История XX века для нашей страны – калейдоскоп событий, среди которых есть как великие триумфы: Великая Победа над фашизмом, полет первого человека в космос, так и огромные трагедии, коснувшиеся миллионов людей. Одной из таких трагедий является авария на Чернобыльской атомной электростанции 26 апреля 1986 года. Казалось бы, что с тех пор прошло уже немало времени, однако Чернобыльское сражение далеко нельзя считать завершенным. Дело в том, что это не просто техногенная катастрофа, приведшая к массе негативных последствий, проявляющихся и по сей день, но это еще и особая проблема, обнажившая механизмы развития общественных отношений на последнем этапе существования огромной страны под названием Советский Союз. По самым скромным оценкам около полумиллиона советских граждан участвовали в сражении с невидимым врагом. И около 100 тысяч человек из этого огромного числа – советские военнослужащие от рядовых до генералов, которые, как это ни пафосно прозвучит, делали всё от них зависящее, чтобы уберечь мир от распространения убивающей всё живое черной заразы.
Чернобыльскую катастрофу можно назвать последним масштабным сражением, которое вел Советский Союз. И если в классических войнах герои получали ордена и награды, то здесь вместо наград и признания своих заслуг они получали радиационные следы, приводящие к смертельным заболеваниям, способным отразиться не только на них самих, но и на их будущем потомстве. Далеко не каждый военнослужащий, а уж тем более далеко не каждое гражданское лицо, были удостоены значимых наград за тот подвиг, который был ими совершен в 1986 году.
До сих пор не установлено точное число погибших в результате аварии, до сих пор есть несколько версий о том, по какой причине произошел взрыв (вплоть до версии о тщательно спланированной операции иностранных спецслужб), до сих пор нет точного числа людей, на чье здоровье в той или иной степени повлияла эта масштабная катастрофа. Именно эти пробелы в информационном поле заставляют людей во всем мире со скепсисом относиться к самой возможности человека контролировать атомную энергию (будь то ядерное оружие или станции по выработке столь нужной человечеству электрической энергии). Эти же пробелы заставляют снова и снова по крупицам собирать материалы, которые могли бы пролить свет на причины и последствия трагедии не только с той целью, чтобы иметь возможность в будущем не повторять горьких ошибок, но для того, чтобы люди, отдавшие свое здоровье и даже жизни для ликвидации последствий аварии не превратились в прах истории, не были забыты.
На 25-26 апреля 1986 года на Чернобыльской атомной электростанции была запланирована операция по испытанию систем безопасности. Безопасность одного из реакторов собирались испытывать при вводной «Неожиданное отключение системы электропитания». Эта ситуация автоматически приводила к тому, что к реактору РБМК-1000 (реактор большой мощности канальный) переставала бы подаваться вода, необходимая для его охлаждения.
Часто в прессе проходит информация о том, что директор ЧАЭС Виктор Брюханов доверил проведение испытаний смене под начальством Александра Акимова, работу которого должен был курировать заместитель главного инженера электростанции Анатолий Дятлов. Однако сами испытания начались еще до того, как на пост заступила смена Акимова, в которую входил и инженер Леонид Топтунов. В тот момент, когда Акимов с Топтуновым продолжили испытания, на 4-м энергоблоке находилось, по разным данным, от 13 до 15 человек. Именно на смену Акимова легла самая серьезная нагрузка, так как испытания входили в, скажем так, острую фазу.
От успешности проводимых испытаний зависело многое: во-первых, подтверждалась бы надежность РБМК-1000, к которым к тому моменту уже возникали определенные нарекания в плане сложности их обслуживания, а, а во-вторых, сама станция могла получить высокую государственную награду в виде ордена Ленина. После этого ЧАЭС бы ждало наращивание мощностей и соответственно государственного финансирования. Кроме того, после проведения успешных испытаний руководство станции должно было пойти на повышение: в частности, зам главного инженера Дятлов должен был стать директором строящейся станции ЧАЭС-2, главный инженер ЧАЭС-1 Фомин получал бы пост директора станции, а директор Брюханов должен бы был занять более высокий пост, получив звания Героя Соцтруда. По некоторым данным, эти изменения уже активно обсуждались на АЭС, а потому считались делом решенным.
