Полная мера свободы

Обе позиции кажутся само собой разумеющимися тем, кто их придерживается, и обе стороны могут привести массу цифр в поддержку своих аргументов. Но что означают эти цифры в конечном итоге? Расчет доли федеральных расходов в валовом внутреннем продукте, например, может показаться мощным и солидным индикатором «большого правительства». Но означает ли это, что Сомали, где центрального правительства практически нет, демократичнее Америки? Можно предъявить аналогичные ответы на либеральные аргументы о безнравственной связи между частными деловыми кругами и государственными интересами. Но в Северной Корее нет лоббистов – однако вряд ли кто-то назовет королевство Ким Чен Ына бастионом свободы.

Многие люди во всем мире стремятся к «демократии». Можно подумать, что столь желанное общественное благо легко измерить. Но это не так – как раз в силу того, что сама концепция демократии - весьма зыбкая и ненадежная. У здоровой демократии много потенциальных составляющих. Понятие народовластия очень сильно разнится от страны к стране и от культуры к культуре. Даже в странах с давними демократическими традициями определение термина «демократия» неразрывно связано со сложными понятиями ценностей. А критерии, по которым эти понятия измеряются, постоянно меняются.

Но сразу сдаваться не следует. Ведь в политике существует много граней и аспектов, которые мы умеем определять количественно. Опросы общественного мнения стали общепризнанной чертой электоральной жизни. Финансы и демография предлагают богатые наборы данных, которые актуальны для политики. Стратеги избирательных кампаний обрабатывают горы данных, дабы понять характер распределения голосов избирателей.

Для измерения демократии чрезвычайно полезно применить сравнительные методы. Сегодня продвижение демократии уже не является исключительной прерогативой Соединенных Штатов и кучки других богатых стран. Количество демократических обществ во всем мире за последние десятилетия резко увеличилось, и многие из этих новичков все чаще предлагают деньги и ноу-хау тем странам, которые стремятся вырваться из оков диктатуры и дисфункции. Но очень трудно понять, добился ли ты результата, если у тебя нет возможности измерить прогресс тех обществ, которым ты пытаешься помочь.

«В макроэкономике мы вкладываем десятки миллионов долларов в такие измерения, - говорит профессор политологии из Бостонского университета Джон Герринг (John Gerring). – Но в политике ничего подобного не существует». Особенно, когда речь заходит о международной сфере. Международный валютный фонд, Всемирный банк, Всемирная торговая организация – все они составляют тонны статистики по сравнительным экономическим показателям. Всемирная организация здравоохранения и прочие общественные организации, занимающиеся здоровьем людей, отслеживают массу соответствующих показателей по всему миру. Их примеру хотели бы последовать и те, кто исследует демократию. Но пока, отмечает Герринг, «у нас нет инструментов для точного и глубокого понимания этих явлений».

В США в качестве основы для оценки состояния либеральных ценностей во всем мире широко используются данные исследований маститой некоммерческой организации из Вашингтона Freedom House. Несколько недель тому назад она опубликовала один из своих ежегодных докладов «Худшие из худших». Цель данного исследования – установить многочисленные «самые репрессивные общества в мире». Неудивительно, что грубая и жестокая Северная Корея, ставшая золотым стандартом тирании, возглавляет этот список.

Но есть и другие случаи, где логические обоснования кажутся менее очевидными. Сирия и Саудовская Аравия, которые недавно дали волю своим силам безопасности в борьбе с участниками протестов, набрали в этом негативном рейтинге по семь баллов (в нем семибалльная шкала, в которой один балл дается самым свободным странам, а семь – самым несвободным). Однако Бахрейн, который отметился таким же вопиющим поведением, в группу самых отвратительных авторитарных государств даже не включили. Причины этого совершенно непонятны.

В академических кругах многие политологи пользуются другой системой рейтингов, которая носит название Polity IV. Некоторые считают ее более утонченной и глубокой с точки зрения методики по сравнению с исследованиями Freedom House. (Есть также Индекс демократии Ванханена, охватывающий период с 1810 по 2000 год, есть Индекс демократии, составляемый Economist Intelligence Unit, есть Барометр демократии (Democracy Barometer)). Каждая из этих систем подходит к рассматриваемой проблеме со своей собственной, вполне конкретной точки зрения. Так, Polity IV концентрируется «только на институтах центральной власти и на политических организациях, действующих или реагирующих в рамках этой власти». Индекс демократии Economist Intelligence Unit пытается охватить более обширный набор критериев, включающих не только избирательный процесс и функционирование государственной власти, но и гражданские свободы, политическое участие и политическую культуру.

Тем не менее, некоторые критики считают такие индексы грубыми и неточными инструментами. Одна из проблем, говорят они, состоит в том, что огромное множество формирующих демократию факторов сводится к единому «счету». (Представьте себе врача, дающего оценку состоянию здоровья человека по десятибалльной шкале. Она даст вам определенное представление о продолжительности жизни пациента, однако не очень-то поможет, если вы пытаетесь излечить его от вполне конкретной болезни.)

Сейчас эксперты начинают отвечать на брошенный им вызов. Возьмем для примера проект Variety of Democracies (Разнообразие демократий), в команду которого входит Герринг. «Демократия это очень сложное понятие, - говорит он. – У нее множество измерений, и поэтому будет неправомерно требовать многого от индекса, авторы которого пытаются свести все к единому счету. Поэтому наш подход заключается в разъединении такого счета». Его команда выводит семь категорий измерений (электоральная, либеральная, партиципаторная, мажоритарная, консенсусная, совещательная и эгалитарная), и проводит подсчеты по каждой из этих категорий.

Конечно, все эти модели могут столкнуться с необходимостью дальнейшего развития и совершенствования, встречаясь с огромным наплывом данных, ставших доступными благодаря современным информационным технологиям. Гуру кибернетики Эстер Дайсон (Esther Dyson) недавно заявила о предстоящем появлении на свет «квантифицированного сообщества», которое будет постоянно оценивать по своим критериям государство, здравоохранение и деятельность их представителей и институтов, способствуя тем самым их совершенствованию. Вы только задумайтесь над этим: в каждом городе есть свои собственные школы, библиотеки, полиция, дороги и мосты, компании и, конечно, люди. Все они вырабатывают огромное количество данных, которые почти никто и нигде не собирает и не анализирует. Но обстановка здесь будет меняться.

У меня есть подозрения, что она права. И это вскоре будет применимо даже к относительно неразвитым обществам, благодаря многочисленным мобильным телефонам, имеющим выход в интернет. Конечно, такие технологии усилят возможности не только для измерений, но и для участия, для наблюдения и для слежки, радикально изменив само содержание демократии, хотя они позволят нам следить за ее взлетами и падениями. Кроме того, мы сможем проводить исследования едва ли не в режиме реального времени, а не с годичными интервалами (как чаще всего происходит сейчас). Не знаю, воодушевляет меня такая перспектива или пугает. Пожалуй, и то, и другое. Но несомненно то, что благодаря ей мы узнаем о себе гораздо больше.

Кристиан Кэрил (Christian Caryl)