Но затем учёные обратили внимание на то, что вовсе не любые детские воспоминания стираются подчистую, ведь, в конце концов, для овладения речью нужна память, и какое-то чувственное восприятие внешнего мира тоже остаётся с человеком. Было решено, что для более сложных форм памяти, которые предполагают осмысление себя и своего отношения к миру, своей автобиографии, просто нет достаточно изощрённого нейронного аппарата, поэтому-то сложные воспоминания и не задерживаются в голове.


Однако большинство таких работ проводились со взрослыми людьми, коих спрашивали о том, что и с какого возраста они помнят. Но не логичней ли проследить динамику памяти у самих детей? Да, это предполагает длительное многолетнее исследование, но это могло бы стать более продуктивным, чем попытки восстановить изменения памяти с помощью взрослых, у которых этой памяти давно нет.

Вот исследователи из Эморийского университета (США) и решили поработать с детьми. В эксперименте Патрисии Бауэр (Patricia Bauer) и Марины Ларкиной участвовали 83 ребёнка, за которыми наблюдали с трёх до девяти лет. Родители должны были расспросить своих чад о событиях, которые с ними произошли несколько месяцев назад: к примеру, детям надо было вспомнить посещение зоопарка или празднование дня рождения. Сам вопрос звучал как бы невзначай, непринуждённо, и ребёнок мог или вспомнить, что тогда было, или перевести разговор на какой-то другой эпизод из прошлого — скажем, с зоопарка на день рождения. И всё же целью учёных и родителей было как можно подробнее выяснить, что и как помнили дети.

Всё это происходило, когда испытуемым было три года, а потом, спустя несколько лет, исследователи снова возвращались и просили детей вспомнить, о чём шла речь тогда, когда им было по три года. При этом, что важно, всех детей разбили на несколько групп, к каждой из которых возвращались лишь однажды, то есть одних расспрашивали в пятилетнем возрасте, других — в шестилетнем, и т. д.

В журнале Memory авторы пишут, что заметный провал в памяти наступал между семью и восемью годами. Пяти–семилетние дети помнили от 63 до 72% «данных», а вот восьми–девятилетние — только 35% того, что происходило с ними в три года. При этом была выявлена любопытная особенность: в раннем возрасте (5–6 лет) ребёнок помнил больше событий, но их детальность и последовательность он помнил не очень хорошо. По мере взросления сами события забывались, но те, которые оставались в памяти, обретали подробности. Авторы работы объясняют это тем, что более прочные воспоминания вступают во взаимодействие с улучшающимися речевыми способностями, а потому структура первых чётче проявляется.

Как бы то ни было, исследователи полагают, что им удалось точнее определить время инфантильной амнезии. Объясняют они её опять же незрелостью детского мозга, у которого просто пока нет ресурсов, чтобы удерживать вместе разные куски автобиографической памяти, понимать их взаимосвязь, последовательность и отношение к событиям из внешнего мира (например, к смене времён года), добавлять к прошлым воспоминаниям свежие, только что поступившие. Учёные сравнивают детский мозг с крупноячеистым ситом, сквозь которое проваливается довольно много информации. По мере взросления отверстия в решете уменьшаются — и мозг теперь может закодировать и заархивировать больше данных.

Объяснение это, как видим, не оперирует вытесненными непотребными влечениями, что должно, наверное, порадовать тех, кто не любит классический психоанализ. С другой стороны, эту психологическую гипотезу, при всей её правдоподобности, хорошо бы подтвердить целенаправленными нейробиологическими исследованиями у детей, которые смогли бы наглядно связать динамику памяти с динамикой развития мозга.

Подготовлено по материалам Эморийского университета. Изображение на заставке принадлежит Shutterstock.