Именно по таким причинам испытания были начаты по плану и без какой-либо дополнительной отработки возникновения нештатных ситуаций на испытуемом энергоблоке.
Первые серьезные проблемы начались после того, как сотрудники смены Акимова во время испытания не смогли противостоять резкому падению мощности на энергоблоке. Реактор от резкого перепада мощностей застопорился. Инженер Леонид Топтунов, который был самым молодым специалистом в смене, следуя инструкциям, предложил немедленно остановить реактор, чтобы не началась необратимая реакция.
Есть несколько версий развития ситуации.
Версия первая.
Молодому Леониду Топтунову, в 1983 году закончившему Обнинский филиал МИФИ, не позволил завершить испытания систем безопасности (в частности, испытания турборгенератора) Анатолий Дятлов, который, по заявлениям многих сотрудников, был человеком весьма жестким и бескомпромиссным. Смене дали понять, что останавливаться в середине пути нельзя, и нужно непременно разогнать реактор снова.
Версия вторая.
Приказ довести испытания до конца сам Дятлов получил от главного инженера станции Н.Фомина, который полностью проигнорировал возможность возникновения угрожающей ситуации в случае новой попытки нарастить мощность реактора.
В последние годы все чаще в прессе проходит информация от людей, которые были тесно знакомы с Анатолием Дятловым, о том, что Дятлов в силу своего профессионализма просто не мог отдать столь преступное указание инженерам, каким было указание продолжать испытания реактора на критической по минимуму мощности.
Как бы там ни было, но мощность, вопреки всем инструкциям, снова стали наращивать с минимальных значений, что стало приводить к полной потере контроля над РБМК-1000. При этом инженеры прекрасно сознавали, что идут на неоправданный риск, но авторитет руководителей и их жесткие установки, видимо, не позволили остановить операцию самостоятельно. Под суд не хотел никто, а ослушаться руководителей на таком стратегически важном объекте – ничего другого кроме суда и значить не могло.
Температура в реакторе после продолжения испытаний стала неуклонно расти, что привело к разгону цепной реакции. Сам же разгон реактора был спровоцирован тем, что смена решила вывести из активной зоны стальные стержни с высоким содержанием бора. Именно эти стержни при введении в активную зону сдерживали активность реактора. Но после их вывода РБМК-1000 на ЧАЭС уже ничто не сдерживало. Никаких аварийных систем остановки на РБМК-1000 не существовало, а потому вся работа в аварийной ситуации целиком и полностью ложилась на плечи сотрудников.
Инженеры приняли единственно возможное на тот момент решение – снова ввести в активную зону стержни. Начальник смены Акимов нажимает на кнопку ввода стержней в зону реакции, но цели достигают лишь несколько из них, так как каналы, по которым стержни должны попадать на свои места, к тому моменту были разогреты до температуры плавления. Материал специальных труб для ввода стержней попросту стал плавиться и закрыл доступ к активной зоне. Зато до цели дошли графитовые наконечники стержней из борной стали, что привело к новому всплеску мощности и взрыву РБМК-1000, так как графит провоцирует увеличением темпов работы реактора.
Взрыв на четвертом энергоблоке произошел 26 апреля в 1 ч 23 минуты. Сразу же после взрыва начался сильный пожар. Точнее, возникло, сразу несколько очагов возгорания, многие из которых находились внутри полуразрушенного здания. Внутренние пожары принялись тушить сотрудники АЭС, которые остались живы после взрыва реактора.
Прибывшие на место трагедии пожарные выливали десятки тонн воды в огонь, получая смертельные дозы облучения, однако потушить все очаги пожара долгое время не удавалось. В то время, когда пожарные расчеты пытались справиться с внешними очагами, свою борьбу внутри АЭС вела та самая смена Александра Акимова, предпринимая все возможное, чтобы справиться с огнем.
