
Осень прошла. Лужи мёрзнут. Готовы, господа членистоногие?