После аварии имена Акимова и Топтунова, как и заместителя главного инженера Акимова, стали фигурировать среди главных виновников трагедии. При этом государственное обвинение не старалось учесть, что эти люди фактически оказались на передовой борьбы с бесконтрольностью РБМК-1000, а сама работа по исследованию аварийных состояний была начала даже не в их смену.
После многочисленных следственных разбирательств Анатолия Дятлова суд приговорил к 10 годам колонии по статье 220-й УК Украинской ССР (неправильная эксплуатация взрывоопасных предприятий). Инженерам Акимову и Топтунову удалось избежать суда. Причина тому страшна и банальна – смерть подозреваемых... Они умерли от острой лучевой болезни через несколько дней после взрыва на 4-м энергоблоке ЧАЭС, получив огромные дозы радиации во время тушения пожара.
Директора ЧАЭС Виктора Брюханова сначала сняли с должности, затем исключили из КПСС, а затем суд приговорил этого человека к 10 годам колонии. Главного инженера ЧАЭС Фомина ожидали та же статья и то же обвинения. Однако никто из них не отбыл полного срока заключения.
После оглашения приговоров Анатолию Дятлову и другим сотрудникам ЧАЭС все чаще стали звучать заявления, что на скамье подсудимых должен был оказаться и проектировщик ректоров типа РБМК-1000, а это, ни много ни мало, академик Александров, который заявлял, что такие реакторы настолько безопасны, что их можно ставить хоть на Красной площади, при этом их влияние по степени негатива будет не большим, чем влияние обычного самовара…
Чернобыльский «самовар», который 26 апреля 1986 года взлетел на воздух, привел к катастрофическим последствиям и огромным затратам. В одном из своих интервью Михаил Горбачев заявляет, что казна СССР в связи с необходимостью ликвидации последствий аварии на ЧАЭС потеряла по самым скромным подсчетам около 18 миллиардов рублей (тогдашних полновесных советских рублей). Но при этом экс-руководитель страны не говорит о том, сколько жизней было отдано на откуп борьбы с невидимой страшной силой. По официальной статистике жертвами аварии стали лишь несколько десятков человек, умерших в первые дни после трагедии. На самом же деле из 500 тысяч ликвидаторов не менее половины получили большие дозу облучения. Из этих людей умерло не менее 20 тысяч человек от болезней, вызванных воздействиями радиации.
Людей посылали туда, где уровень радиации был просто астрономическим. В частности, одной из самых «грязных» зон была крыша энергоблока, с которой призванные из запаса 20-30-летние военнослужащие сбрасывали графитовые куски, очищая площадку от завалов. Уровень радиации здесь составлял около 10-12 тысяч Рентген/час (ровно в миллиард раз выше нормального значения радиационного фона). При таком уровне человек мог погибнуть уже через 10-15 минут пребывания в зоне. Единственное, что спасало солдат от радиации – костюмы «био-роботов», состоящие из прорезиненных перчаток, куртки со свинцовыми вставками, свинцовых «трусов», щитков из оргстекла, специальной шапки, защитной маски и очков.
Разработчиком таких костюмов, как и смертельно опасной операции по очистке крыши, считается генерал Тараканов.
Солдаты буквально выбегали на крышу энергоблока, чтобы успеть за ту 1-2 минуты выделенного для них времени сбросить с крыши пару лопат с обломками высокорадиоактивного графита. По свидетельствам тех, кто выполнял такие задачи на ЧАЭС в 1986 году, несколько выходов на крышу приводили к тяжелейшим последствиям, в результате которых молодые здоровые люди превращались в дряхлых стариков. Ионизирующее излучение приводило к тяжелейшим последствиям для человеческого здоровья. Многие из ликвидаторов, поднимавшиеся на крышу энергоблока не прожили и нескольких лет после выполнения поставленной перед ними задачи. За выполнение приказа солдатам вручали Почетную грамоту и по 100 рублей на руки… Для сравнения: после аварии на АЭС «Фукусима-1» в Японии на ликвидацию последствий шли лишь те, кому пообещали сверхвнушительные выплаты; сотни людей, в том числе и работников АЭС «Фукусима-1», просто отказывались идти на риск. Это к вопросу о сравнении менталитета.
Над разрушенным энергоблоком опытные летчики, вызванные из Афганистана, зависали с той целью, чтобы солдаты могли сбрасывать в «котел» сначала мешки с песком, а затем свинцовые слитки, которые должны были стать пробкой для реактора. На высоте около 180 метров над источающим радиацию реактором её уровень в апреле-мае 1986 года составлял не менее 12 тысяч Рентген/час, температура - около 150 градусов по Цельсию. В таких условиях некоторые летчики совершали по 25-30 вылетов в день, получая дозы радиации и ожоги, несовместимые с жизнью.
Однако и такая высота казалась большой. Вертолеты приходилось вводить буквально в жерло взорвавшегося реактора, так как часто мешки с песком не достигали цели. Помимо песка и свинца вертолетчики сбрасывали на реактор специальный дезактивирующий раствор. Во время одного из таких маневров вертолет Ми - 8МТ зацепился за трос башенного крана и рухнул непосредственно на разрушенный реактор. В результате катастрофы погиб весь экипаж вертолета. Вот имена этих людей: Владимир Воробьев, Александр Юнгкинд, Леонид Христич, Николай Ганжук.
Военнослужащие были задействованы для ликвидации последствий не только на самой ЧАЭС, но и в так называемой зоне отчуждения. Специальные отряды выезжали в села в тридцатикилометровой зоне и проводили специальные дезактивационные работы.
В результате титанического труда и по-настоящему беспримерного мужества ликвидаторов был не только возведен знаменитый железобетонный саркофаг, но и предотвращено заражение больших площадей территории. Мало того, ликвидаторы, в состав которых входили и шахтеры, рывшие камеру для так и не установленного охлаждающего устройства под реактором, сумели предотвратить и второй взрыв. Этот взрыв мог произойти после соединения урана, графита и воды, которой пожарные и сотрудники станции заливали огонь. Вторая катастрофа могла привести к еще более чудовищным последствиям. По мнению физиков-ядерщиков, если бы второй взрыв стал реальностью, то о жизни людей в Европе речи бы сейчас уже не шло…
В ознаменование возведения саркофага на ЧАЭС ликвидаторы водрузили на его верхушке красный флаг, придавая этому событию такое же значение, как и водружение знамени победы на Рейхстагом в 1945-м.
Однако возведение саркофага полностью не решило проблему. И сейчас, спустя более 26-ти лет с момента трагедии, уровень радиации в непосредственной близости от ЧАЭС остается высоким. Кроме того, радиоактивные изотопы так и остались в земле и воде на огромных территориях России, Украины и Белоруссии. При этом удивляет то, что эта проблема систематически замалчивается, а если ее и касаются, то говорят о чернобыльской аварии как о событии давно минувших дней. Но люди, которые не понаслышке знают о трагедии в Чернобыле, которые сами принимали непосредственное участие в ликвидации последствий, могут многое поведать о том, насколько страшна угроза.
В этой связи хочется надеяться, что уроки Чернобыля не прошли даром (хотя авария 2011 на АЭС Фукусима-1» свидетельствует, скорее, об обратном), и люди, которые заявляют о полном контроле над атомной энергией, не занимаются самоуспокоением и выдачей желаемого за действительное. Помимо этого хочется думать, что власти (и не только власти современной Украины) готовы сделать всё, чтобы подобной трагедии не случилось никогда.
Является ли в этом случае выходом из ситуации полный запрет на использование АЭС в мире – маловероятно. Да и полный отказ от применения ядерной энергетики в мирных целях – это шаг назад. Поэтому единственный выход – это систематическое повышение уровня надежности работы современных реакторов; повышение до такого уровня, при котором любая угроза в его работе нивелировалась бы многоступенчатым защитным комплексом, сводящим риск человеческой ошибки к нулю.
Использованы материалы:
«Чернобыль. Два цвета времени», реж. Игорь Кобрин;
«Битва за Чернобыль», тк Discovery;
Журнал «Дружба», выпуск №6 1986 г.
«Тайны Чернобыля», А.Полюх
http://chernobyl-travel.com.ua
«Чернобыль. За минуту до катастрофы», реж. Э. Цаунер.
Чернобыльскую катастрофу можно назвать последним масштабным сражением, которое вел Советский Союз. И если в классических войнах герои получали ордена и награды, то здесь вместо наград и признания своих заслуг они получали радиационные следы, приводящие к смертельным заболеваниям, способным отразиться не только на них самих, но и на их будущем потомстве. Далеко не каждый военнослужащий, а уж тем более далеко не каждое гражданское лицо, были удостоены значимых наград за тот подвиг, который был ими совершен в 1986 году.
До сих пор не установлено точное число погибших в результате аварии, до сих пор есть несколько версий о том, по какой причине произошел взрыв (вплоть до версии о тщательно спланированной операции иностранных спецслужб), до сих пор нет точного числа людей, на чье здоровье в той или иной степени повлияла эта масштабная катастрофа. Именно эти пробелы в информационном поле заставляют людей во всем мире со скепсисом относиться к самой возможности человека контролировать атомную энергию (будь то ядерное оружие или станции по выработке столь нужной человечеству электрической энергии). Эти же пробелы заставляют снова и снова по крупицам собирать материалы, которые могли бы пролить свет на причины и последствия трагедии не только с той целью, чтобы иметь возможность в будущем не повторять горьких ошибок, но для того, чтобы люди, отдавшие свое здоровье и даже жизни для ликвидации последствий аварии не превратились в прах истории, не были забыты.
На 25-26 апреля 1986 года на Чернобыльской атомной электростанции была запланирована операция по испытанию систем безопасности. Безопасность одного из реакторов собирались испытывать при вводной «Неожиданное отключение системы электропитания». Эта ситуация автоматически приводила к тому, что к реактору РБМК-1000 (реактор большой мощности канальный) переставала бы подаваться вода, необходимая для его охлаждения.
Часто в прессе проходит информация о том, что директор ЧАЭС Виктор Брюханов доверил проведение испытаний смене под начальством Александра Акимова, работу которого должен был курировать заместитель главного инженера электростанции Анатолий Дятлов. Однако сами испытания начались еще до того, как на пост заступила смена Акимова, в которую входил и инженер Леонид Топтунов. В тот момент, когда Акимов с Топтуновым продолжили испытания, на 4-м энергоблоке находилось, по разным данным, от 13 до 15 человек. Именно на смену Акимова легла самая серьезная нагрузка, так как испытания входили в, скажем так, острую фазу.
От успешности проводимых испытаний зависело многое: во-первых, подтверждалась бы надежность РБМК-1000, к которым к тому моменту уже возникали определенные нарекания в плане сложности их обслуживания, а, а во-вторых, сама станция могла получить высокую государственную награду в виде ордена Ленина. После этого ЧАЭС бы ждало наращивание мощностей и соответственно государственного финансирования. Кроме того, после проведения успешных испытаний руководство станции должно было пойти на повышение: в частности, зам главного инженера Дятлов должен был стать директором строящейся станции ЧАЭС-2, главный инженер ЧАЭС-1 Фомин получал бы пост директора станции, а директор Брюханов должен бы был занять более высокий пост, получив звания Героя Соцтруда. По некоторым данным, эти изменения уже активно обсуждались на АЭС, а потому считались делом решенным.
Именно по таким причинам испытания были начаты по плану и без какой-либо дополнительной отработки возникновения нештатных ситуаций на испытуемом энергоблоке.
Первые серьезные проблемы начались после того, как сотрудники смены Акимова во время испытания не смогли противостоять резкому падению мощности на энергоблоке. Реактор от резкого перепада мощностей застопорился. Инженер Леонид Топтунов, который был самым молодым специалистом в смене, следуя инструкциям, предложил немедленно остановить реактор, чтобы не началась необратимая реакция.
Есть несколько версий развития ситуации.
Версия первая.
Молодому Леониду Топтунову, в 1983 году закончившему Обнинский филиал МИФИ, не позволил завершить испытания систем безопасности (в частности, испытания турборгенератора) Анатолий Дятлов, который, по заявлениям многих сотрудников, был человеком весьма жестким и бескомпромиссным. Смене дали понять, что останавливаться в середине пути нельзя, и нужно непременно разогнать реактор снова.
Анатолий Дятлов
Версия вторая.
Приказ довести испытания до конца сам Дятлов получил от главного инженера станции Н.Фомина, который полностью проигнорировал возможность возникновения угрожающей ситуации в случае новой попытки нарастить мощность реактора.
В последние годы все чаще в прессе проходит информация от людей, которые были тесно знакомы с Анатолием Дятловым, о том, что Дятлов в силу своего профессионализма просто не мог отдать столь преступное указание инженерам, каким было указание продолжать испытания реактора на критической по минимуму мощности.
Как бы там ни было, но мощность, вопреки всем инструкциям, снова стали наращивать с минимальных значений, что стало приводить к полной потере контроля над РБМК-1000. При этом инженеры прекрасно сознавали, что идут на неоправданный риск, но авторитет руководителей и их жесткие установки, видимо, не позволили остановить операцию самостоятельно. Под суд не хотел никто, а ослушаться руководителей на таком стратегически важном объекте – ничего другого кроме суда и значить не могло.
Температура в реакторе после продолжения испытаний стала неуклонно расти, что привело к разгону цепной реакции. Сам же разгон реактора был спровоцирован тем, что смена решила вывести из активной зоны стальные стержни с высоким содержанием бора. Именно эти стержни при введении в активную зону сдерживали активность реактора. Но после их вывода РБМК-1000 на ЧАЭС уже ничто не сдерживало. Никаких аварийных систем остановки на РБМК-1000 не существовало, а потому вся работа в аварийной ситуации целиком и полностью ложилась на плечи сотрудников.
Инженеры приняли единственно возможное на тот момент решение – снова ввести в активную зону стержни. Начальник смены Акимов нажимает на кнопку ввода стержней в зону реакции, но цели достигают лишь несколько из них, так как каналы, по которым стержни должны попадать на свои места, к тому моменту были разогреты до температуры плавления. Материал специальных труб для ввода стержней попросту стал плавиться и закрыл доступ к активной зоне. Зато до цели дошли графитовые наконечники стержней из борной стали, что привело к новому всплеску мощности и взрыву РБМК-1000, так как графит провоцирует увеличением темпов работы реактора.
Взрыв на четвертом энергоблоке произошел 26 апреля в 1 ч 23 минуты. Сразу же после взрыва начался сильный пожар. Точнее, возникло, сразу несколько очагов возгорания, многие из которых находились внутри полуразрушенного здания. Внутренние пожары принялись тушить сотрудники АЭС, которые остались живы после взрыва реактора.
Прибывшие на место трагедии пожарные выливали десятки тонн воды в огонь, получая смертельные дозы облучения, однако потушить все очаги пожара долгое время не удавалось. В то время, когда пожарные расчеты пытались справиться с внешними очагами, свою борьбу внутри АЭС вела та самая смена Александра Акимова, предпринимая все возможное, чтобы справиться с огнем.
После аварии имена Акимова и Топтунова, как и заместителя главного инженера Акимова, стали фигурировать среди главных виновников трагедии. При этом государственное обвинение не старалось учесть, что эти люди фактически оказались на передовой борьбы с бесконтрольностью РБМК-1000, а сама работа по исследованию аварийных состояний была начала даже не в их смену.
После многочисленных следственных разбирательств Анатолия Дятлова суд приговорил к 10 годам колонии по статье 220-й УК Украинской ССР (неправильная эксплуатация взрывоопасных предприятий). Инженерам Акимову и Топтунову удалось избежать суда. Причина тому страшна и банальна – смерть подозреваемых... Они умерли от острой лучевой болезни через несколько дней после взрыва на 4-м энергоблоке ЧАЭС, получив огромные дозы радиации во время тушения пожара.
Директора ЧАЭС Виктора Брюханова сначала сняли с должности, затем исключили из КПСС, а затем суд приговорил этого человека к 10 годам колонии. Главного инженера ЧАЭС Фомина ожидали та же статья и то же обвинения. Однако никто из них не отбыл полного срока заключения.
После оглашения приговоров Анатолию Дятлову и другим сотрудникам ЧАЭС все чаще стали звучать заявления, что на скамье подсудимых должен был оказаться и проектировщик ректоров типа РБМК-1000, а это, ни много ни мало, академик Александров, который заявлял, что такие реакторы настолько безопасны, что их можно ставить хоть на Красной площади, при этом их влияние по степени негатива будет не большим, чем влияние обычного самовара…
Чернобыльский «самовар», который 26 апреля 1986 года взлетел на воздух, привел к катастрофическим последствиям и огромным затратам. В одном из своих интервью Михаил Горбачев заявляет, что казна СССР в связи с необходимостью ликвидации последствий аварии на ЧАЭС потеряла по самым скромным подсчетам около 18 миллиардов рублей (тогдашних полновесных советских рублей). Но при этом экс-руководитель страны не говорит о том, сколько жизней было отдано на откуп борьбы с невидимой страшной силой. По официальной статистике жертвами аварии стали лишь несколько десятков человек, умерших в первые дни после трагедии. На самом же деле из 500 тысяч ликвидаторов не менее половины получили большие дозу облучения. Из этих людей умерло не менее 20 тысяч человек от болезней, вызванных воздействиями радиации.
Людей посылали туда, где уровень радиации был просто астрономическим. В частности, одной из самых «грязных» зон была крыша энергоблока, с которой призванные из запаса 20-30-летние военнослужащие сбрасывали графитовые куски, очищая площадку от завалов. Уровень радиации здесь составлял около 10-12 тысяч Рентген/час (ровно в миллиард раз выше нормального значения радиационного фона). При таком уровне человек мог погибнуть уже через 10-15 минут пребывания в зоне. Единственное, что спасало солдат от радиации – костюмы «био-роботов», состоящие из прорезиненных перчаток, куртки со свинцовыми вставками, свинцовых «трусов», щитков из оргстекла, специальной шапки, защитной маски и очков.
Разработчиком таких костюмов, как и смертельно опасной операции по очистке крыши, считается генерал Тараканов.
Солдаты буквально выбегали на крышу энергоблока, чтобы успеть за ту 1-2 минуты выделенного для них времени сбросить с крыши пару лопат с обломками высокорадиоактивного графита. По свидетельствам тех, кто выполнял такие задачи на ЧАЭС в 1986 году, несколько выходов на крышу приводили к тяжелейшим последствиям, в результате которых молодые здоровые люди превращались в дряхлых стариков. Ионизирующее излучение приводило к тяжелейшим последствиям для человеческого здоровья. Многие из ликвидаторов, поднимавшиеся на крышу энергоблока не прожили и нескольких лет после выполнения поставленной перед ними задачи. За выполнение приказа солдатам вручали Почетную грамоту и по 100 рублей на руки… Для сравнения: после аварии на АЭС «Фукусима-1» в Японии на ликвидацию последствий шли лишь те, кому пообещали сверхвнушительные выплаты; сотни людей, в том числе и работников АЭС «Фукусима-1», просто отказывались идти на риск. Это к вопросу о сравнении менталитета.
Над разрушенным энергоблоком опытные летчики, вызванные из Афганистана, зависали с той целью, чтобы солдаты могли сбрасывать в «котел» сначала мешки с песком, а затем свинцовые слитки, которые должны были стать пробкой для реактора. На высоте около 180 метров над источающим радиацию реактором её уровень в апреле-мае 1986 года составлял не менее 12 тысяч Рентген/час, температура - около 150 градусов по Цельсию. В таких условиях некоторые летчики совершали по 25-30 вылетов в день, получая дозы радиации и ожоги, несовместимые с жизнью.
Однако и такая высота казалась большой. Вертолеты приходилось вводить буквально в жерло взорвавшегося реактора, так как часто мешки с песком не достигали цели. Помимо песка и свинца вертолетчики сбрасывали на реактор специальный дезактивирующий раствор. Во время одного из таких маневров вертолет Ми - 8МТ зацепился за трос башенного крана и рухнул непосредственно на разрушенный реактор. В результате катастрофы погиб весь экипаж вертолета. Вот имена этих людей: Владимир Воробьев, Александр Юнгкинд, Леонид Христич, Николай Ганжук.
Военнослужащие были задействованы для ликвидации последствий не только на самой ЧАЭС, но и в так называемой зоне отчуждения. Специальные отряды выезжали в села в тридцатикилометровой зоне и проводили специальные дезактивационные работы.
В результате титанического труда и по-настоящему беспримерного мужества ликвидаторов был не только возведен знаменитый железобетонный саркофаг, но и предотвращено заражение больших площадей территории. Мало того, ликвидаторы, в состав которых входили и шахтеры, рывшие камеру для так и не установленного охлаждающего устройства под реактором, сумели предотвратить и второй взрыв. Этот взрыв мог произойти после соединения урана, графита и воды, которой пожарные и сотрудники станции заливали огонь. Вторая катастрофа могла привести к еще более чудовищным последствиям. По мнению физиков-ядерщиков, если бы второй взрыв стал реальностью, то о жизни людей в Европе речи бы сейчас уже не шло…
В ознаменование возведения саркофага на ЧАЭС ликвидаторы водрузили на его верхушке красный флаг, придавая этому событию такое же значение, как и водружение знамени победы на Рейхстагом в 1945-м.
Однако возведение саркофага полностью не решило проблему. И сейчас, спустя более 26-ти лет с момента трагедии, уровень радиации в непосредственной близости от ЧАЭС остается высоким. Кроме того, радиоактивные изотопы так и остались в земле и воде на огромных территориях России, Украины и Белоруссии. При этом удивляет то, что эта проблема систематически замалчивается, а если ее и касаются, то говорят о чернобыльской аварии как о событии давно минувших дней. Но люди, которые не понаслышке знают о трагедии в Чернобыле, которые сами принимали непосредственное участие в ликвидации последствий, могут многое поведать о том, насколько страшна угроза.
В этой связи хочется надеяться, что уроки Чернобыля не прошли даром (хотя авария 2011 на АЭС Фукусима-1» свидетельствует, скорее, об обратном), и люди, которые заявляют о полном контроле над атомной энергией, не занимаются самоуспокоением и выдачей желаемого за действительное. Помимо этого хочется думать, что власти (и не только власти современной Украины) готовы сделать всё, чтобы подобной трагедии не случилось никогда.
Является ли в этом случае выходом из ситуации полный запрет на использование АЭС в мире – маловероятно. Да и полный отказ от применения ядерной энергетики в мирных целях – это шаг назад. Поэтому единственный выход – это систематическое повышение уровня надежности работы современных реакторов; повышение до такого уровня, при котором любая угроза в его работе нивелировалась бы многоступенчатым защитным комплексом, сводящим риск человеческой ошибки к нулю.
Использованы материалы:
«Чернобыль. Два цвета времени», реж. Игорь Кобрин;
«Битва за Чернобыль», тк Discovery;
Журнал «Дружба», выпуск №6 1986 г.
«Тайны Чернобыля», А.Полюх
http://chernobyl-travel.com.ua
«Чернобыль. За минуту до катастрофы», реж. Э. Цаунер.